Театр уж полон...

Итак, перевод Уолтера Арндта, серьёзного исследователя, профессора русской литературы в Дартмуте и академического переводчика с немецкого ("Фауста" перевёл, между прочим), польского и русского. Набоков работу Арндта раскритиковал в пух и прах, но не потому, что перевод был плох — просто у В.В. уже лежал в издательстве свой прозаический перевод с комментарием, а тут такая незадача!..

The house is full, the box-tier glitters,

The pit, the stalls — all seethes and stirs;

Impatient dapping from the sitters

On high: the rising curtain whirs.

There stands ashimmer, half-ethereal,

Submissive to the magisterial

Magician’s wands, amid her corps

Of nymphs Istómina — the floor

Touched with one foot, the other shaping

A slow-drawn circle, then — surprise —

A sudden leap, and away she flies

Like down from Aeol’s lip escaping,

Bends and unbends to rapid beat

And twirling trills her tiny feet.

Как минимум, следовало бы отдать Арндту должное: перевод очень тщательно и точно следует оригиналу, хорошо держит ритм, хотя немножко не поспевает за пушкинским: then — surprise — a sudden leap, and away she flies никак не равно "и вдруг — прыжок! и вдруг — летит!". Но ведь в целом хорошо, очень хорошо.

Далее Чарльз Джонстон, вернее, сэр Чарльз Хепберн Джонстон, дипломат с красноречивым послужным списком — "третий секретарь посольства в Токио с 1939 по 1941", ага, потом Каир, Мадрид, Китай и Корея, Бонн, Иордания и, венец карьеры, Верховный Комиссариат Протектората Южной Аравии, опять ага — и переводчик русской поэзии; у джентльмена должно быть хобби. Отдельно прекрасно, что женат этот джентльмен был на праправнучке Николая I и крестнице Николая II, княжне Наталье Багратион, но нас сейчас прежде всего интересует перевод "Онегина".

The house is packed out; scintillating,

the boxes; boiling, pit and stalls;

the gallery claps — it's bored with waiting —

and up the rustling curtain crawls.

Then with a half-ethereal splendour,

bound where the magic bow will send her,

Istómina, thronged all around

by Naiads, one foot on the ground,

twirls the other slowly as she pleases,

then suddenly she's off, and there

she's up and flying through the air

like fluff before Aeolian breezes;

she'll spin this way and that, and beat

against each other swift, small feet.

В чём Джонстону не откажешь, так это в какой-то удивительно ладной элегантности. Прыжок Истоминой он растаскивает на две строки, но как хорошо получается: then suddenly she's off, and there she's up and flying through the air — разбивается это ровно после there, получается невольно восклицательная пауза, пока ты следишь глазами за взлетающей балериной.

В 1990 году за "Онегина" берётся ещё один профессор русской литературы, на этот раз из Университета Теннесси, Джеймс Фейлен. Пушкина он сделал много, "Бориса Годунова" перевёл, а ещё переводил Ахматову и Пастернака. Человек понимает и чувствует русский стих, очевидно уже по одной строфе:

The theatre's full, the boxes glitter;

The restless gallery claps and roars;

The stalls and pit are all ajitter;

The curtain rustles as it soars.

And there — ethereal — resplendent,

Poised to the magic bow attendant,

A throng of nymphs her guardian band,

Istomina takes up her stand.

One foot upon the ground she places,

And then the other slowly twirls,

And now she leaps! And now she whirls!

Like down from Eol's lips she races;

Then spins and twists and stops to beat

Her rapid, dazzling, dancing feet.

And now she leaps! And now she whirls! — это, конечно Пушкин-Пушкин, и это прекрасно.

И, наконец, перевод Стэнли Митчелла (2008), ещё одного профессора, преподававшего русскую литературу и компаративистику в нескольких британских университетах. В биографической справке про него трогательно пишут, что он did national service during which he learnt German and Russian; и что же это за госслужба, на которой учат немецкий и русский, ума не приложу!..

The house is full; the boxes brilliant;

Parterre and stalls — all seethe and roar;

Up in the gods they clap, ebullient,

And, with a swish, the curtains soar.

Semi-ethereal and radiant,

To the enchanting bow obedient,

Ringed round by nymphs, Istomina

Stands still; one foot supporting her,

She circles slowly with the other,

And lo! a leap, and lo! she flies,

Flies off like fluff across the skies,

By Aeolus wafted hither thither;

Her waist she twists, untwists; her feet

Against each other swiftly beat.

Обратите внимание на the gods, у нас это "раёк", очень театральное слово, идеально соответствующее пушкинскому. And lo! a leap, and lo! she flies — великолепно, более того, flies повторяется в следующей строке, сохраняется пушкинское "летит! летит", что, конечно дорогого стоит.

Четыре очень достойных перевода. Так и хочется сказать, что Пушкина можно доверить только профессорам и шпионам — впрочем, уже сказала.