ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ

Бутусова можно не любить и не понимать, но в одном ему отказать невозможно: он, как приват-доцент Голубков и Сима, всегда может сделать вам красиво. Причём из подручных средств, бабушкиных кружев, огня, воды, песка и щепотки волшебства. Так запутанная пьеса Юна Фоссе «Сон об осени» у него становится осенней сонатой о любви и о смерти – не столько драматичной, сколько поэтичной. 

И здесь прекрасно всё. Даже семейные ссоры превращаются в эстетичное поливание друг друга из взлетающих со стола воздушных шаров. А смерть сама приобретает образ парящего шара.

Режиссёр выдвинул в зал круглую сцену, в которой, как на манеже цирка, всё движется по кругу и возвращается к тому, с чего начиналось. Здесь нет привычного течения времени, у героев нет возраста, а события следуют по кривой, которая начерчена нервной рукой, толкающей героев то в будущее, то в прошлое. Их место встречи – кладбище, -- и его изменить нельзя. Мужчина встречает у могильной плиты женщину, а дальше – череда похорон, попытки разобраться в отношениях мужчины с матерью, мужчины – с сыном от предыдущего брака, мужчины – с женщиной, которая дарит ему счастье, но так и не подарила детей. 

Здесь все – люди в чёрном, но спектакль не смотрится траурно. Ведь аттракцион семейных разборок и смертей сопровождается другими аттракционами: мать и сын морально растут в глазах мужчины и его женщины, поднимаясь то на стремянку, то на ходули, чёрные шарики, орошённые каплями воды сначала стелятся у самой сцены, а потом воспаряют вверх, не предвещая ничего хорошего. И весь спектакль над сценой нависает чёрная-чёрная туча из шаров побольше. Она и давит, и подвешивает в воздухе тлеющие обиды. 

Впрочем, главный аттракцион для зрителя – это всё-таки невероятные перевоплощения артистов, их умение раствориться в тягучей норвежской меланхолии с ароматом жухлых листьев, гниения и при этом ощущением какой-то торжественности происходящего. 

Богиня пластики Лаура Пицхелаури прямо на глазах костенеет и превращается в старуху. Её искривлённая рука и сиплый голос из-под копны побелевших волос заставляют даже бессердечных чувствовать, что в груди что-то разрывается и кровоточит. Но смерть эта женщина встречает, как позднее и мать Пера Гюнта в одноимённом спектакле Бутусова, – при полном параде, снова молодой, пластичной, как кошка. И в изумрудном платье на раскручиваемой вокруг своей оси кровати, как на карусели, она без грусти улетает куда-то во тьму. 

Другой момент, который лично меня пронял до мокрых глаз, – это сцена, когда от мужчины уходит сын. Тот пытается цепляться за выстроенный когда-то песчаный замок, но не в силах. И в порыве отчаяния герой Виталия Куликова бросается на кучу песка, обнимает её руками, словно отказывается верить, что та просочится сквозь пальцы, и своего мальчика он увидит только на похоронах.

После роли некрасивой девушки Сони в субботу уже не девочка Ольга Муравицкая в воскресенье снова впадает в детство – её героиня при виде матери мужчины забирается на пирамиду из табуреток, болтает ногами и лепечет, как ребёнок. А когда она спускается почти с небес на сцену, то словно марширует по цирковому манежу, боясь оступиться и не оправдать надежд: собственных, мужчины и его матери.

У этой сказки рондского леса нет счастливого финала. Но и грусть после спектакля не придавливает, отпуская из зала с чувством наполненности, пониманием чего-то важного в жизни и желанием эту жизнь проживать не от похорон до похорон.