Такая стерва зажжет на пикнике

🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Такая стерва зажжет на пикнике

ВСЕ АВТОРСКИЕ ПРАВА ПРОИЗВЕДЕНИЯ ЗАЩИЩЕНЫ. ОПУБЛИКОВАНО В ТЕЛЬ-АВИВЕ, В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ "БЕЙТ НЕЛЛИ! BEIT NELLY MEDIA. 2014.

ISBN 978-965-7386-98-9

ОТ АВТОРА - ЗАРАНЕЕ ПРОШУ ИЗВИНЕНИЯ ЗА ОПЕЧАТКИ... ОПУБЛИКОВАНО БЕЗ КОРРЕКТУРЫ.


"Проживаем жизнь не мы,
это жизнь нас проживает".

Аркадий Смирнов,
поэт, бард.
г. Москва.


ФИМКА
Сюжет для романа
в эпизодах и хрониках

От автора

Совершенству нет предела, мой
роман – это только первый шаг к нему.
Решив написать этот роман, я долго размышлял, какова должна быть форма подачи того, о чем хочу рассказать. Решил идти за своей интуицией и главными воспоминаниями. Если поведать обо всем подряд, не пропуская деталей, жизненных ситуаций, то пришлось бы писать не одну, а с десяток книг. Поэтому рассказываю о тех моментах жизни, которые врезались в память навечно, независимо от того, когда произошел тот или иной эпизод. Я не делаю заметок, черновиков, планов повествования, я иногда даже не знаю о том, что напишу в следующем предложении, абзаце. Кстати, так же писались мною детские сказки и рассказы. Выбираю только концепцию, мысль, тему для произведения, начало его и примерный финал, и – вперед к написанию.
В этом романе (буду все же называть его так) для меня важно было рассказать о своей жизни, будь это короткий эпизод или продолжительный отрывок времени, который красноречиво отражает главную суть происходящего в данный биографический момент. Зачастую по небольшому эпизоду воспоминаний можно представить более полную картину происходящего или додумать это своими воспоминаниями. Ведь все мы, я имею в виду своих друзей, близких, а также современников, варились в одной и той же советской каше, с ее оттепелями и перестройками.
Да, и еще одно: я ведь не Достоевский или Лев Толстой. Пишу, как могу, стараюсь донести до вас, дорогие читатели, события из своей жизни, очень похожей на жизнь сотен тысяч таких же людей, как и я. Не надо меня с кем-то сравнивать или пытаться иронизировать по поводу формы и содержания романа. Просто читайте и идите за мной по пути, пройденному Фимкой от и до. До сей поры.
4
Аминь!


