Сучкам не надо далеко уходить

👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

Сучкам не надо далеко уходить
Это типо не надо далеко уходить=))Лан я и сам спать пойду=))
Установите один из этих браузеров , чтобы работа ВКонтакте была быстрой и стабильной.

Через горы к морю с облегченным рюкзаком
В край гор и водопадов (круглый год)
Активные, приключенческие, оздоровительные
Треккинги и экскурсии, проживание в гостинице

Сколько нужно ходить пешком в день?
Малоизвестные достопримечательности Адыгеи
Как пройти Великой советской тропой
Влияние гор на здоровье, горный воздух
100 фотографий туризма в Советском Союзе
Гл.I. ПЕРВАЯ ОХОТА

Это было осенью, отец первый раз взял меня на охоту, мне только что исполнилось тринадцать лет.

Помню, мы ушли раньше утром, едва алел край неба; воздух казался застывшим, неподвижным. Ветер редко бывает в эту пору и утренняя тишина делается еще резче. Трава серебрилась от росы и над лугом стояла легкая дымка. «К делу, сказал отец – роса большая, сегодня будет хороший день». Наша станица лежит в большой горной котловине на берегу реки Белой 1 . Куда не пойти – горы, горы укрытые густым лесом. Ниже дуб, граб, бук, выше – темные суровые пихты по скалам – сосны.

Наша семья жила почти исключительно охотой; осенью и зимой отец по- долгу уходил в горы, туда дальше на юг. К югу горы делаются все выше за день можно уйти до вершин, покрытых по верхам снегом и льдом. Мы перешли Белую и стали подниматься на гору. Хребет Дудугуш у нашей станицы делает резкий поворот, уходя далеко на восток; изрезанный балками, охваченный тесным кольцом дубовых и буковых лесов – он издавна считался притоном зверья. - «В этом году сильный чинарь 2 , сказал отец, свинье все ушли с верхов, если здесь не встретим, то в черной балке уж наверняка будут». 2 Так называют охотники плоды бука, а иногда и само дерево. Они охотно поедаются различными животными. Осенью кабан (у нас его называют просто свиньей) спускаются вниз в дубовые и буковые леса. Буковый орешек его излюбленное лакомство, на нем он отъедается и жиреет для голодной зимы. Мы долго шли в молчании, временами отец указывал на черную прелую землю, разбросанные листья и вывернутые корни. Видно кабан рылся, ища поживы… следы тянутся во все стороны, иногда мы выходили на настоящие звериные тропы, прихотливо взбегающие по склонам крутых балок и снова уходившие вниз.

Теперь, когда приходится ходить лесом, каждый сломанный сучок, смятая тропа, случайный след, – все говорит мне о том, кто прошел здесь и что делал. Но тогда, следы были для меня еще путанной грамотой, пойдя по следу, я скоро сбивался, перескакивая на другой и терял старый. «Здесь прошла коза, говорил отец…, тут рылся большой секач 3 …, там – поскользнулся олень». 3 Секач – старый самец кабан.

На мокрой грязи у ручья хорошо видно, как бежавший олень поскользнулся, – глубокие следы съезжали вниз; совсем недавно по ним пробежала косуля. Здесь у воды она стояла и пила, дальше перепрыгнула валежник и пошла пить… Я думаю, мы шли уже часа три склоном хребта; по-временам сойки поднимали ужасный гвалт вокруг нас. Идет ли какой-нибудь зверь или человек, эта птица считает своим долгом поднять трескотню, оповещая подруг об опасности. Охотник не любит соек-говорух, – по всему лесу разгласят, кто не пойди. Тяжело, часто махая крыльями, как бы с усилием подтягивая свой длинный хвост, они перелетали с ветки на ветку.

У Черной балки мы стали спускаться вниз. Следы совсем свежие. Отец сделал мне знак, мы осторожно ступали, перешагивая сухие ветки. Идти было трудно, ноги скользили по спуску… Помню, случилось это, как-то врасплох для меня. Я несколько отстал от отца, заглядевшись на большого черного дрозда, сидевшего на красной рябине. Раздался выстрел. Когда я оглянулся, то увидел отца, бегущего к бьющемуся на земле кабану. Прежде, чем я успел подбежать, отец уже перерезал ему горло ножом. Кабан был хороший подсвинок 4 , достаточно жирный, очевидно отъевшийся на чинарях. 4 Полугодовалый кабан. «Попал-то самый малый, жалел отец, их тут было штук пять, почуяли и ушли, а этот чего-то замешкался». Отец сейчас же принялся за разделку туши. В его руках работа спорилась и через каких-нибудь полтора часа, все уже было готово. К белой спустились до вечера и еще засветло вернулись домой. Отец долго смеялся надо мной – «Ну, и охотник будет из тебя, под носом свиней не видишь».

