Тень Чёрной руки: корни и плоды правого террора

Феномен «правой революции» и «правого подполья» занимает умы многих наших участников и читателей. В рассказах ПКБ он получил своё название: «Рутения» – нечто вроде Междуморья на границе либерального Запада и ордынского Востока. Да и в романе-первоисточнике нашего названия происходил низовой бунт консерваторов. Причём правизна понималась нами не как что-то обязательно строго ортодоксальное, а максимально расширительно (имперство, либертарианство, зиги и так далее). 

В современности образ патриотического боевика крайне популярен, в том числе по обе стороны российско-украинской границы. В основном это парамилитарии, выходцы из ультраправых движений. Казалось бы, вот оно, воплощение архетипа. Но «было гладко на бумаге, да забыли про овраги». Опыт показал, подобные группировки зачастую оказываются замешаны в довольно инфернальных практиках. 

Может, они просто «недостаточно правые»? Вагнеров и русичей западники называют совками (хотя что там, строго говоря, советского?). О запрещённых в России «РДК» один ТГ-автор пишет, что социальная база группировки соответствует не классическим правым, а анархистам и криминалитету. Но дело в том, что для правого, а особенно с приставкой «ультра», это вполне органично! Не копая совсем глубоко, перенесёмся в начало XX века на Балканах...

В XIX веке большинство революционных террористов, конечно, были левыми: против них, к слову, и создан жанр антинигилизм. В основном революционеры были чужды народной массе, за исключением люмпенизированных слоёв (в России революционных агитаторов сдавали жандармам крестьяне). По крайней мере, до поры до времени. Однако на Балканах с их специфическим положением славян «меж нескольких огней» (к слову, Рутения – это ведь Руритания, то есть клишированная балканская страна) ярко оформляется феномен национально-освободительного терроризма, самым меметичным застрельщиком которого, пожалуй, является сербская организация «Чёрная рука».

Конечно, для сколь бы то ни было продвинутого в истории читателя – это азы, но роль этой организации как архетипа, пожалуй, недооценена. «Чёрная рука» совместила патриотический пафос тройной отгонки с заимствованиями из «Катехизиса революционера» С. Нечаева. Герцеговинский поэт Владимир Гачинович (гусары, молчать) в свою очередь вдохновлялся русскими эсерами и народовольцами, призывая к террору против австрийских вельмож. Организация не только с огромной вероятностью причастна к убийству австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево, но и зверски расправилась со своей же «непопулярной» королевской четой Обреновичей.

Об отношениях организации Аписа и Церкви практически ничего неизвестно. В одном историческом видео упоминается о клятве при вступлении в братство, при которой фигурируют икона, череп с костями (глава Адама) и клятва на крови. Первые элементы вполне каноничны, но последнее уже выбивается из практик ортодоксии. Патриоты-славянофилы, которые одобряют организацию Аписа – что тогда плохого в чернилах с кровью «азовцев»? Ещё можно вспомнить «причастие» своей кровью на религиозно-философских собраниях декадентов в России.

Ещё на тему религии: одним из участников Сараевского убийства был босниец-мусульманин Мехмедбашич. Не совсем понятно, насколько индоктринированный, но братание во имя революционной сверхцели налицо. Собственно, современный исламский «освободительный» террор в исполнении этнических диаспор – тоже форма национального террора. Безусловно, ислам и по умолчанию воинственен, но воинственность бывает «lawful», как у Саладина или Шамиля, а бывает «ассассиновская». К слову, в «Перелётном кабаке» пехотой злодея-реформатора становятся спрятанные в подполье (буквально) турки. 

«Чёрная рука» исчезла (к слову, реабилитировали её в Югославии коммунисты), но дело её жило. Увы, львиная доля антикоммунистического, антисемитского, антилиберального «прямого действия» проходила под знаком крайнего ожесточения. Что, в принципе, неудивительно на фоне эпохи и с тем учётом, что легальные способы борьбы со злом у реакционеров отобрали. Но если белогвардейцы – это ещё осколки Имперской армии, а войска стран Оси – всё же упорядоченные формирования, то какая-нибудь «Железная гвардия» – признавая ряд еë заслуг, в чëм-то жутковатые парамилитарии, для лидера которых «революция была важна не как инструмент, но как сама стихия», ставилась цель создания «нового человека». Крайней формой подобных организаций можно считать Тонтон-макутов (кто-то после этого удивлён, что некоторые укронацисты призывают мольфаров и астарт, а русналисты проклинают оппонентов и делают тульп?). 

