Тегеран - 24

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ГАЛЛЯМОВЫМ АББАСОМ РАДИКОВИЧЕМ. 18+

Примерно с полгода назад я написал текст об иранской политике, который выложу сейчас ещё раз. Надеюсь, он поможет вам лучше почувствовать тамошнюю атмосферу, поможет понять, что у них в Тегеране происходит и какие у всего этого есть перспективы. 

***

Про то, что главным драйвером иранского политического процесса является борьба между консерватории и реформистами, знают все. С точки зрения россиян самым интересным в этом смысле является то, что участвуя в предвыборных кампаниях, иранские политики из реформистского лагеря регулярно снимают свои кандидатуры в пользу друг друга. Они действуют именно так, как и положено единомышленникам, - пытаются оптимизировать результат всего своего лагеря, а не только свой лично. В этом смысле иранцы принципиально отличаются от российских оппозиционеров, патологически неспособных объединять усилия. Поэтому, в отличие от наших, тамошние оппозиционные политики вплоть до последнего времени нередко выигрывали выборы. Если бы не неизибраемая и опирающаяся на силу политическая надстройка в лице Верховного лидера, Совета стражей и так далее, эта страна давно была бы совсем другой…

Вообще, иранский режим - один из самых странных в мире, но в то же время он имеет немало общего с российским. Исламская республика безусловно авторитарна, а в некоторых смыслах даже тоталитарна, но при этом там и демократии временами тоже бывает очень много - намного больше, чем у нас. Это какая-то очень странная смесь - гибрид автократии, теократии и демократии. 

При всём том, что в стране есть безусловный лидер - рахбар, - власть там не очень консолидирована. С самого начала прямо на институциональном уровне в Иране были заложены серьёзные противоречия - например, между парламентом и Советом стражей, который в отличие от первого не избирается, зато наделён правом проверять принимаемые тем законы на предмет их соответствия исламским ценностям и конституции. Без одобрения Совета закон не вступает в силу, вот эти два института и конфликтуют - чуть ли не с первого дня своего существования. Чтобы разруливать их противоречия пришлось даже учредить специальный орган - Совет целесообразности, - но и тот не всегда справляется. 

Помимо конфликта Совета стражей с парламентом еще одной точкой напряжения являются отношения парламента и президента. Местные депутаты неоднократно демонстрировали, что они не прочь взять исполнительную власть под свой контроль, заменив президентскую республику парламентской. В начале ведь она именно такой и была - до 1989 года. Тогда, незадолго до своей смерти, основатель режима имам Хомейни решил поменять Конституцию, однако довести дело до ума не успел. Пришедший ему на смену Хаменеи заменил парламентаризм президентской республикой и с тех пор мучается - со всеми четырьмя успевшими поработать при нем президентами у него были серьезные стычки. Только с нынешним - пятым - их пока, вроде, не было, но тот, в конец концов, только половину первого срока отработал, так что лиха беда начало. Во всяком случае первый громкий конфликт уже произошел - многие в Иране подозревают, что за случившимся полгода назад медийным скандалом по поводу шикарного шоппинга, которым занималась в Турции семья председателя парламента, - политика, крайне близкого к духовному лидеру страны - стоит окружение нового президента Раиси.  

Да, конечно, с точки зрения законодательства возможности последнего несопоставимы с полномочиями верховного религиозного лидера, зато он имеет одно принципиальное политическое преимущество - популярный мандат. Духовный лидер ведь не избирается народом, а в XXI веке это даже в Иране - слабое место. Парламентская республика, гарантирующая контроль над исполнительной властью с помощью лояльного депутатского большинства, в этом смысле представляет собой для рахбара определенный соблазн. Возможность замены системы Хаменеи не исключает. В 2011 году он даже публично сказал: мол, если почувствуем, что так лучше, то так и сделаем. В конце 2019 года 151 депутат иранского парламента - то есть, большая их часть, - подписали письмо с призывом изменить Конституцию и перейти от президентской формы правления к парламентской. Верховный аятолла тогда попросил отложить обсуждение этой темы и формально отказ оформили «до следующего созыва». Следующий созыв пришёл, так что тема может в любой момент всплыть снова. 