ГЛ.2. КУНИЦА

С той охоты прошло пять лет. Ни одну ночь я провел в лесу; много дней, дождливых и солнечных ушло далеко назад… лес стал другим, в лесу я был дома. Этой осенью я первый раз на куний промысел. Не знаю, знакомы ли вы с куницей. Не могу похвастаться, сам я, за пять лет видел ее очень редко. Хорошо помню первую встречу. Было уже к вечеру, тени ширились, лес понемногу погружался в сумрак; я и Семеныч – старый охотник, спускались с Мамаева бугра балкой. Куница сидела на спиленном пне. Это был темно-бурый зверек с большим светлым пятном на горле. Ее хорошо было видно, в этом месте лес раздался и последние лучи свободно проникали до низу, разгоняя наступивший сумрак. Хищная мордочка, стройное тело около полуметра длиной на коротких ножках и пушистый хвост.

Заметив нас, она бросила сойку, перья от которой валялись вокруг, и, легким прыжком перебросилась на маленькую пихту. Пихта эта стаяла, как раз, в стороне от других деревьев… Мы бросились бежать к дереву. Семеныч обхватил руками его и начал трясти. Куница была в западне, испуганно она металась по верхним веткам, сползая до самых их концов. Наконец решилась прыгнуть, но расстояние до другого дерева было слишком большое, пролетев несколько метров по воздуху, она шлепнулась на землю… В это время я выстрелил, куница осталась на месте.

- «Не ждали, не гадали, засмеялся Семеныч – а с добычей, жаль шкурка не больно дюжа, еще рановато их стрелять, пухом не обросли». Заночевали мы недалеко от этого места. У костра Семеныч долго рассказывал про куниц. Его старое сморщенное лицо оживилось, отблески огня плясали в мигающих глазах. Костер весело трещал, разгоняя наступавшую ночь. Я кинул еще сухих пихтовых веток, что-бы больше было свету. Огонь с треском перебежал на них, вокруг сыпались искры. - «Как раз, с тобой – лис половиш 5 , заговорил Семеныч, отодвигаясь дальше от красных языков, – ишь, как занялся, гляди лес зажжем». 5 Поймать лис – сжечь одежду, поговорка.

Семеныч был старый охотник, много зим провел он в лесу, добывая куниц. Лес оставил на нем свои особые тайные знаки, не могу сказать, но что-то особенное чувствовалось в его лице. Никто так не глядел, на пробегающего оленя, на синие цепи гор… Наконец теперь, в его скорченной фигуре, в быстрых движениях рук, ловкой работе ножом, которым он снимал шкуру с куницы, – была особая бодрость и сила, несмотря на все перенесенные невзгоды за много лет тяжелой жизни в лесу.

- «Поди худоба 6 , осторожная, а тут сплоховала, начал опять Семеныч, – иной раз пойдешь на нее с ружьем – по снегу, путаешь – путаешь, была – тут, ан-нет. Все больше по чащам, по бурелому, да, где место по-темнее, любит. Две масти различают их, «желтодушка», что сегодня убили – пятно у нее на груди желтое, пятка в волосах, по пятке ее и различают. Эта живет больше в лесу, мех ее мягче и за шкуру дают больше. «Белодушка» - с белым пятном и без волос на пятке. Встречал ее и в лесу и часто выше – по скалам, где лесу уже нет. Некоторые охотники говорят есть и третья масть – «детка» или «медовка» здоровее первых по деревьям бегает, легче она и меньше. Так прямо, сверху вниз, по прямому, иной раз бежит заглядишься… Случалось подстрелить, да не совсем, ну и пиши-пропало, замает. На самый верх пихты уйдет, смотришь – смотришь, ничего не видно за ветками… Аж, обида возьмет. О капканах, да с давилкой 7 – дело вернее. Случалось за зиму до полусотни куниц славливать». 6 Так называют охотники некоторых животных. 7 Давилка – местная ловушка для куниц.