ПРОЛОГ.
– А ты, Фима, кто по национальности будешь? – спросила учительница.
– Не знаю, я у мамы спрошу.
– Такой черненький, армянин, наверно. Так пока и запишу карандашом.
И Федосия Ермолаевна записала Фимку армянином. Потом она, засомневавшись в чем-то, спросила:
– А ты далеко живешь? Может быть, сбегаешь домой и спросишь у мамы, кто ты по национальности. Мне тут журнал надо заполнить обязательно. Чтобы с первого сентября был порядок.
Поскольку Фимка жил совсем недалеко от школы, учительница первого класса попросила его сходить домой и уточнить необходимые ей сведения.
Мальчик выскочил из класса и помчался за национальностью. Запыхавшись от бега, он ворвался в квартиру и с порога закричал:
– Мама, мама, учительница спрашивает, кто мы, кто мы по нации?
– Ну и что ты ей сказал?
– Я ничего не сказал: я ведь не знаю. Она записала меня пока армянином.
– Что?! – это раздался громкий одесский голос бабушки Сони, которая услышала невероятную весть: мальчик не знает, что он еврей!
– Господи, боже мой, ребенок не знает, что он не гой! Иди сейчас же и скажи, что мы евреи!
– Какенские такие – евреи? – звонким голосом спросил новоявленный первоклассник.
– Так, Ида, бери ребенка и иди с ним сама в школу, а то они там такое в пятой графе напишут, что на всем поколении потом пятно будет. – Она сказала всю фразу на языке идиш, но Фимка почему-то ее понял и даже не удивился этому.
Мама взяла сына за руку и отправилась в школу исправлять несправедливость…
5
– Вот видите! Какая у нас страна, – говорила ей потом учительница, – дети в СССР даже не различают, кто какой национальности. Это ли не прекрасно?! Смотрите, в первый класс 46-ой самаркандской школы записались дети русских, украинцев, татар, немцев, бухарских евреев. У нас учатся также таджики, мордвины, армяне, корейцы и даже грек. Это дети тех, кого приютил Узбекистан во время Великой Отечественной войны 1941-45-ых годов, а также после конфликтов и переворотов в Греции и Корее.
– Моего Фиму запишите евреем, пожалуйста, – выслушав проповедь молодой учительницы, сказала мама.
– А не пожалеете? В его метриках нет графы – «национальность». Я могу написать всё, что угодно, – глядя исподлобья на хрупкую женщину, спросила Федосия Ермолаевна.
– Нет, – решительно ответила молодая мама, – не пожалею!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
УРОКИ ДЕТСТВА
Итак, Фимка узнал, что он еврей, и поскольку его мама и бабушка этим очень гордились, то гордиться начал и он. Правда, первым делом эта гордость обернулась разбитым в кровь носом, потому что на следующий день, придя в школу и войдя в класс, он услышал за спиной: «Во, жиденок появился!». Почему-то Фимке это выражение не понравилось.
Может быть, он уже слышал где-то такое выражение, и что-то в нем было оскорбительным до ужаса. Повернувшись к мальчишке, который это сказал, оскорбленный кинулся на него в яростном порыве. Оба начали колотить друг друга наотмашь руками, не видя перед собой ничего, кроме оскала зубов. В конце концов, они одновременно врезали друг другу по носу. Брызнула кровь, которая ярко засверкала на беленьких рубашечках.
Поскольку по закону тогдашних драк все заканчивалось с появлением первой крови, то оба побежали во двор к единственному водопроводному крану. Обтираясь и смотря друг на друга со злобой, они вдруг ни с того ни с сего начали хохотать. Показывая друг на друга пальцами, они смеялись заливистым детским смехом, который
6
раскатывался по маленькому школьному двору, потом улетал к небу, где пахло осенью. Самаркандской необыкновенной осенью.
Осень, она везде необыкновенна, в каждом месте земного шара у нее свой привкус, свои законы, свои цвета, свой распорядок. В Самарканде, в этом экзотическом городе Средней Азии, осень чиста, как капелька дождя, она красива, как янтарное ожерелье или ожерелье из оникса. Чинары, и серебристые тополя, и фруктовые деревья в садах окрашивались в ярко-желтый или оранжевый цвет. Листья были уже полумертвы, но как-то чертовски красивы! Однако это была ранняя осень, осень-женщина, когда еще не падала скопом сухая, искореженная морщинами листва, которую потом огромными вениками подметали узбеки-дворники. Они собирали ее в большие кучи и поджигали. Листья горели медленно. Над такими «кострами» поднимался густой, голубоватый и едкий дым, который долго не летел кверху, а стелился между домами и деревьями, словно сгоревшие души листьев не желали покидать эту грешную землю.
