Свидетельства о местном летописании периода независимости Рязанского княжества XII-XVII вв - История и исторические личности реферат

Главная

История и исторические личности
Свидетельства о местном летописании периода независимости Рязанского княжества XII-XVII вв

Существование рязанских летописей. Рязанский летописный свод XIII в. князя Ингвара. Личность князя Ингваря в контексте проблемы исторических источников. Роль княжеской власти в инициировании практики летописания. Создание в Рязани списка Кормчей книги.


посмотреть текст работы


скачать работу можно здесь


полная информация о работе


весь список подобных работ


Нужна помощь с учёбой? Наши эксперты готовы помочь!
Нажимая на кнопку, вы соглашаетесь с
политикой обработки персональных данных

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Свидетельства о местном летописании периода независимости Рязанского княжества XII-XVII вв
Надо сразу заметить, что настоящее исследование не имеет своей целью получить ответ на уже неоднократно поднимавшийся учеными вопрос о существовании отдельных рязанских летописей в прошлом. Это является задачей отдельной источниковедческой дисциплины - летописеведения. Однако если бы мы больше знали о рязанском летописании и располагали реконструированной рязанской летописью (наподобие сгоревшей Троицкой летописи), это стало бы обязательным источником исследования, подобного настоящему. Имеет ли исследователь рязанской книжной культуры древнейшего периода, которая по сравнению с другими региональными книжно-рукописными традициями Руси скудно представлена сохранившими древнейшими книжными памятниками, право и возможность пройти стороной от попыток ученых реконструировать рязанское летописание? Видимо, ответ должен быть отрицательным.
Рассмотрение в рамках исследования по истории книжности наиболее важных моментов в истории рязанского летописания в контексте попыток историков летописания показать возможные признаки существования рязанских летописных сводов помогает получить более целостное представление о древнейшей письменной традиции. Изучение опыта исследований рязанского летописания помогает в понимании вероятных содержательных особенностей (традиции создания емких и острых в смысле идейно-политической направленности литературно-исторических произведений, сохраненных общерусскими летописными сводами) и условий развития рязанской книжной культуры (там, где создавались погодные записи и более широкие произведения летописного характера, несомненно, развивались и традиции книжности).
В обоснование необходимости рассмотрения проблемы рязанского летописания можно привести еще один аргумент. Представления об отдельных следах региональных связей рязанской книжности в древнейший период дают возможность убедиться в неслучайном характере определенных акцентов в истории летописания и книжного творчества, на что обратили внимание, с одной стороны, исследователи рязанского летописания, с другой, -исследователи древнерусской книжности. Зафиксированная археографами связь некоторых фонетических и палеографических особенностей Рязанской кормчей 1284 г. и приписок в Служебнике XIV в., соответственно, с региональными письменными традициями Новгорода и Смоленска объясняет, в частности, интерес к вопросам о свидетельстве Новгородской I летописи в отношении рязанских событий 1237 г. и о рязанской редакции сочинения летописного характера Игнатия Смольнянина «Хожение Пимена в Царьград».
Итак, до настоящего времени не сохранилось рязанских летописей в первоначальном виде. Только отдельные летописные известия рязанского происхождения донесли общерусские летописные своды. Тем не менее, летописеведы-текстологи, в основном в рамках обобщающих работ, предпринимали попытки реконструкции рязанского летописания. В рамках настоящего исследования представляется оправданным рассмотреть основные наблюдения и выводы историков летописания с целью изучения условий развития рязанской книжной культуры. Представляется очевидной необходимость попытки выявления некоторых связующих элементов в таких близких явлениях, как летописание и традиции книжного и литературно-исторического творчества. Письменная традиция древнейшего периода не могла существовать отдельно от летописания. Такой комплексный подход необходим, если мы хотим получить более или менее целостное представление об общей картине развития древней рязанской письменности. Поэтому важно обратить особое внимание на некоторые тенденции в содержании и особенностях памятников книжности и летописания.