И на лице Семеныча выступало все удовольствие удачного лова, губы суживались, а глаза от едкого дыма и восхищения еще чаще начинали моргать. Однако, я кажется увлекся рассказом, пора собираться, завтра – мы втроем, то есть, я, Семеныч и мой товарищ Сергей, уходим по куницам на всю зиму. Надо побольше захватить, харчей, пересмотреть оружие и одежду.
ГЛ.III. В ПУТИ

Утром зашел Сергей, он был уже готов. Низко нагнув голову, чтобы пройти в дверь нашей хаты, он перешагнул порог и, сбросив сумку, встал выжидающе. У него была привычка – стоять, широко расставив ноги и заложив за спину руки. Его и без того сильная и широкая фигура, делалась еще внушительнее в низкой комнате. На нем была теплая куртка и штаны сверх которых натянуты теплые чулки-поговицы. Обувь – наша обычная – «поршни» - самодельные туфли из кожи, в роде индейских мокассинов; вниз для тепла подстилалось сено. Делают их чаще всего из кабаньей шкуры. Я заторопился, надо было спешить, день короток, а путь не малый. Харчей приходилось брать, как можно больше, занесенных ранее запасов нем не хватило бы на весь сезон. Тут были – крупы, сухари, соль, сахар, чай, сало… Все это нужно было упихать в сумку. И, когда наконец, она очутилась на моих плечах, я невольно прогнулся, наспех попрощался с своими, вскинул за плечо ружье и заспешил выйти наружу.

Нам шел на встречу Семеныч – «Что валандались долго. Спешить надо. Ну здравствуйте», пробурчал он полудружелюбно, полу-сердито. Наша дорога шла берегом Белой. Ущелье Белой далеко уходит на юг, прорезая скалистые гряды гор. Вначале широкая дорога переходит в узкую тропку, Убегающую выше по склонам гор. Ноябрь кончался, снегу было еще совсем не много, на «сдувах» его посмело ветром и черно-красная земля, унылая и голая тянулась длинными полосами. На наше счастье немного морозило, идти было легко, ноги не скользили и не вязли в грязи. Сергей и Семеныч упорно молчали, я насвистывал песню… Несмотря на тяжелую сумку было легко и хорошо. Новое дело очень меня занимало; Сергей шел в третий раз на куний промысел, он был спокойнее, зима в лесу на промысле ему была не вновь.

За Гузерипльской поляной, мы перешли Белую, отсюда тропка беспокойней и круче стала подниматься вверх. Буковый лес сменялся пихтой; вначале – редкая и, как бы случайно попавшая в чужой лес, пихта, сплачивалась в темные ряды. Лес делался темнее, исчезали нижние ветки, темно-зеленая шапка уходила вверх, стройные длинные стволы терялись за нею. Сухой валежник и старые сучки трещали под ногами. Порой с особым шумом спадал снег с ветвей, это – взметнулась испуганная птица. Насколько стало тише против лета. Нет более трех птиц, что оживляли зеленый сумрак… Лишь звучно разносится дзиньканье синицы, суетливо порхающей по голым сучкам. Следов совсем мало, в одном месте волчий след долго бежал по следу свиней, затем свиньи повернули в сторону и пошли косогором.

- «Зачуяли волка, начал Семеныч, теперь как сквозь и пойдут косогором. Это всегда так, как свиней кто гонит, норовят – косогором уходить; олень, вот, иначе, тот на гору убегает, а с младенцем, сколько не встречался, завсегда – вниз и вниз, в самую кручу сигает, не боится, аж шум пойдет по лесу. У каждой худобы – свой норов. А то со мной раз было, – подранил медведя, он как стоял над кручей – на склоне – так и прыгнул вниз, а внизу осинник густой, слышу, затрещал, потом все смолкло. Слез я до самой речки, а медведь, гляжу, по речке текает, прямо по течению, да, уже далеко убежал. Подранил я его хорошо, одно, - пройдет трошки и сядет, и снова сядет. Я за ним, у порога нагнал, добил; так, как сидел, так и лег. В спину ему попал. Еле выволок из воды. Ну, и здоровый же был, даже подивился». Однако Семеныч на этот раз ошибся, видно не все свиньи долго бежали косогором. С боку нашей тропы все было истоптано, валялись еще свежие, плохо-обглоданные кости и куски мяса. Может быть всего несколько часов назад, тут проходила жестокая расправа.

