Стукач

Автор: Ki Krestovsky

Часть 1

Прежде, чем я начну свое повествование, давайте кое-что проясним. Я не наркоман и не алкоголик, никогда не имел проблем с нервами или психикой, о галлюцинациях только слышал. Знаю, все сумасшедшие так говорят, но поверьте, после случившегося я добровольно записался к мозгоправам, потому что начал сомневаться в собственном душевном здоровье. Оно оказалось абсолютно исправно.

К сожалению.

Честняк, аноны, для меня сейчас было бы огромным облегчением получить путевку в жёлтый дом с выпиской о шизофрении или каком-нибудь другом серьезном расстройстве. В таком случае получилось бы, что я ненормален, то есть, всего лишь сбился с курса прописанной человеками нормы. А теперь получается, что ненормален окружающий мир. Но миру-то никто норм не прописывал, так? Ученые мужи и по сей день не в силах объяснить целый список явлений и парадоксов. Это наталкивает меня на нехорошую мысль: возможно то, что стало самым безумным кошмаром в моей жизни, для мира на самом деле является совершенно естественным порядком вещей. И происходит постоянно. На каждом углу. Возможно, даже каждую секунду.

Но давайте обо всем по порядку.

Начинается моя история более чем мирно. Несколько лет назад я представлял из себя распиздяистого студентика, который вспоминал об учёбе только в разгар сессии, а остальное время делил между шашлычными посиделками, войной за бабское внимание и WoT’ом. Последний пункт и стал отправной точкой моего повествования. На форуме танкистов я познакомился с одним чуваком… назовем его Н. Наше плодотворное боевое сотрудничество скоро переползло на уровень контактовской дружбы, а позже вылилось в длительные печатные беседы, которые с течением времени становились ламповее и душевнее. Хотя Н. стал первопричиной всех моих нынешних проблем, я все равно не могу думать об этом человеке без уважения. Это был прямо-таки не по годам эрудированный парень с широким кругозором, что нечасто встречается среди ВоТеров (простите, ежели кого обидел). Впрочем, столь интересные собеседники в принципе встречаются нечасто.

Н. был немного старше меня и прожил весьма непростую жизнь. Когда мы познакомились, минул едва ли год со смерти его последнего живого родственника, деда по отцовской линии. Что случилось с остальными членами семьи — не знаю. Он никогда не говорил об этом, а я считал бестактным вести расспросы на такую тему. Но вместо того, чтобы забить на учёбу и утопить печаль в дешевом спирте, Н. вложил каждую секунду полученной свободы в свое будущее. Вскакивал затемно, отправлялся на какие-то подработки в местных заведениях, после ехал в столицу на вечерние занятия. К началу описанной в моем рассказе заварухи он уже закончил худвуз и преподавал рисование в местной школе, а параллельно творил всякие интересные штуки — писал потртреты, продавал в интернете пейзажики и даже расписывал храмы. Временами я завидовал столь романтичному образу жизни. Хотя на деле менее всего хотел бы променять прелести столицы на тесную, пропахшую разбавителем для красок квартирку в Подмосковье.

Всю жизнь у Н. была только одна крыша над головой. Располагалась она в одной из подраздолбанных хрущевок Правдинского поселка. Что, не слыхали о таком?

До знакомства с Н. я и сам не слыхивал. Специфическая, но забавная локация примерно в полуторах часах электричковой езды от моего родного ДС. Недалеко от Правдинского есть две замечательные вещи. Во-первых, здоровенный дикий лес с болотами, буераками, сосняками и прочим декором из рассказов Виталия Бианки; а во-вторых, нехилое такое водохранилище, по своему великолепию ничем не уступающее естественным водоемам. Не в последнюю очередь я решился навестить эту глухомань из-за водохранилища.

Вышло всё так: я и Н. практически одновременно расстались со своими тнями. Я чуть раньше, он чуть позже, но един хрен. Я предался нытью и депре, а Н. в силу своего жизнелюбия быстро вспомнил о принципе «если тебе достался лимон, то проси к нему соль и текилу». Нет девушки — есть холостяцкая свобода! Решив приподнять настроение нам обоим, он пригласил меня на уик-энд к себе в гости: порыбачить. Да, это было одно из наших общих увлечений. Хотя последний раз я держал в руках удочку пять лет назад, но готов был отдать многое за возможность вновь побаловать себя таким времяпровождением.

