Теоретические оптики SSHS. Часть первая. The Very Idea

Применение понятий социальных наук к описанию самих этих социальных наук – не бог весть какая оригинальная идея. Например, в моей дурной голове она поселилась совершенно случайно. Дело произошло так. На историческом отделении ГумФака НГУ, где я учился, часто случались кулуарные разборки между преподавателями. Делились ставки и перспективные студенты. Кто-то кого-то подсиживал, кто-то кому-то покровительствовал, а кто-то даже воровал у коллег тексты. Так как на публику что-то из этого вылезало редко, нам с одногруппниками оставалось только обсуждать слухи в кафетерии «Три корочки» рядом с библиотекой между двумя учебными корпусами.

Был 2011 год. Про Томаса Куна, Рэндалла Коллинза и Михаила Соколова мы, конечно, ничего не знали. Зато советскую историографию Средневековья к тому времени выучили назубок. После очередного скандала на чьей-то предзащите кто-то из нас пошутил: «Вот факультет физики уже достиг стадии капитализма, а у нас пока только феодализм!» Мы нервно посмеялись, допили кофе и разошлись. Но я продолжал об этом думать всю дорогу домой, прижавшись щекой к холодному окну автобуса. Факультеты в соседних коридорах, но их общественные формации такие разные! В чем же дело?

Короче, идея блуждала и блуждает среди многих умов, блестящих и не очень. Многие брались за адаптацию метафор не только из Маркса, но и из Вебера, Дюркгейма, Мида, чтобы понять происходящее в аудиториях, где гуманитарии учатся и защищаются. Уверен, что не единственным, но точно одним из основных мотивов этого было стремление разобраться, почему же мы все такие отсталые и интеллектуально, и организационно на фоне коллег из естественных наук.

Вместе с тем, в отличие от огромной развивающейся области Science and Technology Stidies (STS), изучение социальных дисциплин долго не образовывало никакого единого пространства дискуссий. Скорее, такого рода исследования неоднократно рождались в качестве побочного продукта обсуждений каких-то других предметов не только различных областей социологии, но истории, философии, антропологии, экономики. Увы, они как появлялись, так и оставались погребенными где-то внутри эхо-камер отдельных дисциплинарных и национальных сообществ.

Только последние 10–15 лет вокруг американских социологов начала складываться более-менее единая область Social Sciences and Humanities Studies (SSHS), которая постепенно притягивает к себе представителей и некоторых других анклавов (Dayé 2014). Вышло несколько отличных сборников (Steinmetz 2005; Camic, Gross, Lamont 2011), c 2018 года запущен целый междисциплинарный журнал – Serendipities. Тем не менее, никакого консенсуса относительно того, как именно обществоведам необходимо изучать самих себя, пока не сложилось.

В этой и следующих заметках я сделаю свой скромный вклад в преодоление эпохи феодальной раздробленности, предложив вашему вниманию обзор всех значимых теоретических оптик в SSHS. Речь будет идти не про отвлеченные гранд-теории, а именно о рабочих подходах, которые используются в практике эмпирических исследований. Так как я не могу претендовать на включение всех любопытных имен и работ, приоритет будет отдаваться наиболее влиятельным и оригинальным из них.

Давайте для начала я кратко напомню классификацию подходов, которой обычно придерживаюсь. Развивая мысли Уильяма Сьюэлла-мл. (1992), в любых дебатах по социальной теории можно выделить две ключевые дихотомии. Разумеется, это далеко не единственные способы обозначить акценты в тех или иных подходах. Однако именно два этих деления настолько часто всплывают в дебатах, что я предлагаю в качестве эвристики остановиться именно на них. Тем более, как будет продемонстрированно далее, различные подходы в SSHS отлично подходят в качестве иллюстрации именно к этим линиям концептуальных противостояний.

Первая из дихотомий – это дихотомия структуры и агентности. Одна часть исследователей объясняет взаимодействия агентов через существующее в известном смысле независимо от них социальное целое. Оперирующие таким образом реальности ученые любят писать о доминантной роли «институтов», «полей», «систем», etc. Например, академический мир согласно такой оптике является объективной системой позиций, которая заставляет занимающих их ученых, администраторов, студентов, спонсоров поступать определенным образом.

Другая часть анализирует любой феномен через раскладывание его на взаимодействия, совместным результатом которых является сконструированная социальная реальность. Изучить социальных и гуманитарных ученых – значит исследовать, что и как они именно делают, а не какие-то якобы стоящие за этим безличные силы. Все «объективное» и «независимое» оказывается производной от специфических компонентов или эффектов действия. В таком случае речь идет о «практиках», «фреймах», собственно «взаимодействиях», реже о «ходах».

Вторая из главных дихотомий – дихотомия ресурсов и схем. Одни исследователи объясняют социальные феномены через апелляцию к удовлетворению чьих-то потребностей в условиях дефицита наиболее ценных благ. Такое видение носит подчеркнуто стратегический характер жизни ученых, которые преследуют определенные карьерные интересы. В качестве того, что лежит в основании мотивов социальных ученых, здесь обычно привлекаются понятия «конкуренции», «господства», «коалиций» и т.п. Собственно, пришедший мне в голову десять лет назад образ вассалов и сеньоров из как раз из этой серии.

Их соперники спорят с таким, на их взгляд, крайне бедным пониманием научной деятельности, вульгарно сводящим ее только к материалистической составляющей. Вместо этого в качестве эксплананса они предлагают использовать формы восприятия агентами друг друга и окружающих их социальных феноменов. Коммуникация между агентами и достижение ими взаимопонимания, ставится на первое место, частные интересы отодвигаются на задний план. Для этого выбираются подчеркнуто миролюбивые термины вроде «установок», «ролей», «ценностей» и прочего. Допустим, мы живем, как при феодализме, но даже при феодализме были экклесия и умма!

В итоге из комбинации противоположных членов дихотомий можно выделить четыре хорошо различимых подхода. Коммуникативный структурализм подразумевает объяснение через структуру и схемы, стратегический структурализм – структуру и ресурсы, коммуникативный интеракционизм – агентность и схемы и, наконец, стратегический интеракционизм – агентность и ресурсы. Конечно, мои личные симпатии тяготеют вполне к определенному структуралистскому (даже коммуникативно-структуралистскому) видению социальных наук, но я все же постараюсь подавить в себе партийные пристрастия и отдать должное сильным сторонам всех подходов.

Как всегда в таких случаях, хочется отметить, что моя классификация образует только идеальные типы. Например, многие историки вовсе отказываются делать акцент на какой-то одной линии объяснения происходящего, предпочитая описывать лишь общую канву фактов. Конечно, обычно на заднем плане нет-нет да и появится какой-то определенный образ социального, но центрального места он обычно не занимает. Оттого такие работы не попадут в обзор. Разумеется, они крайне ценны другими вещами, но не теорией, а этот обзор – в первую очередь про нее.

Бывают и теоретические гики, которые, напротив, стараются продумать и объединить в своем подходе интуиции из двух, трех, всех четырех оптик. При условии, что они не просто свободно спекулируют и дают советы эмпирическим социологам, а проводят собственные исследования, я буду относить их к одному из типов, хотя с оговорками и нюансами. And with that out of the way let’s get into it.

Продолжение следует...