В это время года самаркандское бирюзовое небо особенно прозрачно. Оно сливается с глазурными красками минаретов медресе на площади Регистан. В то время, когда здесь начинал жить Фимка, у стен древних великолепных архитектурных строений еще можно было увидеть караван верблюдов, пришедших из песчаных пустынь Кара-Кум и Кизил-Кум, что в переводе обозначает Черный песок и Красный песок. Верблюды, прекрасно чувствовавшие себя на фоне бирюзовых орнаментов Регистана, медленно и с достоинством, лежа на животах, жевали жмых, который им подбрасывали погонщики в ярких восточных халатах. Вокруг еще бегали мальчишки-водоносы, державшие в руках металлические кружки и маленькие ведерца с холодной колодезной водой. Кружка была одна на всех, но гриппом почему-то никто не болел!
И конечно – лепешки! О, эти знаменитые самаркандские лепешки! Ни с чем не сравнимый вкус, аппетитный запах, необычайный аромат особого узбекского «хлеба», которым в этом городе пропитано все: воздух, дома, аллеи, сады и парки. С одной стороны, лепешка, сделанная из пшеничной муки и воды, – каждодневная еда, к которой привыкаешь сразу, если живешь в Самарканде. Но в этом удивительном городе ее, лепешку, пекут в глиняных печах (тандырах) так искусно, что нет в мире вкуснее именно самаркандской лепешки. В этом признаются все жители Средней Азии: и узбеки, и казахи, и
7
киргизы, и туркмены, и таджики. Пара лепешек, два три помидора, килограмм винограда – и ты сыт весь день! И, конечно, запивается это зеленым китайским чаем из маленькой и старой пиалы!
А уж зеленый чай Фимка впитал в себя с молоком матери, которая за четырнадцать лет эвакуации прекрасно овладела узбекским языком. Он научился от хозяина квартиры, которую семья Ташлицких снимала на первых порах жизни в этом городе, заваривать чай, правильно наливать в пиалу и раздавать гостям. Несмотря на то, что у дяди Анвара бывало много гостей, пили они из двух, максимум из трех пиал. Поэтому чай в пиалу наливали чуть меньше половины, чтобы он остыл и был пригоден для питья за то время, что передается гостю. Выпив чаю, гость возвращал пиалу раздатчику с чайником. И если тот зазевался, постукивал пальцем по звонкому фарфору, как бы напоминая, что надо наливать напиток следующему гостю. Пили порой и из одной пиалы, но гриппом, заметьте, снова никто не болел!
Фимка, еще не знавший суеты и мирских проблем, просто рос обыкновенным мальчиком, у которого были мама, папа, сестренка и бабушка Соня, дедушка Абрам, еще одна бабушка Берта и дядя Гена! В пять лет он уже мог читать букварь и маленькие детские книжки. Писал пока заглавными буквами, как научила мама. Считал до ста и мог сложить простые цифры. Кроме того, он был неусидчив, вертелся, как волчок, и был до ужаса любопытен! Однажды такое любопытство едва не стоило ему жизни!
А случилось это так. Квартира, которую они снимали в Самарканде на улице Шаумяна, была частью домика на земле, где был небольшой сад из нескольких фруктовых деревьев. Практически вся эта улица, тенистая и тихая в прошлом, с каменной мостовой (асфальта еще на ней тогда не было), состояла из таких домиков и садиков.
Так вот, сады разделял длинный и высокий глиняный дувал (забор по-русски). И там, за забором, творилось что-то невероятно интересное. Фимка понимал это по разным звукам, громким голосам людей, которые там жили, по лаю собаки. По огромной черной блестящей машине, она выезжала каждое утро из больших деревянных ворот, и в ней сидел грустный и строгий генерал. Откуда Фимка знал, что этот человек генерал? Так ему казалось! Хотя позже оказалось, что он прав!
8
Когда за глиняной стеной забора вдруг однажды зазвучали детские голоса, смех, шум игры, Фимка не выдержал. Подставив к дувалу лестницу, он полез наверх, чтобы, наконец, удовлетворить свое любопытство. Скрываясь за листвой яблони, он заглянул в соседний двор. Ему открылась захватывающая картина: сад, благоухающий розами, кустами смородины, яблонями, ветки которых свисали почти до земли под тяжестью спелых, сочных плодов. Посреди двора видна была деревянная резная надстройка колодца. Там, на крышке, стояло огромное ведро, наполовину наполненное хрустально-чистой водой.
А возле крыльца дома, под навесом, лежала огромных размеров овчарка, которая, зажмурив глаза, отдыхала после сытного обеда. Рядом с ней валялась пара обглоданных костей и большая миска с водой.