В итоге я отдал гораздо больше, чем рассчитывал. Но, как уже говорилось, обо всём по порядку.

В общем, долго уговаривать меня не пришлось. С начала недели я едва мог усидеть на месте, предвкушая славные пацанские выходные с дешевым алкоголем, плеском рыбьих тушек в пластиковом ведерке и стрекотанием цикад под жарким полуденным солнцем. Утром пятницы я схватил заранее приготовленный рюкзак и отправился к Ярославскому вокзалу. Впереди меня ждали три выходных, два из которых я собирался провести в отличной компании. Хорошее настроение так и перло.

Хотел бы я поэтично расписать красоты Правдинского, но пошли они к черту по двум причинам: во-первых, кому оно надо; а во-вторых, я не особенно их запомнил. В памяти осталось только четкое разделение окрестностей на две половинки. Одну, скучную, занимали свежие коттеджи толстосумов и дачные новострои. А вот вторая, куда более интересная — сплошной привет из девяностых. Рядом с лесным массивом законсервировались пятиэтажки, гаражи-коробочки с облезающей краской, заплесневелые ларьки, в которых продавали просроченную колу и их собратья-«стекляшки» с дебильными названиями. Но самой забавной частью поселка были местные аборигены, всем своим видом и манерами дававшие понять, что класть им на течение времени.

Н. встретил меня у станции. Вскоре мы уже тарились товарами первой рыбацкой необходимости: пивом, хлебом, ветчиной, пивом, воблой (а вдруг не нарыбачим нихрена), сигаретами, сухариками, пивом, пивом, пивом. ИРЛ Н. оказался столь же занятным собеседником, сколь и в сети, а потому время летело незаметно. В общем-то, ничего интересного припомнить не могу. Так называемая «рыбалка» превратилась в смесь из экскурсии по местности, бухаловке, хлопанью комаров и попыток искупаться. Мы словили только пару захудалых ротанов, но это не испортило веселья.

Которое я, к слову, тоже не очень запомнил.

А вот момент, с которого все начало незаметно катиться по наклонной — запомнил. Хорошо запомнил.

Под вечер, когда мы с Н. уже направлялись к его берлоге, на глаза нам попался ржавый скелет отечественной машинки. Он торчал прямо из травы, стелившейся у самой кромки леса. Возле него сновала пара мальчишек. Не сдержав любопытства, мы спросили, зачем они возятся с этой рухлядью. Пацаны сказали нам, что ловят ящериц. Дал знать о себе нерастраченный рыбацкий азарт — мы решили помочь им и дружно перевернули ржавчину набок.

Открывшееся зрелище запомнилось мне надолго. В одной из рытвин, которую прочертило железо, шевелился клубок маленьких коричневых тел. Похоже, мы распотрошили ящериное гнездо или что-то вроде того. От двух пьяных мужиков, ворочающих металлолом, не стоит ожидать аккуратности — ящериные тела, покореженные и раздавленные, истекали кровью. Некоторые из зверьков в агонии отбрасывали хвосты, которые конвульсивно бились на телах их умирающих товарищей, другие тщетно пытались уползти на покалеченных лапках.

Настроение сразу испортилось. Ни у кого не было намерения играть в живодеров. Мы, конечно, хотели выудить ящериц, но вовсе не собирались убивать их или калечить. Просто не удосужились подумать головой прежде, чем действовать.

Я вот не шибко суеверен… но временами все же задаюсь вопросом, а не получил ли предупредительный знак таким образом? Если да, то десяток рептилий отдали свои жизни зря. Сорян, чешуйчатые. В тот день я был свободным пьяным холостяком, отрывающимся вдали от повседневной рутины, и не собирался позволить кучке ящериц испортить мой уик-энд. Тогда я вообще быстро забыл о них. Вспомнил гораздо позже, когда… ну да, обо всем по порядку же. Короче, извинились мы с Н. перед мальчишками за наш кровавый фэйл и отправились дальше, в квартиру, к толчку и компу.

Домашние посиделки пошли как по маслу — тупо и весело. Мы угорали с каких-то модов, стримеров, обновлений и прочего стаффа. В двух шагах от хрущевки, где жил Н., стоял ночной магаз с придурошным названием «Тийна». Внутри висели плакаты тридцатилетней давности с пост-советскими зайчатами и продавалось пиво в пластике, которое, кажись, в деды этим плакатам годилось. Зато о сухом законе там даже не слышали. Типично местная тема такая. Эта «Тийна» снабжала нас алко и табако весь вечер, и, не сомневаюсь могла бы проснабжать ещё всю ночь.