***

На последних президентских выборах - в 2021 году - набор кандидатов в Иране оказался необычайно скудным - примерно как в России. Если раньше, заботясь о легитимности, власти всегда допускали до выборов сильных соперников, превращая кампании в подобие американских - то есть, абсолютно живых, наполненных реальной борьбой, - то в этот раз победитель был известен заранее. Можно предположить, что новая стратегия была связана с резко усилившимися протестными настроениями - режим предпочёл не возбуждать избирателей и не рисковать. Но нельзя исключать и того, что ещё одной причиной решения Верховного правителя стало его нежелание чересчур сильно легитимизировать нового президента. Ясно, что после таких ущербных выборов, как в этот раз, его можно считать кем угодно, но не полноценным политиком. Ни до одного из предшественников он в этом смысле не дотягивает. 

С этой точки зрения, кстати, стоит обратить внимание на то, что решение выполняющего функции местного Центризбиркома Совета стражей о недопуске некоторых политиков до выборов аятолла Хаменеи раскритиковал как несправедливое, сказав по сути, что будущий победитель - Раиси - побеждает не очень честно. О том, что победитель получил действительно хромую легитимность, говорит, например, рекордно низкая явка. По сравнению с предыдущими выборами она упала на 25 процентных пунктов. Количество испорченных бюллетеней тоже впечатляет - 13 процентов, при том, что предыдущий рекорд составлял лишь 4 процента. 

Собственно, последняя кампания и наводит на мысль о возможной замене президентской формы правления парламентской. Найти кандидата, который одновременно удовлетворил бы и народ, и правящий клир в условиях растущих протестных настроений будет всё сложнее. Выхолащивание же института выборов и превращение их в фикцию по образцу путинской России сейчас уже чревато - такие вещи надо делать либо в самом начале, когда режим ещё крепок, либо уже не делать никогда. В этой ситуации переход к парламентской форме правления может оказаться вполне себе рабочим вариантом, который на какое-то время вернет властям контроль над повесткой и продлит жизнь режиму. 

***

Короче, внутренних противоречий в Иране хватает, и многие из них связаны с двойственной природой власти в стране - с попыткой совместить взаимоисключающие по своей сути принципы. Речь о лежащей в основе режима концепции «вилаят аль-факих», в соответствии с которой государственные институты должны функционировать под надзором исламского духовенства. Наложить идею подобного надзора на принцип народовластия, который в наши дни приходится изображать даже автократам, не так-то просто. Особенно в ситуации, когда религиозность в стране падает - а именно это там сейчас и происходит. 

В иранской Конституции сказано, что источник суверенитета в стране один - Аллах. Поэтому любое решение, принятое любым государственным органом, будь он хоть трижды избран народом, может быть отменено и пересмотрено осуществляющим надзор за государственными структурами от имени Аллаха духовенством. Для верующего человека в конструкции этой, в принципе, всё логично: он без проблем признает верховенство Всевышнего не только в вопросах веры, но и по политическим вопросам. Проблема только в том, что согласно данным опроса, проведённого в 2020-м году исследовательским центром GAMAAN, в качестве верующих шиитов себя сейчас идентифицирует лишь 32 процента взрослого населения. Еще 5 процентов называют себя верующими суннитами и 3 - последователями суфизма. Даже если суммировать все эти три показателя - это всё равно меньше половины. Но тут и суммировать нельзя - отношения между шиитами и суннитами - мягко говоря, непростые. Отвечая на вопрос полстеров о том, как изменилась их религиозность в течение жизни, 47 процентов респондентов заявили, что раньше они были религиозными, а теперь таковыми быть перестали; ещё 41 процент сказал, что их убеждения в течение жизни не менялись, и лишь 6 процентов утверждают, что они трансформировались из нерелигиозных в религиозные. Совершают положенный пятиразовый намаз лишь 27 процентов иранцев, ещё 10 заявили, что молятся «когда чувствуют в этом какую-то особую потребность». 60 процентов сказали, что они вообще не молятся. Отвечая на вопрос о том, должны ли религиозные предписания подкрепляться силой государственного закона, согласились с этим лишь 14 процентов респондентов, в то время, как 68 процентов заявили, что государство этим заниматься не должно. 