Еще ученые XIX в., в первую очередь Д. И. Иловайский, лаконично выражали убежденность в существовании отрывочного рязанского летописания. Д. И. Иловайский признает, что для него вопрос о существовании особой рязанской летописи остался неясен: «Все наши поиски в этом отношении приводят только к тому предположению, что существовали вероятно и рязанские списки летописей, в роде летописи Переяславля Суздальского, и что из этих то списков позднейшие летописные сборники заимствовали многая подробности о рязанских событиях, отличающиеся иногда удивительною точностию, но всегда более или менее отрывочные» 149 . В. С. Иконников в составе летописных сводов выделял ряд кратких известий о событиях рязанской истории и, исходя из их характера и содержания, говорил об их местном происхождении' 50 .
В. Л. Комаровичу принадлежит предположение о существовании Рязанского летописного свода XIII в. князя Ингвара, отдельные возможные следы которого донесла до нас в первую очередь Новгородская I летопись.
Под 1217/1218 (братоубийство рязанских князей в Исадах, где по причине опоздания отсутствовал предполагаемый исследователем инициатор рязанского летописного свода) и 1238 годами (восстановление Рязани после нашествия Батыя) упоминается некий рязанский князь Ингвар. В. Л. Комарович видел в этих летописных свидетельствах одно и того же лицо: «Погибший при взятии Рязани рязанский великий князь Юрий Игоревичь назван ... не по отчеству, а "Гюрги Ингваров брат", при полном опять умолчании о самом Ингваре, вообще не встречающемся больше в Новгородской I ни разу. ...Все вместе можно объяснить только тем, что Ингвару, действительно, принадлежала крупная роль если не в описываемых событиях, то в самом их описании... . Подтверждением служит эпилог позднейшей повести о приходе Батыя на Рязань, где как раз Ингвару Игоревичу приписана роль восстановителя Рязанской земли после ее разгрома Батыем, чему вполне соответствовал бы и почин или возрождение местной летописи» 151 . Д. С. Лихачев разделяет приведенное мнение в главной его части: «По нашим предположениям, в основе Повести о разорении Рязани Батыем лежит рассказ рязанской летописи, отразившийся в своей наиболее древней версии в первой половине XIV века в Синодальном списке Новгородской I летописи под 1238 годом» 152 . Заслуживает внимания и другое наблюдение Д. С. Лихачева о сходстве описания осады Рязани Батыем с описанием приступа русских войск в «Казанской истории», кроме того, в речи казанцев ученый вычленил формулы плача Ингваря Ингоревича 153 . Крупнейший знаток вопроса о рязанском летописании А. Г. Кузьмин склонен не соглашаться с главным тезисом В. Л. Комаровича о существовании рязанского свода XIII в., реконструируемого на основе небольшого количества известий Новгородской I летописи, отмечая, однако, что рассказ о рязанских событиях специально отделен от остального текста 154 . В другом месте А. Г. Кузьмин объективно подмечает внимательное отношение Новгородской I летописи к важным событиям рязанской истории, считая, что этот памятник, например, подтверждает позднейшее происхождение нападок на Олега Рязанского 155 .
Далее, ученый пытается выяснить, каким образом могла появиться фраза «Гюрги Инъгворов брат Олег, Роман Инъгворовичь», и предполагает, что имя Роман вставлено в текст летописного Сказания о разорении Рязани Батыем новгородским летописцем, что привело к разделению имени и отчества Олега Ингваревича. Полагая, что у Ингваря Игоревича было только два сына - Юрий и Олег (отмечены у В. Н. Татищева в момент преставления отца под 1235 г.) 156 , в первой части фразы А. Г. Кузьмин видит испорченную строку: «Юрий
Ингваревичь, брат его Олег...» 157 . Упоминаемого в Сказании об обновлении Рязани в составе «Повести о разорении Рязани» князя Ингваря Ингоревича А. Г. Кузьмин, в отличие от А. Е. Преснякова и В. Л. Комаровича, не считает историческим лицом 158 . При использовании генеалогических данных, содержащихся в известной грамоте рязанского князя Олега Ивановича Ольгову монастырю, А. Г. Кузьмин обращает внимание на то, что имени Роман не названо 159 . Однако, не менее интересной нам представляется и та деталь, что в древнем рязанском акте зафиксированы, по мнению Д. С. Лихачева, именно три брата: «князь великий Инъгвар, князь Олег, князь Юрьи» 160 . Это свидетельство XIV в. должно, видимо, рассматриваться как важный аргумент в пользу осведомленности источника(ов), использованных в процессе литературного редактирования Повести в XVI веке.