Неожиданно из дома с громкими радостными криками вывалилась детвора. Их было пятеро: три девочки и два мальчика-подростка. Они, смеясь, рассыпались по двору и попрятались, кто куда. Игра была знакома Фимке, в Самарканде ее называли не прятки, а «куликашки», от русского слова «куличить», то есть печь куличи. Все стихло, и на крыльце появился «генерал», который был одет в спортивные штаны и в ярко-красную футболку. Высокий, атлетически сложенный мужчина, гладко выбритый, он напоминал Фимке спортсмена с плаката, который висел возле городского стадиона «Спартак».
– Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! Кто не спрятался – я не виноват! – весело и звонко прокричал хозяин дома и стал методично находить и отлавливать детей. При этом он быстрее всех успевал к ступенькам веранды, «застукивал» очередного играющего и снова бежал искать. Когда был найден последний играющий, все пятеро устроили свалку и повисли на отце, хватаясь, кто за плечи, кто за шею, кто за руки. Он, сильный и крепкий, выдержал этот натиск и даже пробовал кружиться.
– А ну, Байматовы, все за стол, – это их громко позвала вышедшая на крыльцо невысокого роста красивая женщина. – Пироги готовы, пора чай пить. Тимур, неси их в дом. И она стала окликать каждого по имени, словно боясь пропустить кого-то: Гайрат, Ришат, Азиза, Диляра, Фируза! Быстренько мыть руки.
– Тамара, ты забыла меня посчитать, – весело откликнулся «генерал».
9
Мальчики, пожалев отца, сами вбежали в дом, а «генерал», подхватив девочек как пушинок, отнес их за дверь. Затем вернувшись к женщине, крепко поцеловал ее в губы. Обнявшись, они ушли « за кулисы».
Фимке показалось, что он сейчас посмотрел отрывок из очень интересного спектакля. Он спустился вниз. Сел на маленькую скамейку, стоявшую в их дворе, и задумался. Он не помнил, когда последний раз его отец вот так играл с ним или вот так целовал маму. Может, потому, что тот всегда был «в поле». Дело в том, что Фимкин отец Владимир Борисович Ташлицкий работал топографом. Он состоял в огромной армии советских специалистов, которые ходили по всем республикам (напомню, их было пятнадцать) и составляли географические и военные карты земель СССР. Сначала на фанерных планшетах, а потом на специальной бумаге.
«Папа уехал в поле» – эти слова были как пароль к тому, что надо терпеливо ждать отца. Фима представлял себе огромное поле, поросшее травой, и отца с рейкой и нивелиром, которой он мерит это самое «поле». Позже, в юности, он сам носил эту рейку с красно-черными цифрами и буквами по пустыне с другими топографами. Он понял, что «уехать в поле» – это значит трястись много километров на грузовике, ездить на лошадях, ослах и верблюдах по бескрайним просторам республики Узбекистан. Причем делать это в любую погоду, невзирая на дожди, дикую жару и песчаные бури, несмотря на морозы и метели зимой!
Здесь, кстати, стоит поведать читателю факты, далеко не всем известные и потому интересные. Топографический отряд номер 56 (впрочем, как и много других таких полувоенизированных отрядов) был создан по приказу командования Красной армии во время Великой Отечественной войны. Разведка донесла о том, что Гитлер планировал военные операции в пустынной местности Средней Азии, пройдя через Иран, Узбекистан и Туркмению в тыл Красной армии. Когда в штабах бросились изучать этот край, то выяснилось, что для организации обороны, практически, нет достаточных военных сил, а главное – нет подробных географических и военных карт, которыми могли бы воспользоваться командиры.
С фронтов, уже в 41-ом году, несмотря на тяжелое положение армий, снимали специалистов топографов и отправляли их срочно создавать «топоотряды» в Средней Азии. Об этом Фимке рассказывал
10
сам начальник 56-го отряда Николай Васильевич Карапенко. В отличие от других имен в романе, это имя, как и некоторые другие, не вымышленное, а реальное…
«…Ночь, наутро объявили приказ – в контрнаступление! Смешно: одна винтовка на троих, патронов – кот наплакал! Все ходили хмурые и готовились умирать. Приказ есть приказ, и после того, как перед строем двух дезертиров расстрелял сам командир батальона, все притихли. Все-таки в бою, авось, не убьет, ну хотя бы ранит. Вдруг в окопе, где мы готовились к бою, крики:
– Кто тут Карапенко Николай? Откликаюсь:
– Я.
– Ты топограф?
– Так точно!
– Собирайся, поедешь в штаб армии.
– Зачем?
– Поговори мне еще, это приказ! Хватай вещмешок – и вперед!»
Так Николай Карапенко оказался сначала в Ташкенте, а потом и в Самарканде, где стал начальником топографического отряда номер 56. Позже там работал и Фимкин отец.
– Я, пожалуй, коньячку выпью, – закончил свой рассказ Николай Васильевич. – А тебе, Фима, еще рано пить, тебе вот лимонаду. Пей, а то там, в поле, – только чай да сгущенка.