Но нагрянул главгерой моей россказни.

Явился он в самый разгар движухи. Наконец-то Н. врубил World of Warships, начав посвящать меня в тайны геймплея. Я разрывался между уважением к товарищу и желанием отобрать у него мышку, когда услышал… это. Глухой, но отчетливый стук в дверь. «Бух-бух. Бух-бух. Бух-бух.» Словно пародия на звуки сердца. Стучали так ритмично, что поначалу я списал это на звуки ремонта. Ну мало ль кому в голову треснет забивать гвоздь на исходе дня. Да и на кой барабанить в дверь, когда есть звонок?

Увлеченный битвой, Н. вообще не замечал всего этого шума. А стук не прекращался, хотя настойчивее тоже не становился. Удары повторялись стройно и монотонно, словно кто-то упорно посылал сигнал на морзянке. Ситуация становилась странной. Слишком странной, чтобы её игнорировать. Не выдержав, я оторвал Н. от монитора и заставил прислушаться. С неохотой мой товарищ повернул голову в сторону двери, продолжая краем глаза следить за подплывающим врагом. В первые несколько секунд казалось, что он вообще проигнорит мои слова, но когда до Н. наконец долетело это ритмичное «бух-бух», его словно подменили.

Я мог ожидать любой реакции, кроме той, что последовала. Резко вырубив колонки, он вскочил из-за стола и побелел, как простыня. На мониторе его кораблик беспощадно дамажили, но Н. вдруг разом потерял весь интерес к игре. Я лишь варежку разинул.

— Гриш, — сказал Н. дрожащим, как мне показалось, голосом. — Иди у входной двери встань.

— Зачем? — недоумевал я, но Н. оставил мой вопрос без внимания.

— Встань и слушай. В глазок не смотри. Если стучать перестанут — спрячься в ванной. Хлопни дверью погромче, что бы я услышал.

— Да ты че, прикалываешься? Какого хрена?

— Делай, что говорю.

Что-то стремное такое я услышал в его голосе. Возможно, это называется ужасом. Возможно, едва сдерживаемой паникой. А кореш мой, к слову говоря, не из пугливых. Но что бы мне там не послышалось в голосе Н., задавать вопросы сразу расхотелось. А ещё стало чертовски неуютно.

На нетвердых ногах я поплелся к двери. Но когда я прибыл к месту назначения, стук резко затих, словно стучавшему вдруг надоело его занятие. И только я собрался рвануть было к ванной по распоряжению Н., как стучать начали снова. Однако теперь это звучало по-другому — более глухо и будто с другой стороны. До меня дошло, что теперь стучат в соседнюю дверь. Ни ритм, ни сила ударов не изменились. Похоже на поведение надоедливого опросчика… Вот только почему за дверью царит полное молчание? Почему ему никто не открывает? Почему хотя бы не орут, что бы убрался и перестал колотить в дверь? Почему соседи вообще никак не реагируют на стук?!

Я уже хотел сказать об этом Н., но когда увидел, что он делает, то забыл слова от удивления.

Он успел зашторить все, абсолютно все окна в квартире тяжелыми советскими занавесками. Когда я повернулся, то увидел, как Н. лихорадочно носится по комнатам, скрепляя булавками и огрызками проволки прорехи между тканями.

— Ты че творишь? — не сдержавшись, зашипел я шепотом. — Серьезно, Н., что за херня вообще?

Н. по-прежнему не отвечал, продолжая заниматься своим делом.

А стук все продолжался. Через какое-то время он переместился ещё дальше. Судя от отдаленности звучания, ломились уже в дверь напротив…

Чего я только не передумал в те минуты. Что местные братки кидают какое-то предупреждение таким странным образом. Что знакомый жильцам дома буйный наркоман в очередной раз забыл, где находится его квартира. Что здесь однажды произошел инцидент с маньяком или грабителем, которому кто-нибудь непредусмотрительно открыл дверь, и теперь весь дом паникует, даже если стучится обычный бомж, желающий выклянчить полтос-другой. А кто в моей ситуации не попытался бы найти рациональное объяснение, пускай самое нелепое?