Кроме того, в 1250-е годы из летописей известен рязанский князь Олег Ингваревичь. А. Г. Кузьмин, судя по всему, считает, что этот рязанский князь был сыном Ингваря Игоревича 161 , который умер в 1235 году, то есть, не доверяет «Повести о разорении Рязани Батыем», где говорится о том, что Ингварь Ингоревичь перенес останки своего брата Олега Ингоревича из Пронска, захоронив их в Рязани 162 . Кроме того, весьма интересно и показательно свидетельство в основном тексте Симеоновской летописи под 1252 годом, где нет указания на то, что Олег являлся братом погибшего в 1237 году Юрия Ингоревича (текст летописной статьи в этом месте значительно отличается по смыслу от содержания киноварного заголовка, поскольку в отличие от последнего не содержит указания на братское родство с Юрием Ингоревичем, и «великим» последний не назван) 163 . Следовательно, наиболее вероятно то, что князь Олег Ингваревичь мог являться сыном князя Ингваря Ингоревича, внуком князя Ингваря Игоревича.
Исходя из приведенных наблюдений и выводов исследователей о генеалогии рязанских князей, обратим внимание на ключевой вопрос о личности князя Ингваря в контексте проблемы исторических источников «Повести о разорении Рязани Батыем» под рукой у редактора литературно-исторического произведения XVI в. Отсутствие в научной литературе специального, четкого и последовательного анализа проблемы исторической достоверности «Повести», собственно, системы аргументов за и против относительно необходимости и возможности ее решения при отсутствии сохранившихся рязанских летописей, не позволяет отказаться от обоснования ее существования и краткого рассмотрения одного из путей решения в рамках настоящего диссертационного исследования.
Из содержания «Повести» известно, что рязанский князь Ингварь Ингоревичь во время разгрома столицы 1237 г. был в Чернигове 164 . Если доверять этому свидетельству, то можно предположить, что этот князь, являясь сыном Ингваря Игоревича, отсутствовал в Рязани и в момент смерти отца в 1235 году. Такое предположение может дать представление, почему он не был назван среди присутствовавших при кончине главы княжеского дома сыновей в источнике, известном В. Н. Татищеву. На тесные связи Рязани и Чернигова в первой трети XIII века указывает упоминание общей казны рязанских и черниговских князей, находившейся в Старой Рязани: «...и все узорочье в казне черниговской и резанской взято» 165 . Конечно, отмеченная содержательная особенность «Повести о разорении Рязани» могла явиться результатом осознанной или непреднамеренной идеализации прошлого в смысле представления о широких и значительно более продолжительных политических и культурных связях Рязани и Чернигова, выходивших за рамки XII века. Но совокупность деталей все же не исключает возможности исторических познаний редактора «Повести» XVI в. К примеру, Ингварь Ингоревичь назван сыном великой княгини Агрипины Ростиславны 166 . Имя княгини-матери может и не являться историческим (в летописях не упоминается), но даже в этом случае вероятна осведомленность редактора XVI в. в фактах древнейшей рязанской истории, поскольку трудно объяснить одной лишь случайностью употребление слова «Ростиславна» в качестве отчества княгини, зная о несомненной роли этого имени в запутанной рязанской, владимирской и смоленской княжеской генеалогии в контексте важнейших для рязанской истории событий середины 1170-х годов. Князь, на долю которого выпало восстановление разоренного очага культуры Рязанского княжества после 1237 года, мог быть назван редактором Ингварем по аналогии с великим рязанским князем Ингварем Игоревичем, восстановившем справедливость на Рязанской земле после княжеского братоубийства 1217 г. Однако в тексте находим, например, историческое свидетельство, сходное в основных деталях содержания с соответствующим свидетельством Новгородской I летописи, -- о погоревшей внутри главной церкви Рязани, с упоминанием сходных по смыслу деталей 167 . По мнению А. Л. Монгайта, редактор Повести «сохранил и донес до читателя ряд точно очерченных исторических сведений, в значительной мере подтвержденных и летописями, и археологическими исследованиями» .