У правых модно каждый год упоминать об акции возмездия Бориса Коверды. Популярен и Пётр Горгулов, убийца либерального президента Франции (кстати, большой любитель черепов и первобытного дикарства – настоящий мрачноштан). Поймите правильно, уж точно не ортодоксам защищать Войкова, но есть что-то духовно нездоровое, когда делают кумиров из одиночек-линчевателей в обход святых своего времени. Трудно представить в паблике нео-белых «с неоном, Гослингом и Вархаммером» дифирамбы романтическому сопротивлению А. Шмореля (в случае с Рейхом; лучше восславить максимально лютую партизанщину), исповедничеству при лоялизме Луки Крымского, юродству блаж. Матроны или Гавриила (Ургебадзе). А ведь это и есть подполье против мироправителей века сего.

В конечном итоге пути Церкви и пути правого терроризма в принципе разошлись, несмотря на ряд общих врагов. Конечно, существуют движения катакомбников, но в основном лидеры ультраправых настроены антихристиански, как апологет наци-подполья Уильям Пирс (к чьей книге мы даже подбирались) или грабивший храмы убеждённый атеист Тесак. Из деятелей Рейха неонацисты будут равняться скорее на О. Дирлевангера (видимо, в противовес «скучному» Вермахту из «пролов»), а в казачьем движении оценят их дикость, напоминавшую П. Врангелю «армию Стеньки Разина». В 2019 праваки просто упивались культом Брентона Тарранта. Мы тогда «из солидарности» как-то обтекаемо говорили про «антигероя», но если без прикрас, с точки зрения Евангелия: это резня, бесовское действо (тем более, он и близко не христианин). 

Тем не менее, часть правых боевиков обратились ко Христу или как минимум стали «уважать Церковь». Естественно, миссионеры не в праве их отталкивать, более того, мотивированные люди могут стать ревностны и в вере. Но здесь можно вспомнить организацию «Белая рука» – так обезоруживающе откровенно называлась тайная организация по борьбе с «Чёрной рукой». Она тоже была революционной и террористической, но «легализовалась». Примерно то же происходит с парамилитариями в наш век. Не случайно, персонажи вроде ВайтРекса так ненавидят и презирают «остепенившихся» братий наподобие Эспаньолы и Маваши. Это отношение революционного тайного кружка к Шатову, который «продался жандармам» (ещё одна параллель: сам Шатов не стал настоящим реакционером, а почвенной тенью демона-Ставрогина). В принципе, слово «ссучившийся» звучит от подпольщиков напрямую. Примерно такое же отношение дудаевцев к кадыровцам. Ну, и в целом уголовные вайбы и иррациональная ненависть к полиции у этой публики в крови. Насколько это соответствует библейскому отношению к властем, даже в период, когда христиане властью не владели: говорить излишне.

«Революция справа» – такая же тёмная стихия, как и классическая левая. Есть более «упорядоченные» её формы, есть совсем людоедские. В традиционном обществе бунтовали против традиций, сейчас т.н. «развитое» общество что на Западе, что на Востоке, глубоко антитрадиционно. Мейнстримом политической мысли является социализм и материализм (советские или неомарксистские). Неудивительно, что на волне протеста, зачастую справедливого (против ТНК, миграции и так далее) поднимаются люди с менталитетом перманентного революционера, для которых первичен именно бунт и террор. Это опасная энергия, чьи носители хотят всё и сразу, стать хунтой выше власти и Церкви, как оригинальная «Чёрная рука», или как минимум иметь карт-бланш на убийство неугодных. Если им не дают, то они готовы перейти на сторону противника в войне (к слову, этим современные коллаборанты отличаются нравственно от «оригинальных», которыми двигала боль за отечество, а не своих подельников по банде), а если не на сторону – то хотя бы устроить военный мятеж. 

На постсоветском пространстве левые, несмотря на численное превосходство в сети (например, паблики про СССР) и доминирование в образовании, составляют меньшую часть вооружённого подполья, за исключением каких-то микроскопических банд анархистов. В основном здесь действуют правые разных форм (в том числе красно-коричневые: хоть сто раз можно упомянуть об их любви к Сталину, но по духу это шовинисты и почвенники, «освобождающие народ от ига компрадоров/новиопов». Здесь мы становимся перед выбором, как путь террора даже против нехорошего режима (для сербов Австрия была оккупантом) или же не уподобиться злу (и не превзойти его).

Идея христианского подполья, включающего и «союзных правых», при этом всё ещё актуальна. Но от некоторых иллюзий пора отказаться. Прививкой от превращения в тайное общество по «разрушению старого мира» должно в первую очередь стать смирение: не в плане показного лоялизма, а борьбы со страстями и ненавистью в широком смысле, включая, конечно, гордыню – национальную и личную. И это не отвержение старых идеалов: просто есть антигеройство положительное, а есть переход в область тьмы.