Стрелок

Мальчик держался прекрасно. Он был вынослив, но самое главное — он умел бороться с усталостью посредством спокойного, даже как будто профессионального упорства воли, а стрелок всегда высоко ценил это качество в людях. Он говорил немного и не задавал никаких вопросов. Не спросил даже про челюсть, которую стрелок непрестанно вертел в руках во время вечернего перекура. У него сложилось впечатление, что его дружеское отношение льстит мальчугану. Может быть, даже приводит мальца в восторг. И это его беспокоило. Мальчик не просто так появился у него на пути. Это было подстроено — Пока с тобой идет мальчик, человек в черном держит душу твою у себя в кармане — и даже тот факт, что присутствие Джейка не замедляет его продвижения, служил только поводом для раздумий о перспективах еще более мрачных.

Они проходили не раз мимо симметричных кострищ, оставленных человеком в черном, и стрелку каждый раз казалось, что теперь эти кострища свежее. А на третью ночь он был уверен, что видит вдали слабое мерцание костра — в темноте, где-то на первых отрогах предгорья.
На четвертый день, примерно в два часа пополудни, Джейк споткнулся и чуть не упал.
— Ну-ка, давай-ка присядь, — велел стрелок.
— Нет, со мной все в порядке.
— Садись, я сказал.

Мальчик послушно сел. Стрелок примостился на корточках рядом — так, чтобы тень его падала на парнишку.
— Пей.
— Я не хотел пить, пока…
— Пей.
Мальчик отпил три глотка. Стрелок намочил уголок попоны, которая теперь стала намного легче, и обтер влажной тканью запястья и лоб мальчишки, горячие и сухие как при начинающейся лихорадке.
— Теперь каждый день в это время мы будем с тобой отдыхать по пятнадцать минут. Хочешь вздремнуть?
— Нет.

Мальчик пристыженно поглядел на стрелка. Тот смотрел на него мягко и ласково. Как бы невзначай стрелок вытащил из патронташа один патрон и начал вертеть его в пальцах. Мальчик, как зачарованный, уставился на патрон.
— Круто, — сказал он.
Стрелок кивнул.
— А то. — Он помолчал. — Когда я был таким же, как ты, мальчишкой, я жил в городе, окруженном стеной. Я тебе говорил?
Мальчик сонно покачал головой.
— Ну так вот. Там был один человек. Очень плохой человек…
— Священник?

— Нет, — отозвался стрелок, — хотя теперь мне уже кажется, что они состояли в каком-то родстве. Может быть, даже они были братьями. Единокровными. Мартен был чародеем… как Мерлин. Там, откуда ты, знают о Мерлине?
— Мерлин, король Артур и рыцари круглого стола, — сонно проговорил Джейк.
Стрелок почувствовал вдруг, как по телу его прошла какая-то неприятная дрожь.
— Да, — сказал он. — Я был совсем еще маленьким…
Но мальчик уже уснул сидя, аккуратно сложив руки на коленях.

— Когда я щелкну пальцами, ты проснешься. И будешь бодрым и отдохнувшим. Ты понял?
— Да.
— Тогда ложись.

Стрелок достал свой кисет и свернул себе папиросу. Что-то он упустил. Он попытался понять, чего именно не хватает, и после усердных раздумий наконец обнаружил: не было этого сводящего с ума ощущения спешки, неприятного чувства, что в любое мгновение он может сбиться со следа, что тот, кого он так долго преследовал, скроется навсегда и в руках у стрелка останется только оборванная нить. Теперь ощущение это исчезло, и постепенно стрелок преисполнился непоколебимой уверенности, что человек в черном хочет, чтобы его настигли.

Что будет дальше?
Вопрос этот был слишком невнятным для того, чтобы родить какую-то заинтересованность. Вот Катберта он бы точно заинтересовал, причем живо заинтересовал, но Катберта больше нет, и теперь стрелку только и остается, что идти вперед — той дорогой, которую он знал.

Он курил и смотрел на парнишку, и мысли его вновь и вновь возвращались к Катберту, который всегда смеялся, — он и умер смеясь — и к Корту, который вообще никогда не смеялся, и к Мартену, который изредка улыбался — тонкой и молчаливой улыбкой, излучавшей какой-то тревожный свет… точно налитый кровью глаз, вкрадчиво раскрывающийся во тьме. И еще вспоминал он про сокола. Сокола звали Давид, как того юношу с пращой из старинной легенды. Давид — стрелок в том ни капельки не сомневался — не знал ничего, кроме потребности убивать, рвать и терзать, и еще — наводить ужас. Как и сам стрелок. Давид был вовсе не дилетантом; он был из тех, кого на площадке ставят всегда центровым.

Возможно, в конечном счете, сокол Давид был ближе к Мартену, чем к кому бы то ни было… и, возможно, его мать, Габриэль, знала об этом.
Что-то словно бы всколыхнулось болезненно в животе у стрелка, поднялось к самому сердцу, но на лице у него не дрогнул ни единый мускул. И пока он смотрел, как дымок папиросы растворяется в жарком воздухе пустыни, его мысли вернулись в прошлое.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь