«Те зверства, которые русские творили в моем родном городе Буча, это ужасно»

Геннадий — о жизни в оккупированной Буче, о соседе по подвалу, который вышел и больше не вернулся, о расстрелянных электриках, которые пытались починить ЛЭП, и о сожженных людях на Житомирской трассе. 

— Давайте вернемся в 24 февраля. Как это было?

 У меня ночная работа, поэтому ночью я не спал. Я работал и параллельно смотрел видео. И я смотрю, наш президент Зеленский выступает с заявлением, что Украина хочет мира, и мы не хотим ни с кем воевать. И в этот момент я начинаю понимать, что сейчас что-то будет. Потом я еще на «Пикабу» зашел в комментарии, и увидел, что уже приказ отдан, готовьтесь. А потом Путин выступил в 5 утра с заявлением, что он проводит спецоперацию. Ну, фактически объявил войну. Я своих разбудил, и мы начали готовиться. Естественно, все были растеряны, в шоке, в панике. Я, честно говоря, разумом понимал, что он, скорее всего, нападет, но сердцем отказывался в это верить.

Мы пошли в аптеку, магазины, покупать еду. Собрали вещи. И как раз со стороны Киева, когда мы уже обратно собирались идти (было где-то 9-10 утра, были очень большие очереди), полетели самолеты в сторону Гостомеля, начались взрывы. Видимо, как раз десант спустили, и там начались бои. Мы пошли домой, и приготовились сидеть в подвале. У нас в соседнем доме был подвал, мы его оборудовали, и там ночевали каждую ночь. И сидели там, даже когда нас еще не оккупировали — с первого дня. Там было спокойнее. 

Было очень хорошо слышно взрывы из Гостомеля. Там за лесом у нас получается километров 5. Слышно было очень хорошо, когда бои за него шли — и днем и ночью. 

— А когда начались серьезные бои за город?

Естественно, стало намного лучше слышно {обстрелы}. И свистели снаряды над домами, через нас стреляли. Громко очень было, но мы никуда не вылазили, мы сидели в подвале. Когда затишье было, мы возвращались домой, чтобы приготовить еду, а потом возвращались в подвал. Я очень уставал за день — и морально, и физически — поэтому я спал как убитый. А остальные рассказывали, что ночью хорошо слышно было, как взрывается. Несколько раз рядом падали снаряды, к нам осколки прилетали: в нашем доме осколок попал в квартиру. На одном из этажей пожар был, мы его тушили…

— В первые 3 дня войны МО РФ рассказывало, что они уничтожают только военную инфраструктуру. Но когда смотришь на кадры из Мариуполя, возникает много вопросов. А как было в Буче?

Ну да, в Мариуполе… Да. По поводу Бучи. К нам на улицу не заезжали, это точно. Как нам рассказывали, русские не стреляли целенаправленно по домам. Но опять же, я сам не видел, у нас они спокойно себя вели. Они {русские} заняли ЖК, который подальше от нас находится. У нас БТР афганских войн стоит в Буче, вот они мимо него проезжали, стреляли в него. Подумали, наверное, что настоящая техника. По частным домам, рассказывали соседи, стреляли из пулеметов. Я не знаю, зачем и почему. Там окна выбивало, следы от пуль есть. Артиллерией в нашем районе точно не стреляли — ни украинцы, ни русские. Но попал снаряд в институт (лаковые изделия, химия в общем), там радиовышка была, она сгорела, и после этого связь пропала.

— А какого числа заняли город?

Где-то спустя неделю, уже перешли полностью, и бои переместились к Ирпеню. С этой же улицы Яблоньской — они зашли туда, их там байрактарами накрыли, колонну сожгли полностью. Ну, вроде байрактары поработали, у них радиус поражения метр на метр, дома целыми остались. И вот так несколько раз в Буче разбили колонну. А потом они все-таки зашли, и наши отступили в Ирпень. Это было где-то на седьмой день. Прекратились бои, они зашли, и мы в оккупации были. Тероборона тоже принимала участие.

— Много человек в ней состояло?

Я знаю, что очень много желающих было в нее записаться в военкомате. В первый день войны очень много туда людей пошло, очереди были, не всех брали. Мой друг был в теробороне. Но с ним связи нет, не знаю, что с ним сейчас. 

— Что такое жизнь в оккупации? Что было после того, как русские заняли город?

Когда они зашли, пропали свет, вода, газ, отопление. Все пропало. То есть вся инфраструктура была нарушена, во время боев там повредили линии электроснабжения. Наши электрики поехали ее чинить, и эту группу расстреляли. Ее не пропустили. Шесть человек, да. Они поехали в опасный участок, где еще бои были. Их расстреляли. С нами был электрик один, который в этой организации работает. Он нам это и рассказал, что с ребятами связывался, они поехали ремонтировать, и вот их расстреляли. И больше никто из их организации не хотел ехать, говорили, пока не освободят, никто ничего ремонтировать не будет. Сказали, света больше не будет. Без света насосы перестали работать, поэтому не было воды — ходили набирать воду к колодцам и к скважинам. Газ еще был несколько дней после того, как остальное пропало, но потом и газ пропал — повредили трубу. То есть готовили на кострах, рубили деревья, заборы, палки собирали. Готовили еду, потом спускались в подвал, там кушали, ночевали — вот такой был распорядок дня. 

Особо старались никуда не ходить, сидели в своих дворах, далеко не ходили, только к скважине. 

— Вчера появились страшные кадры с телами на дорогах, на улицах. Минобороны РФ говорит, что это провокация и ложь. С другой стороны, провластные каналы заявляют, что люди могли погибнуть из-за того, что там месяц назад взрывали мост. 

Почти все мосты повзрывали, когда еще русские не зашли. Естественно, это нонсенс: когда мост взрывают, не разлетаются на сотни метров осколки, чтобы кого-то убить. Тем более у трупов пулевые ранения, так что взрыв моста — это бред. И когда взрывают, естественно, гражданских не пускают к мосту. 

По поводу трупов. Мы находились в относительно безопасном месте, к нам заходили русские, посмотрели нашу улицу, у нас она такая тупиковая. Никаких важных инфраструктурных объектов тут не было, они походили и ушли. Заняли только жилой комплекс возле дороги, которая идет на Ирпень. Свою технику они ставили прямо перед домами, чтобы, видимо, их не накрывали.

Они заезжали через Стеклозаводскую, а затем на Яблоньку, и через нее ехали на Ирпень, штурмовать.

Товарищ, с которым мы связывались, живет на этой улице. Он рассказывал, что русские обстреляли дом, там все на пол легли, потом они ворвались, проверили у всех телефоны. Но его не трогали, хотя он молодой парень. Сказали: «Если выйдете из хаты, то расстреляем вас». И они сидели там несколько дней. Они, как он говорит, днем уходили с этой улицы, почти все, и шли в наступление, у них не получалось, и на ночь они возвращались обратно, технику рядом с частными домами ставили. Он говорит, что его дом им не понравился (угловой), поэтому у него технику не оставляли. И в очередной раз, когда они уехали на штурм, он вместе с семьей через огороды, через другие дома ушел в центр Бучи, и оттуда уже уехал. 

— Эти фотографии и видео, где заходят украинские солдаты в город, и разбросаны тела, это та самая улица?

Яблоньская, да. На Яблоньской точно есть трупы. Туда из нашего подвала ходил мужчина к своей теще, хотел ее навестить. Его 3 дня не было, а он должен был вернуться на следующий день. Наши ребята пошли посмотреть, куда он делся. И когда один из них подошел к этой улице — там Вокзальная есть, она идет на Ирпень, а есть Яблоньская, она идет на Стеклозавод — когда к этой улице подходишь, там стоят русские солдаты. И когда он туда пришел, ему помахали, чтобы он подошел, но он развернулся и начал убегать. В него стреляли, он через забор перепрыгнул, там пересидел, переждал.

Спустя несколько дней пошли на Яблоньскую еще раз посмотреть, там на перекрёстке уже солдата не было, и они издалека увидели целую кучу этих трупов. И на Вокзальной тоже трупы были. И русских солдат обгоревших — там колонна сгорела. И мирных жителей были трупы расстрелянные. И да, они были с белыми повязками. И когда он дошел до поворота на Яблоньку, из-за угла посмотрел, увидел мужчину, одетого, как наш сосед. Лица он не видел, потому что мужчина лежал лицом в землю. Но одет он был полностью как наш сосед из подвала. И он обратно ушел.