Тем временем Н. покончил со шторами и подошёл ко мне. Про себя я отметил странную дерганность его движений. Последний жест удивил меня едва ли не больше всего остального. Н. нервно выхватил из кармана кусочек серой клячки и налепил его на дверной глазок. Все. Это было уже чересчур для всех моих теорий о бомжах и маньяках. Происходящее окончательно потеряло смысл.

С того момента, как мы услышали стук, обычная разговорчивость Н. исчезла без следа. Теперь он разговаривал отрывистыми и короткими фразами. Совсем на него не похоже. Попырившись на дверь каким-то покойницким взглядом, Н. повернулся ко мне.

— Перебрал я, Гриш. Голова трещит. Давай по коечкам. Завтра пораньше встанем — пару годных мест прошарим. Оке?

— Ну ладно… — буркнул я, продолжая прислушиваться к звукам за дверью.

Я прислушивался ещё полночи, если не дольше, лёжа на приготовленной Н. раскладушке. Сна — ни в одном глазу. Я слушал даже после того, как стуки прекратились, ожидая что вот-вот возобновится этот звук, напоминающий биение сердца: «Бух-бух. Бух-бух.»

Наконец меня начало понемногу клонить в сон. Мысли стали путаными, в ушах зазвучали призрачные голоса подкатывающего сновидения. Я почти отключился, когда вдруг понял… Наш мозг такой шутник, едрить его в извилины. Именно в те несколько секунд на грани сна и бодрствования, он нередко выуживает из подсознания супер-внезапную мысль. Ту самую, которая почему-то не приходила в голову, несмотря на свою очевидность. Именно такая мысль со мной приключилась. Я дернулся, резко распахнув глаза, словно меня током треснуло и разом взмок.

Шаги. Я ни разу не услышал шагов. Даже намека хоть на какой-то звук перемещения. Ни шуршания, ни шарканья, вообще ничего. Я отчетливо слышал, как этот стучальщик с педантичной аккуратностью приходовал каждую дверь в подъезде, пока не исчез из поля слышимости. Но в перерывах между стуками в разные двери царила абсолютная тишина. Словно этот… кто бы он там не был, бесшумно парил по воздуху.

Не думаю, что местные бомжи так умеют.

Признаться, я ненавижу испытывать чувство страха. Обычно мне легко побороть его, но в ту ночь все было иначе. Как только до меня дошло отсутствие шагов, мне захотелось вскочить с лежанки, выбежать из квартиры и мчаться без оглядки до самой Москвы. Сука, да хоть до Аляски или Шамбалы, лишь бы прочь от этой ебнутой хрущевки с её стучащими призраками. Как мне удалось удержать себя на месте, я сам не понял.

Спал ли Н.? Хрен его знает. Судя по тому, что ни храпа, ни сопения с его кровати не доносилось, мы оба бодрствовали до самого рассвета. Лишь когда небо начало светлеть и зачирикали утренние пташки, я наконец-то прикорнул.

Мне приснился неприятный сон. Я забыл о нём сразу после пробуждения, однако недавно вспомнил снова, причем с потрясающей ясностью, словно видел его только что. Мне снилась глубокая земля — холодная и плотно утрамбованная. Я шел, куда глаза глядят. Прямо сквозь толщу этой земли. Словно она была бесплотной иллюзией… или словно иллюзией был я сам. Душная, темная и тесная, земля давила на меня со всех сторон, поэтому я отчаянно высматривал хоть какой-нибудь проблеск выхода, но его не было. Всюду — назад и вперед, вверх и вниз, — тянулись бесчисленные километры почвы, которой не было конца.

Я проснулся с оледевневшими конечностями и ознобом во всём теле, хотя на улице вовсю пекло солнце. Н. уже заваривал опохмеляющий кофе под бодрый тяжеляк из стерео. Когда я выполз на кухню, он жизнерадостно поприветствовал меня, словно вчера вечером ничего не произошло. Эта идиотская, откровенно натянутая веселость отбила всякое желание разговаривать о ночных перестуках. Н. не собирался ничего пояснять мне — разве что какую-нибудь заранее придуманную отмазу. И я решил подыграть ему. В конце концов, мне и самому не хотелось портить остаток выходных.

Но, как я ни старался, окончательно выкинуть из головы мутную тревогу не получалось.

Днем я сказал Н., что хочу прогуляться. Отчасти это было правдой. Я действительно отправился бродить по местности, только мои нервные хождения ничуть не напоминали прогулку. Мне просто хотелось обдумать случившееся. Пожалуй, нет смысла описывать скомканные мысли, которые беспорядочно метались у меня в голове, пока я бороздил шагами посёлок.

