Субъективная реальность

Диссонанс СВО и повседневности: как спецоперация меняет жизнь россиян

Сразу после начала специальной военной операции шок испытали, пожалуй, все россияне независимо от политической позиции, вовлеченности в тему и уровня эмпатии. Столь глобальное и необратимое событие, казалось, должно было кардинальным образом отразиться и на повседневной жизни, но постепенно тема боевых действий неизбежно стала фоном обычной жизни, а инструкции «как дальше жить» в новых реалиях никто не выдал.

Объявление частичной мобилизации вывело население из отрешенности, но и сейчас россияне в массе никак не изменили свои привычки: в кафе и ресторанах ажиотаж, в театрах ставятся спектакли, проходят концерты, выставки, фестивали. С другой стороны, массовая отмена празднований дней российских городов свидетельствует о том, что у части общества есть запрос на соответствие внутриполитической и социальной повестки происходящему на Украине.

Большинство, сознательно или нет, пока предпочитают не замечать, что жизнь уже изменилась. Таково свойство человеческой психики, ситуация в истории не новая. Однако эффект игнорирования реальности будет только накапливаться. Когда люди признают новую реальность и как она уже меняет нашу жизнь? Обсудили с психологами, социологами, историками и культурологами.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ. Александр Вершинин, доцент исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова:

– С точки зрения восприятия войны нынешняя ситуация перекликается с тем состоянием умов, которое сложилось в воюющих странах в начале Первой мировой войны. К 1914 г. европейские общества фактически отвыкли от войн: последней относительно крупной была франко-прусская, ограниченная локальным ТВД в Северной Франции. За полвека в общественном мнении пустила глубокие корни идея того, что в условиях современной мировой экономики, тесно связывавшей даже непримиримых геополитических конкурентов и невиданными в истории темпами генерировавшей богатство, война просто не нужна и вредна.

Политики повсеместно оперировали когнитивными образами, унаследованными от эпохи Наполеоновских войн: война с их точки зрения была, своего рода, хирургическим инструментом, который позволял относительно аккуратно исправить сложившийся баланс сил, но не более того. На фоне массового национализма, ставшего к началу XX в. неотъемлемым элементом массового сознания европейцев, начавшаяся война воспринималась как, своего рода, спектакль, в котором той или иной нации, как казалось, было суждено сыграть главную роль. Отсюда – масштабная театрализация отправки солдат на фронт с ликующими толпами, букетами цветов и обещаниями вернуться к родным очагам не позднее Рождества.

Война как объективная реальность начала осмысляться не ранее середины 1915 г., когда ее масштабы очевидно превысили любые прогнозы. Огромные жертвы, превращение экономик в тылы действующих армий, повсеместное ограничение потребления вырвали европейцев из мира иллюзий. Шока не было. Скорее, имело место медленное погружение в тяжелую действительность, сопровождавшееся накоплением психологического негатива в отношении существующей социально-политической системы.

ПСИХОЛОГИЯ КОНФЛИКТА. Антонина Селезнева, доцент кафедры социологии и психологии политики факультета политологии МГУ им. М.В. Ломоносова:

– В первые недели после начала специальной военной операции мы действительно наблюдали серьезные изменения в психологическом состоянии российского общества: люди испытывали сильные эмоциональные состояния тревоги и даже страха. Но со временем эмоциональный накал этих чувств снизился – они не исчезли совсем, а как-то притупились. И здесь играют роль несколько факторов. Во-первых, время. Чем дольше продолжается событие, тем больше оно становится повседневностью: люди привыкают жить в изменившихся условиях, принимают их как данность. Включаются механизмы психологической защиты.

Во-вторых, степень вовлеченности в ситуацию. Чем меньше события касаются непосредственной жизни людей – их самих, близких и знакомых, тем менее длительными будут эмоциональные реакции на них. Ценность безопасности, которая очень значима для всех поколений российских граждан, распространяется, в первую очередь, на их личное пространство. Проекции на общество и государство – вторичны. Поэтому, когда россияне поняли, что спецоперация и все связанные с ней процессы – это «всерьез и надолго», они приспособились и продолжили жить своей «почти обычной» жизнью. В том числе и молодежь. Эмоциональная напряженность, которую очень остро испытывали молодые люди в феврале-марте этого года, зачастую преодолевалась ими через оправдание своей отстраненности от политических процессов. Когда произойдет переосмысление ситуации – спрогнозировать сложно. Частичная мобилизация вновь сконцентрировала внимание общества на событиях на Украине, градус эмоциональных переживаний людей вновь увеличился. Но выльется ли это в изменения поведения граждан – пока не ясно.