- «Подсвинка наверно задрал, заметил Сергей, быстро». Теперь наша тропа шла узким хребтом, по самое его вершине, по ней я уже много раз ходил. Черные головешки недалеко от тропы под косматой пихтой напоминали, когда-то проведенную здесь ночь. - «Ночевать нам на Абаго, дальше не уйдешь, решил Семеныч, все со сборами время потеряли, говорил уложитесь с вечера». Еще за-видно мы дошли до нашего ночлега, просторного и теплого балагана. Балаган этот был сделан давно. Он представлял – большой шалаш, укрытый дранкой, огонь разводился прямо на земле, а дым выходил через щели на потолке. Несколько минут и весело затрещал костер. Пора было и сварить чего-нибудь, в дороге мы совсем немножко закусили, животы здорово подвело и голод давал знать. Я и Сергей таскали хворост на ночь, Семеныч варганил суп и, когда наконец, мы уселись на пихтовый лапник у костра, суп уже кипел и Семеныч то и дело обрасывал накипь деревянной ложкой.

- «Кипит – преет, скоро поспеет», шутит Сергей. – «Хлеба немножку, да побольше ложку». Еще десяток минут и дружные ложки принялись за дело.

ГЛ.IV. ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ЛОВУ

Только к вечеру третьего дня добрались мы к месту. Смеркалось. Солнце, еще освещавшее скалистые вершины Джуги, давно сбежало с нашей маленькой полянки. Последние лучи прихотливо скользили по снежным пятнам, перепрыгивая на темные осыпи… Тень росла, ширилась. Вот она быстро поднялась по одиноким соснам, легла на снежное поле и медленно но неуклонно поползла вверх.

Еще минуты и холодные черные утесы погасли в серой дымке. Странное уныние легло на всем. Недвижимо стояли пихты. Издали доносился шум реки. Еще немного, ударят морозы и ледяные кольца обнимут волны. Тогда будет совсем тихо… Молча вошли мы в балаган и скинули сумки. Это был обычный балаган, разве несколько просторнее и заботливо укрытый. Старая пихта широко раскинула над ним зеленый шатер. Вокруг деревья давали защиту от ветра. Ноги устали, плечи ныли от тяжелых сум.

Быстро поужинав и заложив хорошего огня, растянулись вокруг костра. Помню положил пор голову побольше пихтовых веток, повернулся спиной к костру, еще немного и все исчезло… С утра шел мелкий снег. Сергей ушел на охоту. Надо было запастись мясом. На одни ловушки на наживку сколько его уйдет. Мы с Семенычем принялись за хозяйственные дела. Следовало подновить балаган, побольше натаскать пихтовых веток на подстилку и запастись дровами. Весь день гулко падали по лесу удары топора. Сухой бук и клен сталкивался к балагану.

Семеныч готовил палки для ловушек. Совсем ночью вернулся Сергей и притащил козла. Шутник и весельчак, Сергей почему-то не любил рассказывать об охоте и своих приключениях. Всегда отшучивался, а толку так и не добьешься, где убил и как. Нужно было случиться чему-нибудь необычному, чтобы развязать у него язык. Так и сейчас на все расспросы Семеныча отвечал он односложно и неохотно: «убил совсем вечером, назад уже шел…, что говорить, увидел – попал, вот и вся басня. По нашему – бегай, а свой день сам придет».

Несмотря на поздний час Семеныч принялся варить мясо – «Эх, сейчас мясным поужинаем, завтра можно и ловушки итти справлять». С рассветом, захватив топоры и нагрузившись мясом, мы тронулись. Наперво надо было починить старые ловушки и наживить их. В следующие дни Семеныч думал поставить еще ряд новых ловушек, так чтобы всех было сотни полторы. Ловушки шли рядами – по склону Джуги, вдоль Киши. От ловушки до ловушки шагов 200-400. Ряд замечался зарубками на деревьях. Второй шел выше по склону, а несколько поодаль, на другом склоне Семеныч думал поставить третьи.

Многие ловушки совсем развалились, приходилось делать заново. Для этого вырубили 4 кола длиною метра в полтора с развилками на одном конце. Колья загонялись в землю, два около ствола пихты, но по разным его сторонам, два на расстоянии от первой пары метра на полтора. В развилки кольев накладывались продольные перекладины, а на них уже настилался навес или «крыша» из деревянных обрубков и веток. В таком виде ловушка имела вид будки. Для насторожки ловушки кровля несколько поднималась и удерживалась в таком положении путем особой настройки. Приманкой куницы служило укрепленное под крышей мясо. Это мясо куница могла взять только поднявшись по поставленному у ловушки обрубку дерева и встав передними лапками на прут, являвшийся частью насторожки. Под тяжестью тела куницы насторожка освобождалась и крыша падала на старое место, придавливая куницу к нижней планке. На эту работу ушдо несколько дней. Наконец все было сделано, мы разделили между собой порядок обходов ловушек. Теперь каждый был должен следить за своим рядом, снимая пойманных куниц, подновлять наживу и чинить ловушки.

ГЛ.V. ВОР

Дни так похожи один на другой. Снег и снег. Ночью проснешься и слушаешь, и слышны чьи-то осторожные шаги, монотонные шорохи. Кто-то ходит в лесу, крадется и шепчет. И ночью, и днем – шопот, шопот скользящего снега, случайный треск, ветки и слежавшийся ком снегу скатывается со склонившихся ветвей. Солнце всходит чужое и далекое, скрытое туманной пеленой, оно кажется неясным пятном. Контуры не имеют определенного очертания. Все уходит куда-то, отдаляется – мир сжался и робко спрятался в маленьком балагане, поближе к дрожащим языкам огня.

Продрогнув от утреннего холода, я стал поспешно собираться. – «Пойду по ряду пройдусь». - « Круги 8 надевай, ишь понамело», посоветовал Семеныч. 8 Круги – это очень короткие и широкие самодельные лыжи, устраиваемые из хорошо гущихся веток ильма и переплетенные бечевками. В них можно только ходить, но не скользить. Вскинув ружье на плечо я вышел из балагана. Снег немного угомонился, но отдельные снежинки, подхваченные ветром, подолгу причудливо вертелись в воздухе и словно устав, как-то сразу падали. Мой путь шел вдоль ручья; на прогалинах круги проваливались, путаясь в мелком кустарнике. Итти было неудобно, поминутно приходилось стряхивать захваченный кругом снег.

Наконец я выбрался на ряд. Тут стало много легче. Косматые пихты сомкнулись теснее. Внизу было совершенно тихо, только где-то по верхам шумел ветер. Изредка раздавался сухой треск, это деревья гнулись и скрипели, полузаваленные глубоким снегом. В лесу стараешься держаться тихо, незаметно; зимой с непривычки гнетущее действие еще более усиливается. Кажется это случилось не третьей ловушке. Ни куницы, ни мяса, ничего не было. Я остановился в недоумении. Что бы это могло значить. Напрасно я вглядывался в снег, никаких следов не было, да и не мудрено, за несколько дней могло все следы занести. Ловушка спущена и мясо дочиста снято.

Каково же было мое удивление, когда га следующих двух было тоже самое. В нескольких местах виднелись следы, но следы старые, засыпанные снегом. Одно можно было решить, что зверь – большой шастал по ловушкам. Перебираясь через маленькую балку, я наткнулся на свежий след, он шел пересекая мой путь. Рысь. Никто больше – это ее аккуратные шаги, спокойные ровные отпечатки на снегу. Теперь все понятно… Пройдя до конца ряда, я нигде не нашел мяса. Дочиста, должно быть килограмм 20 снято. Я был поражен систематичностью и прожорливостью вора. Ловушка за ловушкой, в продолжение нескольких километров. Меня очень занимало, как рысь отыскивала мясо, по следу нашему или по запаху мяса. Но ведь между ловушками порядочное расстояние, хитрый вор – он шел по следу. Но делать нечего, все мясо пропало, надо снова заряжать ловушки. А место тут видно хорошее, еще свежие куньи следы, там и тут, тянулись, доходили до дерева, и выше, по сбитому снегу с ветвей, можно было еще проследить путь куницы. Оставалось одно, поворачивать восвояси.

Я застал одного Сергея, Семеныч куда-то ушел. Мой огорченный вид еще раньше рассказал все, прежде чем я раскрыл рот.

- «Никак сосед не уважил».

- «Ну, начисто, рысь».

- «С этим приживальщиком нам не ладить, теперь, что не поставь, все снимет».

Оставалось одно, мы решили завтра же вдвоем отправиться на охоту, надо было прогнать докучливого соседа. Скоро пришел Семеныч и присоединился к нашим обсуждениям. Темнело, Сергей варил суп, а Семеныч пустился в бесконечные рассказы. Не раз случалось, что единственным слушателем в конце оставался сам рассказчик, да поздняя ночь.
Милые попутчицы путешествуют на поездах без одежды | Реальное (домашнее) порно и секс фото
На лужайке дамочка обнажилась
Блондинка в шортиках Tracy Lindsay шалит в мастерской