Осведомленность редактора XVI в. в источниках по генеалогии рязанских князей XIII в. совершенно не обязательно исключала возможность его збирательного отношения к тем свидетельствам исторических источников, которые могли недостаточно точно соответствовать идейно-патриотическому смыслу произведения. Таким образом, можно говорить об определенных исторических познаниях редактора «Повести о разорении Рязани Батыем», с той или иной степенью уверенности предполагать существование в прошлом исторических источников, в частности, в отношении некоторых рассмотренных содержательных особенностей литературно-исторического произведения XVI в. А. Г. Кузьмин говорит о возможно существовавшем особом жизнеописании князя Олега Илгваревича 169 . Следы этого памятника мог сохранить непосредственный источник Симеоновской летописи. Текст содержит два известия, связанные с этим князем, которые снабжены киноварными заголовками-комментариями, как и многие другие сведения о событиях, связанных с рязанской историей, в этом летописном памятнике. Хотя здесь «почти буквально» повторен текст Лаврентьевской летописи, под 1252 годом в Симеоновской летописи после слов «пустиша татарове Олга, рязаньского князя, на свою землю» добавлено: «на великое княжение». А. Г. Кузьмин комментирует эту важную вставку: «Это добавление едва ли не было внесено переписчиком с поля протографа летописи». Однако, автор не доверяет этому единственному известному разъяснению, поскольку им уже сделан кардинально противоположный вывод о статусе рязанского князя в Орде: «Следовательно, все предшествующие передвижения рязанский князь совершал в качестве пленника» 170 . Отмеченная уникальная подробность в тексте Симеоновской летописи, как и сама летопись с прорязанскими интересами ее редактора, заслуживает самого пристального внимания, поскольку, к примеру, под 1258 годом содержится свидетельство (приведено также и в летописях, сходных с Лаврентьевской), имевшее в своей основе явно рязанский по происхождению источник - о смерти в монашестве Олега Ингваревича: «..преставися князь Олег Рязаньский, страстныя недели в среду, в черньцех и в скиме; и положен бысть у святого Спаса, месяца марта в 20, на память святыя мученицы Фотиньи Самаряныни». А. Г. Кузьмин отмечает содержательную и вероятностную в отношении деталей точность приведенной записи, добавляя даже, что «за пятилетие (с 1256 по 1260 г.) в летописях Северо-Восточной Руси вообще нет известий, столь же точных» 171 . Представляется, что исследователи обнаружили минимально необходимое количество фактов, позволяющих говорить о возможности существования местного летописания в Рязани, наиболее вероятно, - в том монастыре, где преставился рязанский князь Олег Ингваревич,--уже в 50-е годы XIII века.