Главное событие того дня произошло, когда я остановился закурить, уже почти вернувшись к злополучной хрущевке. Я дымил за гаражами, точно такими же, какие прятали меня от родительских глаз в далекие школьные времена. Все эти «ракушки» и покрытые ржавчиной железные коробки идеально подходят для укрытия, поэтому я чуть не выронил сигарету, когда из их рядов вынырнул невзрачный пенсионер. Впрочем, не выказав агрессии, старик дружелюбно спросил огоньку и кинул пару фраз в явной надежде завязать разговор. Я был совсем не в настроении трепаться с кем-либо, но обижать дедулю своим молчаливым уходом тоже не хотелось. Пришлось поддержать беседу. Старикан представился дедой Микой и спросил, давно ли я сюда переехал.

— Да нет, я всего на пару дней к другу погостить. — Я назвал имя и фамилию Н. — Может, знаете такого, он в соседнем поселке церковь расписывал.

— Ааааааа, из 19-ой квартиры? Конечно, знаю, славный парень. Так ты у него остановился? Сталбыть, слыхал Стукача вчера вечером? Не повезло тебе…

— Кого? — переспросил я (хотя на деле сразу просек, о чём речь).

— Ну какж? — удивился деда Мика, роняя пепел на застиранные треники. — Нежто прошел вас?

— К нам кто-то ломился поздно ночью, если вы об этом.

Я почувствовал нечто, близкое к облегчению. Раз этому чуваку уже дали прозвище, вполне вероятно, что это действительно здешний двинутый, а я с перепугу сам накрутил себе психа.

— Н. тебе ничего не сказал? — продолжал деда Мика свой допрос, внезапно рассердившись. — Идиот, бля!

— Да ладно, я не испугался.

— И зря! А ну как в глазок бы нечаянно глянул? Скажи Н., чтоб в следующий раз башкой думал, а не жопной дыркой!

Я совсем растерялся.

— Чего? О чём он должен думать?

— Понимаешь, ему не только открывать нельзя. Смотреть на него тоже опасно, на Стукача-то.

— Какого ещё Стукача?

— Такого, какого вчера слышали. Он тута с самой постройки шастает, может быть, даже раньше. Мы-то к нему привыкли. Чуйкой почуяли, что нельзя с ним связываться. А вот приезжие, городские в особенности, никак в толк этого не возьмут. К ним-то беда и приходит обычно.

— Ничего не понимаю, — честно признался я.

Деда Мика покачал головой и бросил бычок на землю. Только тогда я заметил, что моя сигарета уже сгорела до фильтра.

— А я расскажу тебе. Слушай.

И я стал слушать.

В общем-то, никто не знал толком, что такое этот Стукач. Потому что его никто не видел. Зато слышали все.

Приходил Стукач нечасто, всего несколько раз в год. Разрыв между его визитами мог продлиться пару дней, а мог растянуться до недель, месяцев и даже полугодий. Частота его посещений не зависела ни от фазы луны, ни от времени года, ни от чего-либо ещё, но все-таки даже эта таинственная сила соблюдала два правила. Первое — Стукач появлялся только в темное время суток, в промежутке между девятью вечера и часом ночи. Второе — Стукач никогда не пользовался звонками, предпочитая дергать ручки или тупо колотить по двери, за что получил свое прозвище. Никто не знал, бывает ли Стукач на улице, однако ж окна на всякий случай баррикадировали и даже зашторивали.

Неизвестно точно, сколько людей теоретически могли столкнуться с этим НЕХом и сколькие попали под его влияние. Вероятно, они предпочли бы не рассказывать об этом. Но все три фатальных случая, после которых сомнений в «дружелюбности» Стукача не осталось, дед Мика засвидетельствовал лично.

Первая беда случилась ещё в середине восьмидесятых. Накрыло, как то ни странно, одного из старожилов. Прямо над квартирой деды Мики обитал древний старичок, перешагнувший уже черту девяностолетия. Несмотря на крепкое здоровье и самостоятельный образ жизни (а это о многом говорит в таком возрасте), соображал старичок плоховато. Как-то раз деда Мика и услышал, что во время обхода Стукача его сосед сверху возьми да открой. Никаких ударов, криков или других подозрительных звуков не последовало. Просто с того события старичок перестал выходить из квартиры. Местные сразу поняли, в чём дело. Нетрудно было сложить два с двумя, припомнив дату последнего визита Стукача.