Мирные жители в белых повязках ходили по городу, потому что нам сказали, что белые повязки — это повязки мирных людей. Мы ходили в них, и когда эвакуировались, все машины были обвязаны белыми повязками. И все люди на руки повязывали их. Ну, и русские, кстати, тоже были в них. 

— Сегодня Минобороны РФ заявило, что «за время нахождения данного населенного пункта под контролем ВС РФ ни один местный житель не пострадал от каких-либо насильственных действий». 

Это неправда. Потому что у людей, которые сидели с нами подвале, многие родственники жили на Стеклозаводской, на Яблоньке. И все говорили про заложников… Я, честно говоря, не верил в это. Я их оговаривал, спрашивал, ну зачем, зачем им это делать? Просто мирных людей… Это как-то неправильно. Не может быть такого. Я не верил, что такое вообще может быть.

Мы на своей улице абсолютно спокойно передвигались. Более того, на соседской улице стоял блокпост русских, и туда бабуля ходила заряжать телефон. Если мимо них проходить, они смотрят, есть ли у тебя на телефоне фото или видео блокпоста, русской техники. Если нет, пропускают. Ну, то есть нормально было. А с другой стороны — километр дистанции — в Буче вот такие зверства были. 

Действительно, трупы были точно. Люди не возвращались. Мы один раз из подвала выходили, паника была. Нам позвонили со Стеклозаводской и сказали, что русские заходят в подвалы и забирают мужчин. Мы быстро разошлись по домам, но на следующий день вернулись. 

— А какой был смысл брать в заложники мужчин?

Если какое-то предположение я и могу выдвинуть, почему на Яблоньской расстреливали людей, то это потому что у них там были позиции. Они непосредственно оттуда атаковали. Там находилась какая-то ударная группировка, а не просто блокпосты.

Не только мужчин. Можно предположить, что вот тут наши позиции, нельзя сюда ходить. Какая тут логика может быть?… Конечно, это бесчеловечно, но логика войны, она такая. А по поводу того, что брали в заложники и расстреливали — я вообще не понимаю, зачем так издевались над людьми. Наши люди точно говорили, что да, берут. В подвалах родственников их брали. 

Мой друг выехал на второй день, когда еще Буча была украинской, в Стоянку. Потом и оттуда уехал. А бабушка у него осталась на Стеклозаводской. А когда она захотела уехать (когда газа, света уже не было), когда русские контролировали Бучу полностью, ее уже не выпускали. Ее не выпускали из дома даже костер распалить, чтоб еду приготовить. Они сидели все по домам. 

— Но возможность эвакуироваться была?

Да, действительно можно было через блокпост пройти и выйти в центр, а с другой стороны могли расстрелять. Все зависело от района. Были более опасные — там, где была ударная группировка, где их было много — там людей не выпускали, брали в заложники. А та часть Бучи, которую условно можно тылом назвать, там было поспокойнее. По крайней мере, на нашей улице было тихо. И дома у нас бедные. Поэтому туда не ходили мародерить. В жилые комплексы, которые выглядят солидно и респектабельно (Буча и Ирпень — это такие маленькие города-спутники, которые активно начали строиться, много людей из Киева сюда приезжало), вот там русские точно мародерили.

В Буче очень много домов всяких звезд, богатых людей, там дачи строят. Они очень дорого-богато выглядят. Заборы по 6 метров. Там выносили все. А хрущевки не трогали, по крайней мере на нашей улице. Походили-посмотрели, бабуле одной водички дали. Развернулись и уехали. 

Тот друг, который уехал на запад, у него в жилом комплексе целая куча их стояла.

— Когда вы смогли эвакуироваться?

Я точно не помню, но то ли 13, то ли 14. Дали зеленые коридоры, несколько людей ушло, говорили, что безопасно, можно выехать. Мы какое-то время сомневались, кто-то остался. Но большинство решило, что надо попробовать выехать. Нам говорили, только по центральным улицам эвакуироваться и не пробовать через тропы и поля идти, потому что там стреляют по всем. Мы собрали вещи, обвязались белыми повязками, сосед посадил нас на машину, и мы выехали. Там выезжала целая колонна машин. Часть людей вообще пешком пошла до горсовета, туда приехали автобусы, и их тоже вывезли. Вывозили через деревни, по Житомирской и Варшавской трассам нельзя было ехать. Вывозили через Белогородку, а затем уже в Киев. 