Одним из первых следы рязанского летописания в составе летописных сводов достаточно целенаправленно начал выявлять М. Д. Приселков, который заявил о рязанском Летописце конца XIII - начала XIV в. как втором (после новгородского) вспомогательном источнике великокняжеского свода 1305 г., составленного в Твери. К сведениям, почерпнутым летописцем-сводчиком из рязанского источника, автор относит несколько известий: о смерти рязанского князя Федора (1293), о смерти рязанского епископа (1295), о смерти пронского князя Ярослава (1299), о пленении московским князем Данилой рязанского князя Константина (1301). М. Д. Приселков утверждает: «Рязанское летописание никогда не знало пространного и последовательного повествования, ограничиваясь краткими и сухими записями, поскольку мы можем судить по отражениям этих рязанских Летописцев в наших летописных сводах» 172 . Однако, далее в исследовании М. Д. Приселкова приведенный тезис лишается проглянувшей было претензии на бесспорность, поскольку автор вновь возвращается к рязанскому летописцу. Объективно показаны детали, которые могли быть характерны для составленного в ХПІ веке небольшого рязанского сборника летописных известий, который кроме сухих погодных записей мог включать и достаточно самостоятельные сюжетно-повествовательные элементы типа коротких летописных повестей: «Под 1258 годом сводчик 1305 г. вносит из своего рязанского источника запись о смерти князя рязанского Олега (с точною датою); 1270 г. - запись об убийстве сына этого Олега (Романа) в Орде с лирическим обращением рязанского летописателя ко всем русским князьям по этому поводу. Это необычное отступление рязанского летописания от сухих и кратких записей, столь обычных и типичных для этого летописания, свидетельствует о степени впечатления, произведенного этим фактом в Рязани» 173 . А. Л. Монгайт не согласен с тезисом М. Д. Приселкова о "кратких и сухих" рязанских летописных записях: «Это не сухие погодные записи, а одни из самых интересных в древнерусской литературе сочинений» 174 . В отношении рассказа об убийстве рязанского князя Романа Ольговича в 1270 году А. Г. Кузьмин заявляет, что если исходить из мысли М. Д. Приселкова, нужно полагать следующее: рассказ-обращение рязанского летописца был сохранен в предполагаемом "своде 1305 г." «под давлением и чуть ли не по указанию татар», с чем исследователь рязанского летописания не согласен 175 . Помещенное сразу вслед за этим рассказом точное указание на день и месяц смерти Романа Ольговича (12 июля - по тексту Симеоновской летописи) приводит А. Г. Кузьмина к мысли о возможности существования «особого сказания», внесенного в летопись и отразившегося, вероятно, и в Никоновском своде. Последний в этом месте превосходит чтение Симеоновской летописи почти в два раза, в основном за счет литературных распространений с употреблением болгарского союза «убо». В результате, ученый делает попытку дать интерпретацию политическому контексту рассказа об убийстве Романа Ольговича -- обращение к русским князьям, среди которых один мог быть тем, кто оклеветал рязанского князя в Орде 176 . Дискуссия о характере, содержательной и эмоциональной нагрузке рязанских по происхождению текстов сочинений летописного жанра важна для нас потому, что это объективно дает возможность представить содержательные особенности древнейших книжно-рукописных памятников исторического характера в рамках представления о местной письменной традиции.
В результате, оценивая XIII век с точки зрения возможной цельности местно-летописного материала, А. Г. Кузьмин полностью не разделяет мнения о существовании единой рязанской летописи в конце XIII - начале XIV века, хотя и делает оговорку: «Возможно, что какая-то подборка известий о Рязани была сделана специально для "свода 1305 г."» 177 . Ученый также считает, что с середины XIII до начала XIV века в Рязани велись более или менее регулярные летописные записи, в рамках заключения отмечая, что «точность и конкретность отражения событий XIII в. свидетельствует о значительной непрерывности летописных записей в Рязани в то время» 178 . А. Л. Монгайт выражает мнение о вероятности существования рязанских летописей в древности: «...в Рязани существовали не только краткие погодные записи, но и пространные летописи, в которые были внесены политически острые, целеустремленные литературные произведения. Но большинство рязанских летописей, та их часть, в которой освещались события домонгольского нашествия, очевидно, погибла в 1237 г.» 179 .
Таким образом, на основе работ ученых-исследователей можно заключить, что по истории Рязанского княжества, которое в XIII веке значительно пострадало от татар, уже за вторую половину столетия выявлены следы местного летописания в составе общерусских сводов, наиболее заметные в известиях за 50-е - начало 70-х годов, а также за конец XIII века. В первую очередь нужно предполагать роль княжеской власти в инициировании практики летописания, проводником чего могла выступать церковь, как средоточие грамотных книжников и писцов. О существовании последних говорит факт создания в Рязани в 1284 году одного из ранних списков Кормчей книги - с помощью коллективных усилий артели книгописцев, в их числе могли быть и те, которые были знакомы, как было сказано ранее, с северной, новгородской традицией.
