Studio visit: Ульяна Подкорытова

Хотели бы начать разговор с самого интересного для нас вопроса: почему северный фольклор?

На всей территории Севера от Норвегии до Аляски, и, конечно, на большой территории России – Якутия, Архангельская область, и т.д., сохранены древние обычаи и языческие обряды. Люди там, действительно, верят в силу и магию природы, поклоняются ей. Сейчас, в мире глобализации, который, к тому же, трясет, обращение к натуральности и корням - это то, что необходимо, чтобы снова обрести почву под ногами, напитаться силой, обрести душевное равновесие и доброе сердце.

Твоя творческая практика включает не просто отдельные арт-объекты, но полномасштабные проекты. Над чем ты сейчас работаешь?

Мой текущий проект напрямую связан с северным фольклором. Я делаю серию интервью с певицами из разных регионов. Я всерьез увлечена музыкой и пением. Во всем мире сейчас громко звучат мужские голоса из России, а о женских слышно довольно мало. И мне бы хотелось найти и заархивировать эти спасительные звуки для общего доступа. Северные песни интересны расширенными техниками вокала, в них много имитаций звуков: криков чаек, шума ветра, и пр.

Например, я брала интервью у Степаниды Борисовой. Она родом из Якутии и является практически единственным носителем определенного способа пения. Я хочу законсервировать эти знания, чтобы они не ушли в небытие.

В итоге, должен получиться архив, где будут видео о женщинах с сильными голосами, высокой степенью духовности и осознания.

В течение интервью я также прошу певиц научить меня чему-то. По таким урокам многие интересующиеся смогут потом попробовать себя в extended technique. Пение – один из ключевых медиумов, который я транслирую в работах. 

Как ты стала художником?

Я родилась в семье художников. Детство и юность провела в подмосковном Абрамцеве. Там же мои родители учились в художественном училище. Папа имеет отношение к северу России, он из Вологодской области, и от него мне передался интерес к определенному диалекту, напевности, сказкам, легендам. Он организовывал с друзьями Мастерскую народной графики –  в середине 80-х годов это сообщество художников реконструировали лубочную печатную графику, у них была большая мастерская на Сухаревской. У моего отца есть собрание листов Библии Василия Кореня – это средневековый фолиант для неграмотных людей, где история передана не буквенно, а в основном через изображения, этакий комикс.

В моей семье много пели, я помню достаточное количество застолий с фольклорными песнями. Еще, мои родители преподавали в Абрамцевском художественном училище. И получается, что я достаточно ленивый человек, так как повторила их путь, даже не задумывалась никогда стать инженером или ветеринаром. 

Я училась в Московском государственном университете печати имени Федорова, это бывший ВХУТЕМАС. На факультете графических искусств меня больше всего занимали гравюры. По сути у меня классическое иллюстраторское образование. А после окончания института я осознала, что мне не хватает понимания в сфере современного искусства.

Каким был переход от классического образования к современному искусству?

В классической школе нашего университета история искусства заканчивалась началом 20 века, последний художник – Казимир Малевич, а дальше баста. Никто ничего не рассказывал о ХХ, и тем более ХХI веке. Что же происходило последующие 100 лет?

В Москве около 10 лет назад стали открываться школы современного искусства. Появилось сообщество, стали как грибы возникать различные выставки «в подполье». Для меня это было тайное искусство, которого ты раньше никогда не встречал.  Друзья заманили меня в Школу Родченко, так как постоянно рассказывали, что там происходит нечто максимально свободное: кто-то снимает фильмы, кто-то лепит, кто-то городит инсталляции. Меня это заинтриговало, и я поступила в мастерскую Кирилла Преображенского на видеоарт (школа Родченко). Я поняла, что, имея общий вектор своего творчества, можно пробовать разные медиумы, жанры, исследовать.