Мы, правда, заблудились немного, и поехали по Житомирской трассе. Не по зеленому коридору поехали. Наш водитель очень сильно переживал и случайно поехал в другую сторону. Колонна разделилась на две части — часть за нами поехала, а часть куда нужно. Там была проселочная дорожка, и он решил туда не сворачивать. В общем, поехали в направлении Житомира, а там уже русские были. Мы едем, видим, мужчина нам рукой машет. Мы подъехали, это оказались русские. Буряты или якуты, наверное — такая внешность. Два танка рядом с дорогой стоят на обочине. И спрашивают: «Куда едете». А наш водитель, забавно получилось, поздоровался на украинском языке: «Добрый день». И спрашивает: как проехать в ту деревню, куда нам надо. А тот бурят смотрит, и он сам не понимает, где находится, а его спрашивают, как проехать. Ну, и говорит: «Я не знаю. Дайте телефон». Он дал телефон, сказал пароль, тот ввел, начал смотреть фото, видео, и водитель наш спросил, можно ли нам уехать. Бурят сказал, да, уезжайте. Водитель телефон так и не забрал, просто развернулся и уехал. И мы уже успешно проехали, нашли проселочную дорогу, и оттуда уже в Киев. 

По Житомирской дороге много машин взорванных, трупы лежат. Наверное, под обстрел попали — обгоревшие трупы. Там именно разница чувствуется: на Яблоньке просто человек с прострелянной рукой, телом, в голову выстрел… А на трассе лежат обгоревшие трупы, машины сожженные. Но проехать можно было. 

—То есть обстреливали людей, которые просто уехать пытались?

— Вы смогли эвакуироваться в Киев, а потом?

Да, мы с Киева уехали в другое место. Сейчас, конечно, в Бучу рано возвращаться. Там заминировано все, разграблено. Инфраструктуры никакой нет. Не говоря уже о работе. И магазины тоже замародерили. Ничего нет. Мародерили и наши, и русские. Я бы даже не сказал, что мародерили… Когда еда закончилась, то люди пошли, разграбили магазины. Ну, и русские когда зашли, тоже зачищали все — в основном, квартиры. 

— Вчера появилась фотография с телами женщин на обочине дороги. Девушки обгоревшие, накрытые покрывалом. Появляется много информации об изнасилованиях. У вас было что-то подобное?

У нас говорили люди, что на Яблоньке насилуют. Вот именно на Яблоньке — там ад какой-то был. Что там происходили страшные вещи, и с женщинами, и мужчин расстреливали, и в плен забирали. Яблонька, Стеклозаводская — на одной улице практически все. У нас на улице такого не было, но у нас и русских военных практически не было. Те, кто были — не трогали нас. Да, разъезжали на своих БТР, лавочки, деревья, сады, заборы (у нас такой красивый городок был) все подавили, но на нашей улице людей не трогали. А те, кто был со мной в подвале, те рассказывали, что да, на Стеклозаводской зверства происходят. Я не верил, потому что у нас было спокойно, а там, наоборот, какие-то расстрелы и изнасилования. Не укладывалось в голове. 

А у нас относительно спокойно, нам повезло, что у нас ничего важного не было, никакой дороги на Ирпень, и проезда никакого нет. 

— Сейчас россиянам рассказывают, что мы несем освободительную миссию, освобождаем украинцев от нацистов, фашистов, что у вас нацистская власть, притесняют русский язык и устраивают дискриминацию русских. Насколько это правда?

Это неправда. Я на русском разговариваю в быту, и мне всегда нравилась русская культура. И сейчас нравится. Мама меня воспитала на русском, читала мне сказки. У нас никто никого не притесняет, когда на русском общаешься. Единственное, документы — да, на украинском надо вести. Никого тут не заставляют, нет никаких бандеровцев. До всех этих событий мне хотелось, чтобы Украина нейтральная была, чтобы мы дружили, чтобы мы и не в Европе были, и не с русскими — нейтральными, как Швеция. Такой маленький островок, и дружили бы и с теми, и с теми. Я думал, что вступление в НАТО спровоцирует Россию на агрессию, ну оно так и получилось.

А в быту никаких ограничений. В Киеве очень много людей на русском разговаривают, в Буче практически все на русском общаются. Людей, которые специально цеплялись — «общайтесь на мове» — таких очень мало было. В основном на русском, на суржике, на украинском. У нас националистические партии, «Правый сектор», «Свобода», они набирают 2-3% на выборах. За них голосует очень мало людей, это никому не интересно. 