Поначалу все боялись соваться в нехорошую хату. Но у кого-то в итоге сочувствие перевесило страх, и он решил проведать старичка. Тот не открыл. Заволновавшись, сердобольный жилец вызвал милицию. Милиции старик тоже не открыл. Менты попытались открыть сами. Не смогли. Вызвали какую-то там бригаду для решения подобных ситуаций, начали вскрывать дверь. Сломали об неё три болгарки. Три ебучих болгарки об трухлявую дверь в советской развалине, да. Может, деда Мика и приукрасил этот момент, но сломать даже одну, пусть самую ржавую, О ДЕРЕВЯННУЮ ДВЕРЬ БЛЯДЬ — это писец как странно. Не вскрыли, кароч.

Во время этой возни соседи пошушукались и позвонили управдому. Тот явно обладал нестандартным для такой должности мышлением, потому как насчет Стукача все прекрасно знал. Быть может, особенность провинциального склада ума? Из рассказов деды Мики складывалось впечатление, что жильцы хрущевки относились к Стукачу безо всякой заинтригованности, а как к бытовой проблеме, типа протекающей крыши. Исправить не выходит, значит, будем уживаться. Примчался, в общем, наш управ, без лишних вопросов, договорился как-то с представителями закона, объявил всем легенду — мол, квартира в плохом состоянии, так что её временно опечатают. Уж не знаю, какие он там выкатил условия и кому в итоге досталась собственность, но в квартиру с тех пор никто не совался. Она до сих пор стоит вся опечатанная без видимых причин.

Что там внутри? Куда делся бедный дедок? Ни у кого не было желания искать ответы на эти вопросы.

Я не исключение.

Следующими жертвами Стукача стали сразу три человека. Случилось это почти через 20 лет после исчезновения дедымикиного соседа.

Умер один из квартирантов (я искренне надеюсь, что хотя бы он почил естественной смертью), и в его опустевшее жилье приехала молодая семья — какие-то родственники, получившие жилплощадь по наследству.

— Славные такие были ребята, — сокрушался деда Мика во время рассказа. — Сынишка владельца, кажись, с женою и дочкой двух годков. Молодые совсем были.

Конечно же, его предупредили о Стукаче. И конечно же, бодрый молодой отец семейства в самом расцвете сил не воспринял местные суеверия всерьез. Когда Стукач постучался, простите за тавтологию, к нему в дверь, тот наивно распахнул её. И никого там не обнаружил. Узнал об этом его сосед, которому мужчина пожаловался утром на ночное хулиганье.

— Мы ничего дурного поначалу не заметили. Уж начали подумывать, может, пронесло? А потом вот…

Первым звоночком для соседей стало отсутствие голосов жены и дочери в злополучной квартире. Но вроде голос мужчины время от времени к ним обращался, да и на вопросы о своих домашних он отвечал вполне уверенно. Так что местные лишь плечами пожали — мало ль какие в чужой семье причуды.

А потом из квартиры начал сочиться вполне однозначный запах трупнины. Стояло лето, и вонь быстро достигла того предела, после которого всякий нормальный человек начнёт бить тревогу.

В итоге несколько местных жестко прижали новосела. Тот удивился, словно бы не понимая, о чём вообще речь. Разъяренные соседи ворвались к нему в хату и обнаружили там картину в стиле классического хоррора. Труп его жены сидел на кухне, уронив торс на облепленный мухами стол, а мертвая дочь валялась в одной из комнат на коврике, окруженная раскрасками и цветными карандашами. Может и не совсем так все было, но суть в другом — весь их облик говорил о том, что несчастные сами не заметили, как умерли. А что ещё страннее, не заметил этого сам глава семейства.

Один из ворвавшихся, трясясь от ужаса, рассказывал, как мужчина жаловался мертвой жене на непрошенного гостя и успокаивал якобы напуганную его вторжением дочь. В итоге менты повесили убийство на отца и мужа, который до последнего вел себя так, словно его семья была жива — кричал жене, что скоро вернется, что это какая-то ошибка, ну и так далее… Его дальнейшая судьба была неизвестна деде Мике. Вроде бы отправили в дом скорби. Зато знал деда Мика кое-что другое: причина смерти женщины и девочки осталась неизвестной.

