Тайга

Встреча в тайге

Живем в местах отдаленных, все здесь завязано на нефти, практически у всех профессиональная деятельность с ней связана, с родимой. Расстояния на севере огромные, но пейзаж однообразен, — болота, болота и ещё раз болота. Выбраться из нашего поселка можно только зимой, по зимнику, да летом на барже. Зима длинная, месяцев девять, едва пригреет солнце — тучами гнус поднимается, лету будешь не рад. Все так, однако редко кто возвращается на большую землю. Многие сюда подзаработать приезжают и остаются навсегда. Попадаешь, как в капкан, затягивает север, тайга, река… Кажется, и люди здесь совсем другие.

На буровой случай был. Повариха в перерыв на болото за черникой убежала. Буровую далеко видно, да и шуму от неё много, — не заблудишься. К ужину она не вернулась. Все на поиски пошли, кто свободен был: бурение — процесс непрерывный. Никаких следов не обнаружили. Три дня искали, все без толку. И с воздуха вертолетом, и наземными командами. Одним словом — сгинула в тайге. А на четвёртый день она сама вышла. Гнус её сильно покусал, лицо, руки — все было шишками покрыто, коростой. Оголодала сильно, замерзла. Ночи холодные стояли. Правило есть негласное — в тайгу без спичек и ножа ни ногой, это не парк отдыха, всякое может случиться. А у неё спичек не было. Думала, быстро вернется… Так костер запалила бы — дым издалека видно, и погреться можно.

Стали у неё допытываться — как вышла из тайги, — отвечать не хотела, была то ли напугана, то ли просто устала. Нескоро она отошла. Без рюмки не обошлось. Потом рассказала:

«Когда поняла, что заблудилась, — уже стемнело. Страха не было такого, думала, ночь как-нибудь перетерплю, а утром найду дорогу. Мошки да комары одолели. Сначала отмахивалась, потом устала. Так они сплошь облепили руки, лицо. Пить хотелось…

На третий день безразлично уже все стало. Не чувствовала ни холода, ни голода. Глаза почти не открывались от укусов. Как стемнело — под деревом упала и в сон провалилась. Проснулась от прикосновения, глаза открываю — мужик стоит. Заросший весь, вместо одежды лохмотья. Испугалась я, а он меня манит рукой. Сам ни слова не говорит. Поднялась кое-как, пошла за ним. Ноги не идут, не вижу ничего — ночь ведь, темно, хоть глаз выколи. Падала сколько раз, и в забытье проваливалась. Мужик этот не ушел, не бросил, под конец пути почти что на себе тащил. На меня тогда отупение нашло, обессилела я совсем. Не думала, кто он, откуда взялся, куда меня ведет. Хотелось одного — упасть и лежать. Светать стало, а потом шум появился — значит, буровая близко уже. Приободрилась я, повеселела, сил, вроде, прибавилось. Ну, думаю, последний рывок остался. Оглядываюсь — а мужика не видно нигде. Посидела ещё немного, подождала, да и пошла вперед потихоньку. Немного прошла, сзади шуршание услышала. Оборачиваюсь — метрах в двух от меня волк. Вот когда я по-настоящему испугалась. Бежать не могу, кричать тоже. А он нападать вроде не собирается, сам потрепанный какой-то. Потом отбежал от меня, повернулся, постоял и исчез за деревьями. С того места я ещё минут двадцать шла, пока к людям не вышла».

Не все ей поверили, ясное дело. Мало ли что привидеться может в таком состоянии. А потом замечать стали, что повариха эта отходы с кухни в тайгу носит частенько. Оборотня, значит, подкармливает…

Её потом на другой номер перевели. От греха подальше.