В отношении рязанского летописания XIV в. интерес представляет мнение М. Д. Приселкова, который указал на рязанский летописец как один из источников сгоревшей Троицкой летописи. Выделенный им "летописец князя Олега" XIV века сравнивается с ростовским летописанием этого периода в смысле характерных содержательных особенностей: «Рязанский письменный источник общерусского свода 1408 г., в противоположность ростовскому, имел характер княжеского летописца. Известия его, изложенные всегда кратко, дают представление о значительной хронологической непрерывности рязанского летописания XIV в. К этому рязанскому княжескому летописцу нужно отнести как известия 6850 - 6910 гг., составляющие как бы летописец князя Олега, замыкающиеся известием о его смерти (5 июля 1402 г.), так и последующие известия, доходящие до 1408 г.» . По наблюдению А. Г. Кузьмина, М. Д. Приселков не указал, какие именно сведения он относил к этому летописцу: «...по-видимому, все известия о Рязани, содержащиеся в Троицкой летописи» 181 .
При упоминании событий, связанных с битвой 1378 г. на р. Воже, А. Г. Кузьмин считает, что в московские своды, в частности в Никоновскую летопись попало рязанское по происхождению известие о перемещении великого князя Олега Ивановича «на сю страну Оки». М. Н. Тихомиров обратил внимание на то, что в освещении Куликовской битвы 1380 г. по Симеоновской летописи имени Олега Рязанского не названо. С точки зрения взглядов редакторов летописных сводов по отношению к личности Олега Рязанского А. Г. Кузьмин в один ряд с Симеоновской летописью ставит соответствующие известия Новгородской I летописи, Рогожского летописца, Суздальской летописи по Академическому списку и Владимирского летописца 182 . О смерти великого рязанского князя Олега Ивановича в 1402 году наиболее подробно сообщает Никоновская летопись, в тексте которой А. Г. Кузьмин обратил внимание на интереснейшую деталь: «...положен бысть в его отчине и дедине на Рязани, за Окою-рекою». Указание «за Окой» в других летописях не встречается, из чего исследователь делает вывод о том, что в основе этого сообщения лежит современная запись, составленная в Переяславле Рязанском, либо оно указывает на рязанское происхождение составителя Никоновского свода 183 .
Кроме того, в затронутом вопросе об отношении летописцев книжников к Олегу Рязанскому интерес может представлять любопытный факт упоминания "духа южна" при описании чуда свв. Бориса и Глеба на Куликовом поле в «Сказании о Мамаевом побоище» 184 . В этом угадывается сочувствие автора незавидной доле пограничного Рязанского княжества - южной и юго-восточной "украины" Руси. Во-вторых, ничего не говорит о рязанском князе и другой известный в рукописных списках литературно-исторический памятник -- «Задонщина» 185 . Исследователи давно заметили, что в имени автора этого памятника древнерусской литературы - Софоний Рязанец - нужно видеть рязанца по происхождению, жившего и сочинявшего за пределами Рязанской земли. Вероятно, Софоний был лицом духовного звания (в некоторых списках -«ерей рязанец»). А. Г. Кузьмин разделяет мнение В. Ф. Ржиги о том, что Задонщина появилась вскоре после Куликовской битвы. А. В. Соловьев и А. Г. Кузьмин обращают внимание на тот факт, что автор не знает о поражении Мамая от Тахтамыша 186 . По поводу авторства и времени написания Задонщины в литературе, к примеру, высказано и такое предположение, что Софоний мог быть близок сыну Дмитрия Донского Константина Дмитриевича, находившего в свойстве с Олегом Рязанским, и проживал в начале XV века в Пскове 187 . Именование книжника Софония «рязанцем» может говорить о том, что в предшествующий период он был непосредственно знаком с рязанской книжной традицией.