Параллельно я стала изучать музыкальную сферу, так как люблю петь, даже закончила джазовую школу. Но ранее, боялась идти в музыку. Это для меня совершенно нагая, священная история, с которой  и сейчас работать достаточно сложно.

В 2016 году я поступила в музыкальную лабораторию «Голос» к Наталии Пшеничниковой. В ее труппе были и художники-перформеры и профессиональные оперные певцы. Я много нового почерпнула, находясь внутри Наташиного курса.

Так, мой путь в современном искусстве начался с видео, камеры, голосовых перформансов.

Расскажи о поиске своего уникального стиля?

Уже в самом начале жизни человека можно сказать, какой у него будет характер, и что ему интересно. Конечно, мы развиваемся, но база закладывается в детстве. Помимо тех знаний, что дали мне родители и тетя (она тоже художница), мне всегда была интересна мистика, а еще возможность передачи знаний через невербальные каналы.

Например, до института я год отучилась на нулевом курсе школы-студии МХАТ. У нас было упражнение, в ходе которого класс стоит к тебе спиной,а ты произносишь слово, имеющее для тебя силу, и указываешь на кого-то рукой. Человек чувствует направленный на него звук и оборачивается. А потом, ты отказываешься от слова и только жестом направляешь силу, а человек все равно чувствует.

Когда я увидела, как это работает, то поняла, что в искусстве самое важное - общаться с людьми через удивительные прозрачные нити, окутывать их вниманием с помощью незримого.

Хотя, это не единственное, на что я ориентируюсь. Перед каждой работой делаю глубокие исследования, но никогда напрямую не заимствую образы, все герои в моих работах вымышленные, изобретенные.

Как на международной арене откликается твое творчество?

На последней биеннале в Венеции многое было связано с этнографией. Я, нехотя, попала в тренд, что мне самой не очень нравится. Мне всегда хотелось быть в своей стезе, и создавать работы, ни на кого не ориентируясь. Как пример, моя первая персональная выставка «Косая», помимо шутки в своем названии, содержала в себе стремление показать человека, который идет немного поперек всеобщему.

Хотя большинство международных проектов остановились в 2022 году, я участвовала в нескольких выставках, которые поддерживали северные страны, в частности, кураторка Екатерина Шарова и Арктический институт. Благодаря их интересу, на биеннале в норвежском городе Будё показали мой фильм, который был представлен в прошлом году в ГЭС-2. А также мне удалось посотрудничать с галереей в Бергене.

Я участвовала в групповой выставке видеоарта «Dream machine» в Санкт-Петербурге, она проходила при поддержке посольства Нидерландов в России. Также хорошо налажены культурные мосты со Швецией, во многом за счет усилий Марии Линд.

Север – это вообще отдельный мир. Коренные народы, живущие там испокон веков, например, саамы, которые есть и на территории Норвегии и в России, общаются между собой несмотря на политическую повестку.

А как изменился внутренний рынок в России?

В России арт-рынок всегда был достаточно вялым и своеобразным, сейчас он провис еще больше. При этом, среди неуютных и переживательных обстоятельств, люди продолжают покупать искусство. Даже, более того, появляются новые коллекционеры, те персонажи, которые ранее инвестировали в более материальные вещи, начали покупать современное искусство. 

Что ты посоветуешь молодым художникам?

Самое важное сейчас, как и всегда, это не терять веру в себя. Гораздо интереснее задавать тренды, а не следовать тем, которые сейчас на пике. Еще одно важное замечание: если ты, с твоей точки зрения, открыл новый стиль, а кто-то тебя копирует, то стоит не ревновать, а радоваться (возможно, ты создал великое направление). Мне кажется, что сейчас время коллективного творчества – объединяйтесь и создавайте сообщества!

Для художника очень важна свобода: стоит оставаться собой, отстаивать свои идеи, особенно если работаешь с институцией или галереей. Современное искусство существует не только для популяризации эстетики, оно отражает текущие проблемы общества. Это ребус для зрителя, в том числе, для будущих поколений.