Голос в ночной тайге

Осень в нашей зырянской (Коми) тайге всегда праздничная пора: щедро одаривает она богатым урожаем ягод и грибов. Только не ленись! Набирай в кузова да корзины белых грибов, груздей, рыжиков да волнушек, ягод — морошки, черники, смородины с брусникой — как со скатерти-самобранки! Раздолье! Однажды в конце августа мы втроем: моя бабушка Мавра Петровна, я и наша семейная любимица, зырянская лайка по кличке Зарни (в переводе на русский язык — «золотая»), отправились с рассветом в Кероспарму, что в пятнадцати километрах от нашего села Шошки.

Здесь у бабушки Мавры есть охотничья избушка недалеко от озера. Она была построена моим дедом лет сорок-пятьдесят назад. Но он рано ушел из жизни, бабушке пришлось самостоятельно научиться охотничьему делу, рыбачить она умела с подростковых лет.

Охотничьи избушки строились друг от друга на расстоянии десяти-пятнадцати километров, около ручьев или озёр. Эти избушки никогда не запирались: может быть, какой-нибудь охотник, рыбак или грибник, застигнутый непогодой или немощью, будет вынужден укрыться, обогреться, а то и заночевать… Поэтому около такой избушки всегда есть запас топлива: сухой валежник, расколотые пеньки, дровишки. В избушке к потолку подвешен мешочек сухарей, есть спички, соль, сахар, иногда махорка или несколько штук папирос. Избушка наша изрядно постарела, но в полном порядке. В итоге мы с ходу приступили к сбору лесных даров.

Как ни приятен погожий осенний день в тайге, к ночи все же возникает необъяснимое чувство тревоги даже в уютной избушке. Поэтому принято изнутри запираться.

Первые сутки прошли удачно. Лесными дарами уже наполнены корзины, наберушки. Можно было и домой! Но возвращаться придется только на третьи сутки, когда приедет на лошади крестник бабушки Миша. Он остановится за пару километров от наших мест, потому как до нас нет ни тропинок, ни просек, ни тем более дорог.

Но на вторые сутки неожиданно похолодало. Ничего не поделать — север! Мы спустились к озеру, бабушка забросила пару самодельных удочек, и озеро выдало нам одну за другой более десятка увесистых рыбин — щуку, лещиков, окуней. На берегу разожгли костер, сварили уху — с дымком да диким луком.

Осенний вечер из-за внезапного похолодания казался особенно темным, окружение избушки — неуютным. Пора было укладываться, но очень странно повела себя Зарни: от двери то и дело подходила к окошку, то ложилась на топчан, то вскакивала и скреблась в дверь. Открываем — не выходит. Почему-то толкает нас носом, при этом рычит.

Её необычное поведение отозвалось в нас тревогой. Вдруг из таёжной темени до нас долетел человеческий голос. Это был голос женщины, повторяющий многократно имя бабушки: «Мавра, Мавра, Мавра!..» Затем слышался протяжный волчий вой.

Тут уж было не до сна! Собака стала метаться от двери к нам, хватая за одежду, рычала угрожающе. Попытались её вытолкать из избушки, но она не выходила, продолжая нас тащить за одежду.

Пришлось нам выйти, и тут Зарни стала лизать нам руки, ласкаться, продолжая оттаскивать нас за одежду к соснам, подальше от домика. И тут мы поняли: что-то нам угрожает.

Внезапно на кровле избушки раздался треск, как будто кто-то грузный свалился на неё с большой высоты. Через минуту крыша рухнула. Придавились двери и порог — не войти, ни выйти! Какое же чутье оказалось у Зарни! Практически она спасла нас, выдворив из опасной избушки.

Прошло уже много лет с того неприятного случая, но так и осталось неразгаданным: что это за голос был в ночной тайге?.. Почему был слышен также вой одинокого волка? Неужели и это было предупреждением об опасности?