В летописях содержатся свидетельства особых отношений Рязани со Смоленском в XIV- начале XV веков. Под 1389 годом в Никоновской летописи помещено сочинение Игнатия Смол(ь)нянина под названием «Хожение Пимена в Царьград», известное в нескольких редакциях. В нем содержатся подробности встречи посольства митрополита великим князем Олегом Ивановичем Рязанским и рязанским епископом Иеремией Греком (Еремеем Гречином). А. Г. Кузьмин не сомневается в прорязанской позиции сочинителя, поскольку в тексте имеются детали теплой встречи посольства рязанским князем, в московских сводах отсутствующие (часто «Хожение» не включается в тексты, либо опускается прорязанское начало). Дело в том, что зятем великого князя Олега Рязанского в это время был смоленский князь Юрий, который под давлением литовского князя Витовта уехал из Смоленска в Рязань к своему тестю в 1393 году, а в 1401 году с рязанской «подмогой» подошел к Смоленску 188 . А. Г. Кузьмин полагает, что «независимость Смоленска от Литвы поддерживалась главным образом благодаря военной силе рязанского князя» 189 .
По мнению ученого, наиболее вероятно рязанское происхождение записей о смерти Юрия Смоленского в Веневском монастыре (1407), а также ряд свидетельств о борьбе за Смоленск (в результате чего в начале XV в. вскоре после смерти Олега Рязанского Смоленск утратил самостоятельность и перешел к Литве) 190 .
Для настоящего исследования особенно важно мнение А. Г. Кузьмина о том, что в тексте Никоновской летописи использовано не оригинальное сочинение дневникового характера Игнатия Смол(ь)нянина, а его рязанская редакция. Переработку этого произведения он приписывает рязанскому епископу Сергию (Азакову) (1406 - 1423), бывшему симоновскому архимандриту 191 . В предшествующей биографии рязанского иерарха известно его участие в посольствах в Константинополь: «Едва ли можно сомневаться в том, что он имел у себя список сочинения Игнатия и, конечно, как-то правил этот тектст. Возможно, что с этим правленным рязанским епископом текстом мы и имеем дело в Никоновской летописи» 192 . По свидетельству Рогожского летописца, также включающего описание деталей пути через Рязанскую землю, Сергий Озаков участвовал в посольстве Митяя в Византию в конце 1370-х годов 193 . Несомненно, можно говорить об активной, гибкой позиции будущего рязанского епископа Сергия в событиях церковно-политической борьбы конца XTV в. Это делает оправданным представление, во-первых, о его вероятном участии в редактировании свидетельств о весьма неоднозначных явлениях, которые воплотились в названных миссиях, очевидцем которых он являлся, во-вторых, о возможности непосредственного знакомства с византийской и южнославянской культурой и письменностью рязанских церковных деятелей и книжников в рассматриваемое время.
В результате, А. Г. Кузьмин существенно развивает мысль М. Д. Приселкова о существовании рязанского летописца времени княжения Олега Ивановича. В частности он уточняет, что в Троицкой летописи известия этого летописца, касающиеся борьбы Рязани с Литвой, опущены, объясняя этот факт ролью редактора утраченной летописи митрополита Киприана: «..летопись составлялась в кругах, близких Киприану, объединившему в единой митрополии московские и литовские земли». Кроме того, существенным является уточнение о более широкой, по сравнению просто с княжеским летописцем, содержательности и характере рязанского свода: «Рязанский летописец... претендует примерно на то же, на что претендовала Рязань в конце XIV в. Он говорит не только от имени Рязани, но и от имени княжеств Юго-
Западной Руси, находившихся в сфере рязанского влияния» 194 . Судя по всему, с ролью рязанского епископа Сергия (Азакова) можно связать другое предположение А. Г. Кузьмина: «...Весьма вероятно, что в начале XV в. была осуществлена какая-то сводка имевшихся в Рязани материалов. Это могло быть осуществлено, например, по заказу из Москвы в связи с составлением там большого свода» 195 . В литературе выражено предположение о том, что к завершению Троицкой летописи, оканчивавшейся статьей 1408 г. (митрополит Киприан умер в 1406 г.), мог иметь отношение спасский архимандрит Игнатий, которого некоторые исследователи отождествляют с Игнатием Смол(ь)нянином 196 . В таком случае можно говорить о вероятном знакомстве рязанского епископа Сергия в том числе с летописной и книжной деятельностью окружения митрополита Киприана - известного церковного деятеля и книжника южнославянского происхождения.