СВО И ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА. Владимир Лубянко, политический консультант:

– Мы наблюдаем сейчас последствия хорошо знакомой в истории практики конфликтов, ведущихся экспедиционным образом. Сражения – это где-то далеко, в них участвуют специально отобранные люди, которых люди прошлого могли не видеть годами, а может и никогда. Сейчас информационное пространство благодаря цифровым технологиям общее, но, конечно, отчужденность мирной жизни от боевой наблюдалась всегда. Исключением был лишь период тотальных мировых войн XX века, где все жило фронтом: экономика, культура и другие сферы. Но для человеческого общества разделение этих миров нормально. И на мой взгляд, президент не то, чтобы сливает эти два мира вместе, а скорее сильнее связывает для большей эффективности реализации целей.

На изменения после февраля 2022-го общество отреагировало сплочением на уровне социальных рефлексов. Когда твое сообщество находится в конфликте с другим, какие-то врожденные социальные установки говорят нам – держись своих. Это пронизывает и население в целом и элиты. Эта смесь страха перед неопределённостью и желания коллективного успеха подавляет политическую конкуренцию в привычном виде – потом разберемся внутри, важно выиграть на внешнем рубеже. Это влияет и на запросы избирателей, и на активность политических игроков. У выборов появляется особый смысл – подтверждение сплочения. Людям важно увидеть через эту процедуру, что единство есть.

ВОЙНА И ИСКУССТВО. Настя Четверикова, культуролог, музыковед, педагог, автор подкаста и книги «Искусство для пацанчиков»:

– Кому-то это покажется странным, но в кризисные моменты культура всегда оживает. Я смотрю сейчас на художников, творчество которых казалось ничем не примечательным и даже скучным, и вижу, как накануне обострения политической ситуации в мире они резко выросли и начали выдавать то, что никто от них не ждал, их работы стали гораздо глубже. Пока позволительно высказываться через искусство, творческие люди делают это с максимальной отдачей. И всегда в переломные моменты истории искусство, музыка и культура развивались активнее, чем в мирное время.

Здесь можно привести в пример дадаистов, в частности Марселя Дюшана, который изменил представление об искусстве, придумав такое направление как ready-made (метод «готовых вещей»): когда обычный предмет можно поставить в музее и назвать это искусством, потому что художник его переосознал и сделал его искусством. Это происходило как раз в период Первой мировой войны, по сути, он создал современное нам искусство. Многие художники тогда иммигрировали в нейтральную Швейцарию, создали там клуб, где обсуждали, как мировая война стала реальностью. И пришли к выводу, что мир – слишком логичный, последовательный, разумный, и эта логика привела к хаосу – логичные мысли умных политиков, военных, государственных мужей. Они решили, что в этой ситуации искусство, напротив, должно быть алогичным, сумасшедшим, не поддающимся разумному объяснению.

Второй пример – экспрессионизм, зародившийся между мировыми войнами, одно из самых страшных отражений мира в искусстве. Expressio – в переводе с латыни «выражение», и экспрессионисты выражали и отражали все, что влечет за собой война. Если послушать Арнольда Шёнберга, мы ужаснемся – это неприятно, невозможно слушать. Но он специально создал такую музыку, чтобы дать понять, какие события происходили в его время. Аналогично у художников-экспрессионистов: Мунка, Шиле, Кокошки и прочих. Их картины жуткие, они отражают смерть, боль и страх.

До недавнего времени многие называли современное искусство скучным, высосанным из пальца, но теперь культура получила очень мощный импульс. Искусство так или иначе впишется в реальность, можно надеяться, что текущая ситуация послужит созданию настоящих современных шедевров, которые войдут в историю и дойдут до потомков. Если, конечно, культура не столкнется с еще большими ограничениями на государственном уровне. Любые ограничения негативно сказываются на искусстве, это было бы очень обидно. Ведь именно искусство темных хаосных времен экспрессивно, заставляет нас думать и сопереживать.