Пожарный

Очень сильно ошибаются те, кто считает, что тайга заполнена зверьём, ждущим в засадах, когда беспечный человек зайдёт в чащобу, чтобы наброситься на него и сожрать безжалостно. На самом деле, каждая зверушка спешит унести ноги с пути человека, едва заслышав его шаги. Даже тигры и медведи уходят с пути безоружного грибника, если не ранены и не испуганы. Никто не хочет связываться с человеком. Ну, может, кроме гнуса с клещами и щитомордника. Кстати, я в тайге больше всего боялся именно клеща. Укусит такая букашка и, весь остаток жизни, будешь улыбаться весело своим странным мыслям или лежать перекрученным в спираль, если «повезёт» выжить. А щитомордник — это довольно крупная змея со щитком на морде. Отличается злобностью и непередаваемой наглостью. Если все, как я сказал выше, спешат убежать с пути человека, этот всегда прёт в наглую навстречу, хрипло шипя, и норовит цапнуть. Мерзкая тварь, короче говоря.

Но есть такая беда в тайге, когда все правила и законы становятся с ног на голову — это пожар. От него в одной стае бегут все: и охотники, и добыча. Огонь разрушает привычный круг событий зверя, и тогда он встаёт против человека, считая его единственным виновником всех своих бед.

В конце декабря мы поехали с лесником нарубить ёлок к празднику. Погода стояла замечательная, мороз небольшой, чуть ниже −20, солнце играло в снежинках, поэтому настроение у всех было отличное. Егерь решил привести нас на горельники, где было много молодых ёлочек. Мы шли по просеке к месту порубки, когда впереди показался человек в странных оранжевых одеждах, махнул нам рукой, как бы приглашая за собой, и скрылся среди деревьев. Расстояние до него было метров 300—350, поэтому рассмотреть подробности его одежды было нереально. Но егерь встал, как вкопанный.

— Знаете, мужики, а пойдёмте поближе, а то снег всё глубже, боюсь, трудно будет добраться, а потом назад с ёлками идти, — сказал он, разворачиваясь назад.

Действительно, как-то и в голову не пришло. Что, если на просеке снег был выше колена, то в лесу будет ещё глубже. Мы, как водится, почесали затылки, и пошли за егерем, который ушёл уже довольно далеко. Через какое-то время мы нарубили отличных ёлочек и собрались в сторожке попить чайку перед обратной дорогой. И тут один мужичок, глядя прямо на егеря спросил: «Это был тот самый пожарный?» Егерь пожал плечами. Естественно все на него насели, чтобы узнать, что за пожарный и чего он тушит в лесу зимой. После третьей кружки чая, егерь оттаял и рассказал.

— Помните же, как лет 5 назад всё вокруг горело? Что только не делали. И с самолётов поливали, и с вертолётов, и пожарных десантников с парашютами сбрасывали. Вот и эта была одна из групп. Пять человек. Один совсем молодой, лет 23-25, всё восхищался масштабами.

Шли на квадрат. Парень был далеко впереди, когда вышел медведь. Шёл на задних лапах, никто глазом не успел моргнуть, как он отвесил оплеуху парню. Тот, как раз, повернулся к остальным и рукой махнул, может дым увидел, может просто поторапливал. Увидели, как отлетела каска, и парень рухнул, как подкошенный. Зверь повернулся к оставшимся. Что им делать было? Кроме ранцев с водой у них и не было ничего, вот и рванули бежать. Пока прибежали к нам, пока искали… Тело нашли на другой день, только головы с ним не было. Не каска это отлетела. Только он этого не понял. Ни то, что убил его косолапый, ни то, что без головы он. Это уже местная шаманка сказала, когда пошли мы к ней, после нескольких встреч с ним. Только заметили: где он появляется, там зверь лютует. А тут, зимой, первый раз такое.

Кто-то из нас поверил, кто-то, как водится, поржал в усы. Но я лично знаком с охотниками, охотившимися в эту зиму на тигра, который в посёлке Хапсоль, находящимся рядом с участком этого егеря, всех собак пожрал. А перед этим пожары неподалёку были.