Таким образом, наблюдения М. Д. Приселкова и особенно А. Г. Кузьмина о существовании Рязанского княжеского летописца второй половины XIV -- начала XV века, который послужил вероятным источником первого общерусского митрополичьего свода 1408 г., действительно дают возможность представить достаточно регулярную летописную работу в Рязанском княжестве в эпоху его расцвета во второй половине XIV - начале XV века. На наш взгляд, этот вывод может быть применим к рязанской письменности рассматриваемого периода в целом.
Последний период существования Рязанского княжества слабо отражен в летописях. А. Г. Кузьмин отмечает, что после 1408 года и до 40-х годов XV века только в Никоновской летописи встречаются «явно рязанские, но довольно глухие известия». Более заметные следы существования рязанских записей появляются в конце XV века. Для выяснения вопроса о существовании рязанских по происхождению свидетельств исключительный интерес, по мнению ученого, представляет неизвестное общерусским летописным сводам сообщение о татарском набеге на Переяславль-Рязанский в 1495 (7003) году и о пожаре, но не от татар, в то же самое время в одном из рязанских монастырей, в нем, очивидно, и возникла запись 197 . Это известие позволяет А. Г. Кузьмину выразить уверенность в том, что в одном из рязанских монастырей в конце XV века велись летописные записи.
Последними, исключительно точными являются записи 1500 и 1501 гт. соответственно о смерти великого рязанского князя Ивана Васильевича и великой княгини Анны Васильевны (с точностью до часа). Анна Васильевна прихо
Свидетельства о местном летописании периода независимости Рязанского княжества XII-XVII вв реферат. История и исторические личности.
Реферат: Ивасенко А.Г. и др. Финансовый менеджмент
Контрольная Работа На Тему Наука, Вера И Суеверия
Реферат: Усилители мощности телевизионного вещания с совместным и раздельным усилением сигналов изображения и звука. Скачать бесплатно и без регистрации
Курсовая работа по теме Анимационный подход туроператора к разработке программ экскурсионного обслуживания
Дипломная работа по теме Измерение спектральных характеристик волоконных световодов с органическими красителями
Курсовая работа по теме Особенности студийной и концертной деятельности группы 'The Beatles'
Прекращение Уголовного Дела Реферат
Курсовая работа по теме Технология выращивания высоких урожаев озимого ячменя в условиях зоны неустойчивого увлажнения Ставропольского края
Мини Сочинение Про Семью
Курсовая работа: Сознание и бессознательное. Отечественный подход. Скачать бесплатно и без регистрации
Курсовая работа по теме Исследование бюджетного процесса в Российской Федерации
Реферат: Иерусалим после принятия резолюции ООН о разделе Палестины и во время войны за независимость
Сочинение по теме Артур Миллер. Это случилось в Виши
Реферат: Введение в специализацию Теория и методика гандбола
Реферат: Современные тенденции объединения избирательных систем как оптимальный инструмент влияния общества на власть
Реферат: Понятие и сущность права, определение права
Архитектура Небоскребов Реферат
Реферат: Проблемное обучение
Сочинение О Жадности 4 Класс С Пословицами
Курсовая работа по теме Разработка медиаплана для предприятий строительной отрасли
Московская Русь - История и исторические личности презентация
Картографические методы оценки экологического состояния территории - География и экономическая география курсовая работа
Санитарно-гигиенические требования к рабочему месту оператора службы авиационной безопасности - Безопасность жизнедеятельности и охрана труда реферат