Поведение протестующих тоже говорит о растущем антирелигиозном настрое. Если 12-15 лет назад во время своих уличных манифестаций оппозиционеры скандировали «Аллаху Акбар», то в ходе последних выступлений Аллаха они уже не упоминали, зато многократно кричали «смерть муллам». Во время протестов по случаю смерти Махсы Амини священнослужители массово отказывались выходить на улицу в своих традиционных одеждах, поскольку это было небезопасно. В Иране очень популярны шутки по поводу покрытых пылью экземпляров Корана, которые никто не открывал годами, но которые лежат на самых видных местах в гостиных на случай неожиданного визита «полиции нравов».

***

Осознавая проблему слабеющего религиозного чувства соотечественников, несколько лет назад Хаменеи провозгласил начало нового - второго - этапа исламской революции. Главной целью было объявлено искоренение источников чуждого идеологического влияния и укрепление веры в сердцах молодежи. Последняя-де оригинальной революции не застала, так пусть насладится хотя бы ее вторым этапом. Воспользовавшись призывом аятоллы, контролирующие Совет стражей хардлайнеры как раз и ограничили допуск противных их лагерю кандидатов на выборы президента в 2021-м - о чем я упомянул выше, - а также на парламентские выборы 2020-го и 2024-го. 

Похоже, что концепция «исламизации политической системы», запущенная Хаменеи, призвана покончить с характерным для современного Ирана разделения правящих элит на хардлайнеров и «умеренных прагматиков». Она провозглашает индоктринированность (на которой специализируются первые) ценностью более высокого порядка, чем практический результат (являющийся специализацией вторых). Имам как бы говорит: точное следование рецептам, прописанным в скрижалях, гарантированно приведёт нас к конечной победе, в то время как прагматизм может обеспечить лишь энное количество тактических успехов, но не более того. 

При этом надо иметь в виду, что молодежи имам предлагает не только кнут в виде «исламизации», но и пряник - в виде допуска к власти. Собственно именно необходимостью передать штурвал молодежи Хаменеи и обьясняет потребность в предварительном индоктринировании недопустимо либерального поколения. Дескать, как только почувствуем, что можно вверить вам судьбу революции, так сразу же флаг вам в руки. Сейчас провозгласивший необходимость «омоложения государственного аппарата» аятолла активно нашпиговывает аппарат молодежью - не любой, конечно, а той самой, что доказала верность идеалам исламской революции и готовность нести её знамя до конца. 

***

Вообще между иранской и российской политикой немало общего, однако есть одна принципиальная разница. Происходящее в Иране носит гораздо более серьёзный - менее фиктивный, если можно так выразиться, - характер. 

Очевидных фейков в Иране меньше, институты вообще нередко имеют реальную социальную базу, а не умозрительные конструкции, придуманные околовластными политтехнологами. Возможно это связано с бэкграундом лидеров. В отличие от выращенного в пробирке Путина, и Хомейни, и Хаменеи прошли через революцию. Они делали политику per se - в чистом виде. Они сами были в оппозиции, на своей шкуре испытали подполье и гонения, потом сами сметали старый режим и практически с нуля строили новый. В отличие от Путина они видели ситуацию с противоположной стороны баррикад и знают, что возможности государства по подавлению оппозиции и манипулированию общественным мнением небесконечны. Именно поэтому и первый послереволюционный лидер Ирана, и второй - при всей их нетерпимости и авторитаризме - выстраивали систему, имеющую гораздо большую связь с реальностью, с обществом, чем в России…

Тем не менее режим это всё равно не спасёт. Общество, когда-то - полвека назад - уставшее от шахской светскости и прозападной ориентации и согласившееся поэтому впасть в религиозность и изоляционизм, постепенно возвращается на магистральный путь, с которого когда-то свернуло. 

Помешать ему аятоллы не смогут.