Он налил себе коньяку в маленький граненый стакан и залпом выпил.
– Еще скажу тебе вот что. В то утро в контратаке почти все бойцы нашего батальона погибли! Так что не будь я топографом – сгинул бы со всеми вместе тогда в 41-ом!
* * *
– Мама, а кто они, наши соседи? Там есть мальчики и девочки. Можно их пригласить к нам домой?
Мама и бабушка Соня, готовившие к ужину фаршированную курицу, которую почему-то называли «шейкой», как по команде, в один голос ответили: мама – «да», бабушка – «нет!». Потом они переглянулись, и бабушка сказала:
– Тебе нужны проблемы с НКВД? От них добра не жди!
11
– Но это же дети, причем они казанские татары. Что тут плохого, мама?
Ида всегда называла бабу Соню мамой, хотя та была матерью отца. Это всегда путало сознание мальчика, так как другую бабушку, Берту Львовну Гринштейн, Ида тоже называла мамой. Вот с дедушкой все было в порядке, он у Фимки был один, и звали его Абрам Гринштейн. Он всегда был небритый, улыбался редко и много курил. Его старая, засаленная и закопченная трубка всегда была наполнена крепкой махоркой, запах которой, как и запах украинского первача из сахарной свеклы, не исчезал никогда. Дед Абрам был добрейшим человеком, он всегда дарил Фимке и его сестренке Кире сладости и даже разрешал им шлифовать резиновые латки напильником из наждачной бумаги.
Дело в том, что дед Абрам держал на базаре сапожную будку, чем и зарабатывал семье на жизнь. Ида, Фимина мама, часто помогала ему в работе. И пока сын, сидя на очень низкой табуретке, дожевывал кусок ароматной лепешки, молодая женщина, а было ей тогда всего двадцать два года, ловко орудовала большими сапожными щетками и зазывала клиентов.
– Сколько стоит почистить? – спрашивал на ломаном русском языке какой-нибудь бригадир-узбек из колхоза, на котором красовались хромовые, но грязные по осени сапоги.
– Тридцать копеек! – весело отвечала Ида.
Клиент соглашался и садился на большой табурет. Первый сапог почищен и надраен до блеска. Щетки складываются перед взором удивленного клиента!
– А второй? – спрашивает он.
– А второй тоже тридцать копеек, – с жестокой уверенностью отвечает сапожница.
Ну что клиенту делать? Не идти же с одним начищенным сапогом, и он соглашается заплатить еще тридцать копеек.
Чтобы современному читателю было понятно, сколько это тридцать советских копеек в 1952 году, скажем, что на эти деньги можно было купить полкило помидоров и одну лепешку и прожить с этой едой один день! Потому, наверно, в Узбекистане, который у всех остальных ассоциировался с фразой «Ташкент – город хлебный», прожить было в то время гораздо легче, чем в северных республиках СССР.
12
В воскресенье с утра Фимка снова залез на дувал по лестнице. В соседнем дворе стояла тишина, овчарка сонно лежала на своем месте и, кажется, спала. Видно было, как на яблоне висят огромные красные яблоки, манящие своим ароматом и свежестью. Мальчик попытался протянуть руку и достать хотя бы одно из них. Не хватало каких-то сантиметров. Он перегнулся через забор всем корпусом и вдруг полетел вниз.
На его счастье, дувал с другой стороны подпирался пологой насыпью и приземление было мягким и удачным. Вот только собака! Она тут же сорвалась с места, но ее цепи немного не хватило, чтобы дотянуться до «нарушителя границы». Фимка испугался не столько самой собаки, сколько ее громкого и гулкого лая. В какой-то момент он понял, что овчарке его не достать, но и сбежать нет никакой возможности. Она не рвалась с цепи, а как бы звала хозяина, который вскоре появился на крыльце дома. Из-за кустов «генералу» плохо было видно, кто там прячется, и у него в руках появился маленький пистолет.
– Кто там? Поднимайся, только медленно. И покажи руки.
– Это я, сосед ваш, – заплакав, произнес незваный гость. Он вспомнил, как берут в плен солдат (видел в кино) и, подняв вверх руки, встал так, чтобы его было лучше видно.
– Рекс, место! – громко приказал собаке хозяин. И, спрятав пистолет в кобуру, которая висела у него на ремне сбоку, подошел к мальчику. Овчарка, поджав хвост, немедленно выполнила команду и улеглась возле своей будки, преданно глядя на «генерала», ожидая новой команды.
Вот тут Фимка разревелся вовсю, дав волю своему испугу и отчаянью. Он не знал, каким будет наказание тут. А еще больше он боялся наказания дома. Ремня ему точно не избежать.
– Я яблоко хотел сорвать у вас с дерева, – всхлипывал
Оттрахал потрепанную пизду сучки
Голые девушки позируют на снегу
Обнажённые бурятки позируют на фото