Его товарищ служил где-то в следственном отделе, и пропизделся спьяну, что вообще-то никаких следов насилия на трупах не нашлось. На них вообще нихрена не нашлось. Их не задушили, не зарезали, не отравили. Каким способом угрохали (если вообще угрохали), непонятно. Висяк пришили мужику с нихуевой натяжкой. Вскрывальщики там трое суток выжимали свою фантазию досуха, чтобы хоть какую-то подложку обвинению дать. Ну да нашей прокуратуре много не надо, так что это дело скоро закрыли и забыли.

Перед рассказом о третьем случае деда Мика долго ломался, упорно переводил тему, короче, долго пришлось инфу тянуть. В итоге поведал-таки.

Квартиры в хрущевке почти никогда не продавались. Дело было не в Стукаче, а в банальной удаленности от города и общей необустроенности жилья. Но кто-то все ж сумел продать квартиру одинокому мужику, а сам благополучно съебал. Новосела пытались предупредить окольными, псевдоадекватными объяснениями, но тот, как грицо, не внял. Тут надо бы добавить одну деталь касательно деды Мики — в прошлом он был электриком, и если у кого что барахлило, то за символическую благодарность он это барахление устранял.

— Вот позвал меня как-то этот новенький. Мол, приходи, пробки шалят вроде как, — рассказывал деда Мика. — А сам бледный, что глиста, и руки егозят во все стороны. Ну я понял сразу, что не все так просто, однако пришел. Пробки у него были замечательные, скажу тебе. А мужик помялся-помялся, да и позвал меня наконец в жилую комнату. А там дверь.

— Какая дверь?

— А такая, которой быть не должно! Прям из уличной стенки торчит. Не знаю, может, оно так сначала и было, мало ль какие у хозяев странности. Мужик совсем обалбешенный, потом обливается и говорит, мол, скажи, отец, мне ведь эта не штука не мерещится? Нет, отвечаю ему, точно не мерещится, я вона тоже вижу. Потертая такая обычная дверь, ток чево ей делать в стенке, за которой никакой комнаты быть не может?

Деда Мика задумчиво помолчал.

— Ох, не понравилась мне такая штука. Я, честно, сразу же удрать хотел, да жалко стало мужика-то. Лица нет, трясет всего, а чего тут удивляться! Я б и сам трясся на его месте. И часто, говорит мне, у вас тут такое? Ну, мне лишних слов не надо… Чего, говорю, стучали давеча? Стучали, говорит. Открыл, говорю? Открыл, говорит. И вот, дескать, никого там не оказалось, а на следующий день эта дверка возникла. Ну я репу почесал… А чего тут скажешь! Говорю ему, извиняй, товарищ, не знаю, что с этим делать. А он будто и не слышит. Бормочет: «Послушай, отец, из-за двери сопит кто-то». Тут я и понял, в самом деле — пока мы трындим, задним планом звук такой странный идет, как если б у кого дыхалку засорило. Я подошел ближе к двери, страшно было, но и разведать хотелось. Точно говорю тебе, пыхтели оттуда, из-за двери прямо! Как будто что-то большое и грузное с трудом в себя воздух затягивает… На том я и ушел. Стыдно перед соседом было, что ничего сделать не могу. Но я и правда не мог! Даже обошел дом на всякий случай, — днем, конечно, — вдруг на стене снаружи окажется чего. Не, стена, как стена, ничегошеньки нет.

— А мужик что?..

Деда Мика рассказал, что ещё примерно неделю новосел то и дело выходил из квартиры, с каждым появлением становясь все бледнее и тощее. Как-то раз деда Мика подошел к нему и спросил, ну ты как, мол, держишься?

— Держусь, отец, — устало ответил мужик. — Только вот такое дело, из-за двери у меня пыхтят все громче. Словно ближе подбираются. Не знаешь, отчего так?

Дед Мика не знал, но такая подробность напрочь отбила у него желание приближаться что к квартире, что к её владельцу. Прошло ещё несколько дней, и упомянутый владелец исчез без следа.

На этот раз никакого загадочного заклина двери не случилось. Пару месяцев спустя её вскрыли. Пару месяцев — потому что мужик жил одиноко, и заметить его исчезновение было некому. Пока по квартире шарились менты, деда Мика боялся голову высунуть из собственной берлоги. Не из-за мусорских служак, разумеется, а из-за того, что они могли там обнаружить.

Часть 2. Продолжение.

КРИПОТА - Первый страшный канал в Telegram