Стрелок

— Пойдем. День уже на исходе.
Позже, в последних лучах заходящего солнца, они разбили лагерь на плоском каменном выступе к северо-востоку от разлома, уходящего в самое сердце гор. Заметно похолодало. Дыхание их вырывалось изо рта облачками пара, и в алых с малиновым отблесках уходящего дня мокрый кашель грома казался каким-то даже нереальным и немного безумным.

Стрелок ждал, что мальчик начнет задавать вопросы, но тот ничего не спросил. Джейк почти сразу уснул. Стрелок последовал его примеру. Ему снова приснилось то мрачное место — темное подземелье, и Джейк, похожий на алебастрового святого, со лбом, пробитым гвоздем. Он проснулся, судорожно хватая ртом воздух, и инстинктивно потянулся за костью-челюстью, которой не было больше, потом потянулся, ожидая ощутить под рукою траву древней рощи, но вместо травы ощутил голый камень, а в легких — холодный разреженный воздух высот. Рядом с ним Джейк спал, но сон его был беспокойным: он ворочался и бормотал неразборчивые слова, отгоняя, наверное, своих собственных призраков. Стрелок перевернулся на другой бок и снова уснул.

А еще через неделю они добрались до конца первоначальной фазы долгого пути: так для стрелка завершился этот длинный пролог, растянувшийся на двенадцать лет. Для него все это началось с окончательной гибели его родных мест и со сведения троих воедино, для Джейка — с его странной смерти в том, другом мире. А для стрелка смерть была еще более странной: она обернулась нескончаемою погоней за человеком в черном в мире, где ни осталось ни карт, ни памяти. Катберт. Все остальные. Их больше нет. Никого не осталось: ни Рэндальфа, ни Жами де Курри, ни Эйлин, ни Сьюзан, ни Мартена. (Да, его все мы выволокли из его логова. Была перестрелка. Но даже этот плод оказался горьким.) Они уходили, один за другим, пока от старого мира, принадлежавшего им, не остались лишь трое: как три страшных карты из страшной колоды Таро: стрелок, человек в черном и Темная Башня.

Через неделю после того, как Джейк видел след на снегу, они на мгновение столкнулись лицом к лицу с человеком в черном. В это мгновение, которое растянулось на целую вечность, стрелку показалось, что сейчас он поймет тайный смысл самой Башни — смысл, чреватый любой возможностью.

Они продолжали держаться юго-западного направления: прошли, наверное, уже полпути по исполинскому горному кряжу, и вот когда в первый раз стало казаться, что подъем грозит сделаться трудным (прямо над ними нависли обледенелые выступы скал и острые срезы гранита; при одном только взгляде на них у стрелка начиналось неприятное головокружение), путешественники набрели на удобный спуск вдоль стенки узкой расщелины. Извилистая тропа спускалась зигзагом по дну каньона, где в своей первозданной безбрежной мощи бурлил ледяной поток, стекающий с необозримых вершин.

В этот день, ближе к вечеру, мальчик вдруг остановился и поглядел на стрелка, который задержался у речки, чтобы ополоснуть лицо студеной водой.
— Я чувствую, он где-то рядом.
— Я тоже, — сказал стрелок.

Как раз перед ними высилось неодолимое с виду нагромождение гранитных глыб, уходящее в бесконечность, затянутую облаками — последняя баррикада, которую горы возвели у них на пути. Стрелок так и ждал, что в любое мгновение очередной поворот горной речки выведет их к водопаду или к отвесной и гладкой стене гранита — в тупик. Но здешний воздух обладал этим странным увеличительным свойством, присущим любому высокогорью, и прошел еще день, прежде чем они с мальчиком добрались до стены громоздящегося гранита.

И снова стрелка захватило уже знакомое пугающее ощущение: ожидание, предвкушение — как бывает, когда ты уверен, что то, за чем ты так долго гнался, наконец у тебя в руках. Он еле сдержал себя, чтобы не пуститься бегом.
— Постойте! — Мальчик внезапно остановился. Они замерли у крутого изгиба ручья. Поток пенился и вскипал в своей неизбывной энергии, обтекая громадный выступ выветренного песчаника. Каньон постепенно сужался. Все утро они шли в тени гор.

Джейка била неудержимая дрожь. Он весь побледнел.
— В чем дело?
— Пойдемте обратно, — прошептал Джейк. — Пойдемте обратно. Быстрее.
Лицо стрелка как будто окаменело.

— Пожалуйста? — Лицо парнишки осунулось. Он с такой силою стиснул зубы, подавляя крик боли, что его нижняя челюсть дрожала от напряжения. Сквозь тяжелый занавес камней до них по-прежнему доносились раскаты грома — размеренные и монотонные, точно гул механизмов, скрытых глубоко под землей. Тоненькая полоска неба, еще не загороженная гранитными стенами сузившегося ущелья, тоже вобрала в себя этот готический серый оттенок. Серое небо зыбилось и подрагивало в противоборстве холодных и теплых воздушных потоков.

— Пожалуйста,
пожалуйста!
Мальчик поднял кулак, как будто хотел ударить стрелка.
— Нет.
Мальчик изумленно взглянул на него.
— Вы хотите убить меня? Он убил меня в первый раз, а теперь вы тоже хотите убить меня!
Стрелок почувствовал у себя на губах вкус лжи и все-таки произнес ее:
— Все с тобой будет в порядке.
И еще одну ложь:
— Я позабочусь об этом.