— Вы сказали, что до всех этих событий, хотели, чтобы Украина дружила с Россией, чтобы россияне с украинцами дружили. У вас поменялось мнение?

Я до сих пор хочу, чтобы люди дружили. Мы и похожи, и непохожи с русскими. Не хочется использовать формулировку «братские народы», но мы все равно очень близкие, потому что жили вместе в СССР. У многих людей родственники в России. Россия и Украина очень связанные страны, и очень больно смотреть на то, что сейчас происходит. Как эти «братья» мой родной город уничтожают. Очень печально. То есть к самому государству, РФ, негативно отношусь, и из-за людей, которые это все поддерживают. Много видео есть, чат-рулетка, где люди просто — один из Украины, другой из России — обзывают «хохлами», комментарии где-то: «а мы вас разобьем, мы вас раздавим». Не знаю… Есть и адекватные русские, с которыми приятно общаться. У меня девушка была из Татарстана, из России. Абсолютно приятный, хороший человек. 

— Сейчас многие русские даже боятся на русском разговаривать — за пределами России. Кому-то стыдно быть русским. Я удивлена, что у вас такое отношение, потому что это большая трагедия и ужас. 

Я имею в виду, что мне нравится сама русская культура. Дружить с русскими адекватными людьми — которые понимают, что происходит, и не хотят, чтобы это все было, чтобы это все прекратилось. Нормальные соседские отношения.

И у нас должны быть нормальные отношения. Я в этом смысле говорю — что надо как-то это заканчивать.  А то, что стыдно — конечно, стыдно, когда страна такое творит. Есть люди, которые выходят на митинги, но я понимаю, что большинство все-таки это поддерживает. Это не русские, это холопы обычные. Ну, это ужасно, конечно. Это неправильно. 

— Как думаете, чем закончится война?

Хотелось бы победой. Чтобы вводили санкции, чтобы люди в России понимали, что происходит. Хочется, чтобы мирные переговоры привели к какому-то результату. Наши, понятно, не хотят Крым, Донбасс отдавать, а русские хотят их забрать… Хотя раньше говорили, что будут «денацифицировать, демилитаризировать». Сейчас уже об этом не говорят. Какие цели у них уже? Очень бы не хотелось, чтобы это превратилось в Афганистан, чтобы здесь бесконечно шла война. Хотелось бы, чтобы побыстрее все закончилось, чтобы русские вышли отсюда, и какой-то компромиссный вариант… Что мы нейтральные будем, и чтобы гарантии у нас были, чтобы в случае нападения нам помогли серьезно. Нам, конечно, дают оружие, но без танков, самолетов войну не выиграешь. 

— Может поэтому и стремилась Украина в НАТО, чтобы на случай вот такого была защита?

Так и есть. Проблема в том, НАТО говорили, что в ближайшее время нас не примут, и как раз в это ближайшее время, пока мы туда хотим, но нас туда не берут, на нас могут напасть. Вот так и получилось. Пока мы готовились туда войти, на нас напали. 

— Хотели бы что-то сказать россиянам? Тем 80%, которые верят, что русские войска в Украине кого-то освобождают?

Сложно… В первую очередь, освобождать нас ни от кого не надо. У нас нет нацистов, бандеровцев у власти, и вообще к идеям Бандеры в Украине относятся по-разному. Про нацистов — бред полнейший. Очень много людей любили Россию раньше. А сейчас после этого… у меня знакомые, которые любили Россию, очень сильно разочаровались.

После 14 года ухудшилось сильно отношение, а после последних событий, нормальных отношений между нашими странами не будет десятилетиями. И я хотел бы призвать русских, чтобы они адекватно оценивали ситуацию и включали логику, когда они слушают пропаганду. Потому что те заявления, которые вы мне демонстрировали, это просто смех. То, что ВСУ сами обстреливают дома, что ВСУ расстреливают своих же людей. Тероборона… Тероборона — это друзья, это родственники, это люди, которые рядом встали, взяли оружие, у них даже бронежилетов нет. Это люди, которые по месту обороняют. Что они, своих родственников расстреливать будут? Своих соседей, друзей? Это просто в голове не укладывается, как такое можно сообщать.