Лицо у Джейка вдруг стало серым, и больше он ничего не сказал. Нехотя он протянул стрелку руку, и, обогнув вместе изгиб ручья, они вышли к последней отвесной стене гранита и столкнулись лицом к лицу с человеком в черном.

Он стоял не более чем в двадцати футах над ними, справа от водопада, который с грохотом ниспадал из громадной, с зазубренными краями дыры в скале. Невидимый ветер трепал полы его черного балахона. В одной руке он держал посох, вторую вскинул над головою в пародийном приветственном жесте. Застывший на каменном выступе под этим подрагивающим серым небом, он был похож на пророка — пророка погибели, а голос его был как глас Иеремии:

— Стрелок! Ты, я смотрю, в точности исполняешь древние предсказания! День добрый, день добрый, день добрый! — Он рассмеялся, и смех его прокатился по скалам гремящим эхом, перекрыв даже рев водопада.
Не раздумывая, стрелок вытащил револьверы. Это случилось так быстро, что даже внутреннее реле, управляющее движениями его тела, кажется, не успело сработать. У него за спиною, чуть справа, мальчик съежился испуганной маленькой тенью.

Только после третьего выстрела Роланду удалось овладеть своими предательскими руками. Эхо отскочило бронзовым рикошетом от камня скал, что громоздились вокруг. Перекрыло свист ветра и рев воды.
Осколки гранита брызнули над головой человека в черном; вторая пуля ударила слева, третья — справа. Стрелок промахнулся трижды.
Человек в черном рассмеялся. Громким, искренним смехом, который, казалось, бросает дерзкий вызов замирающим отзвукам выстрелов.

— Ты ищешь ответы, стрелок? Думаешь, их найти так же просто, как выпустить пулю?
— Спускайся, — сказал стрелок. — Ответы есть.
И снова смех, иронический, громкий.
— Я не боюсь твоих пуль, Роланд. Меня пугает твоя одержимость найти ответы.
— Спускайся.
— На той стороне, стрелок. На той стороне мы с тобою поговорим. Долго-долго.
Взглянув на Джейка, человек в черном добавил:
— Только мы. Ты и я. Вдвоем.

Джейк отшатнулся, издав тихий жалобный всхлип. Человек в черном рывком отвернулся — его плащ взметнулся в сером свете, точно крылья летучей мыши — и скрылся в расщелине в скале, откуда могучей струей низвергалась вода. Стрелок проявил непреклонную силу воли и пулю вслед ему не послал — 
думаешь, что ответы найти так же просто, как послать пулю, стрелок?

Остался только свист ветра и рев воды — звуки, которые разносились по этим скорбным и одиноким скалам вот уже тысячу лет. И все-таки человек в черном был рядом. После всех этих двенадцати лет Роланд увидел его вблизи, поговорил с ним. И человек в черном над ним посмеялся.
На той стороне мы с тобой поговорим. Долго-долго.

Мальчик смотрел на него тупым и смиренным взглядом перепуганной овцы. Его била дрожь. На мгновение стрелку представилось даже, что на месте лица парнишки возникло лицо Элис, той женщины из Талла со шрамом на лбу, проступающим точно немое, безгласное обвинение. Его вдруг охватила животная ненависть к ним обоим (и только потом, много позже, его осенило, что шрам у Элис на лбу располагался точно на том же месте, где и гвоздь, пронзавший лоб Джейка в его кошмарах). Джейк как будто прочел его мысли или, может быть, уловил только общее настроение стрелка, и с его губ сорвался тяжелый стон. Сорвался и тут же замер. Мальчуган скривил губы и не сказал больше ни слова. У него есть все задатки для того, чтобы стать настоящим мужчиной, может быть даже, стрелком — по праву. Если только ему дадут вырасти.

Только мы. Ты и я. Вдвоем.
Стрелок вдруг почувствовал жгучую жажду, великую и нечестивую жажду, угнездившуюся в неизведанных безднах тела, жажду, которую не утолит никакое вино. Миры содрогались совсем-совсем рядом, и стрелок инстинктивно пытался бороться с этою порчей, разъедающей его душу, холодным умом понимая, что борьба эта напрасна и всегда будет напрасной.

Был полдень. Стрелок запрокинул голову, чтобы хмурый неверный свет дня упал ему на лицо, в последний раз поглощая суровым своим сиянием умирающее уязвимое солнце его добродетели. Серебром за такое уже не расплатишься, подумал он. Цена всякого зла — необходимого или бессмысленного — всегда чья-то плоть.
— Можешь пойти со мной или остаться, — сказал стрелок.

Мальчик лишь молча глядел на него. И в это последнее роковое мгновение разрыва с былыми моральными принципами он перестал быть для стрелка Джейком и стал просто мальчиком — безликой пешкой, которую, когда будет нужно, можно передвинуть и можно использовать.
Что-то вскрикнуло в обдуваемом ветром безмолвии. Они оба слышали, стрелок и мальчик.

Стрелок первым пошел вперед. Через секунду Джейк двинулся следом. Вместе они поднялись на скошенную скалу рядом с холодной струей водопада, постояли на каменном выступе, где до этого стоял человек в черном, и вместе вошли в пролом, где он скрылся. Их поглотила тьма.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь