Страсть

Ночи тут холодные, а на мне и Марине были лёгкие одежды и, не смотря на горячительные напитки, мы ужасно продрогли. «Марина, я предлагаю продолжить наше общение в более тёплом месте! А то наш с Вами отдых, может закончиться сильной простудой!» — предложил я. «И в каком, это тёплом месте Вы предлагаете пообщаться? У Вас в номере или у меня в кроватке?» — слегка заплетающимся языком и с иронией ответила Марина.

«А давайте у Вас в номере, но можно и не в кроватке!» — ответил я: «У меня после приезда страшный бардак, всё разбросано по номеру и в холодильнике пусто! А у Вас, я в этом уверен, в белом холодном шкафчике, наверняка есть что-то приятное!» Марина засмеялась и ответила: «Я согласна, но учтите, меня даже на выпускном не смогли споить и склонить к сексу! Я даже когда сильно пьяная, всё равно не даюсь!» Хоть говорила она это весело и мы вместе рассмеялись, но я почему то почувствовал какую-то грустинку в её голосе. Сопровождаемые счастливым и благодарным взглядом бармена, мы пошли в номер.

Я как мужчина из вежливости, предложил даме руку, от которой она демонстративно отказалась и сделав несколько шатких шагов шмякнулась в какой-то изумительной колючести куст. Попискивая и покрикивая, она стала выбираться. В полутьме садовой дорожки мне были видны только очертания её стройных ножек, оголившиеся беленькие трусики, ярко выделяющиеся в темноте, и ищущие опоры руки. Сдерживая смех, я подошёл к Марине и помог подняться. Она плача стала жаловаться на боль и проклятый куст. Я как мог, старался успокоить её, но увидел, как по её нежной коже на руках и ногах, бегут тёмные струйки. Видимо она всё же сильно поранилась о колючки. «Марина, нам надо срочно промыть Ваши ранки, а то вдруг этот куст ядовитый!» — поторопил я девушку и уже без спроса и разрешения подхватил её за руку и повёл к отелю. Она безропотно засеменила рядом, обхватив мою руку и крепко прижавшись к ней. До самого номера мы шли молча, стараясь удержать равновесие и не грохнуться снова, но уже вдвоём.

Как только мы зашли в номер, я взял со стола пластиковую бутылку воды и смочил полотенце. Аккуратно, стараясь не причинять излишних страданий, я стал протирать ранки на теле девушки. Марина попискивала и корчила рожицы. Мне же доставляло огромное удовольствие не только оказывать помощь и показывать свою мужественность, но и прикасаться к нежной и шелковистой коже девушки. Марина довольно быстро поняла, что процедура по её спасению явно затянулась и с улыбкой сказала: «Мне кажется, что массаж при ранениях не показан!» Мне пришлось прекратить поглаживания её ножек. «Но надо ранки обработать чем-то асептическим! Давайте протрём одеколоном!» — сказал я, и Марина, порывшись у себя в сумочке, вытащила какой-то пузырёк. Довольно резко пахнущая спиртом жидкость обожгла израненную поверхность кожи Марины и из её глаз потекли слёзы: «Блин! Как жжёт-то!» Я стал дуть на ранки, стараясь облегчить страдания. «Мне так мама в детстве делала», — сказала с грустью Марина: «Когда приду с гулянки с разбитыми коленками, она их йодом смажет, а потом дует».

Наш разговор перешёл в область воспоминаний о детстве и школьных годах, который потом плавно перетёк в беседу о первой любви, первом сексе и прочих интимных вещах. «Я только школу закончила, поехала поступать в Москву. Очень хотелось именно там учиться. Все подружки и друзья были старше меня и учились в Москве и звали меня к себе. Вот я и поехала. На удивление поступила легко и без проблем. В сентябре, когда собрались все вместе, пошли в клуб, отмечать начало новой моей жизни и начало второго курса у них. Я таких напитков никогда в жизни не то, что не пила, я даже не видела. Только в кино. Голубые, розовые, изумрудные. А как попробовала, так прям, и потерялась вся. Я даже не помню, как захмелела до невменяемости. Тут ко мне и подкатил мой будущий муж — Виктор. «Какая красивая и без охраны!», и понеслось-поехало. Я же пьяная, весёлая, радостная. А через пару минут, уже целоваться начали, и танцевать в обнимочку, а потом в машине его оказалась. Мне не страшно совсем, наоборот, хорошо! Еду, в окошко смотрю, красивым огням радуюсь! Ну и вырубилась. Сколько спала не знаю, но проснулась от боли. Глаза открываю, всё кружится, понять ничего не могу, в голове шумит, а между ног жжение сильное. Пытаюсь пронять, что происходит, приподняться, но не могу. Чувствую, что придавлена чем-то тяжёлым. И вдруг до меня доходит, что на мне человек лежит и дышит прямо в лицо и телом своим на мне двигает. И каждый раз, как он дёрнется, мне между ног больно. Тут я и понимаю, что он меня трахает. Я как закричу, да как начну вырываться. У меня слёзы, сопли, маму зову. Я же девственница была убеждённая, а тут такое. «Не кричи, Мариночка! Всё хорошо! Я люблю тебя! Женюсь на тебе!» — ...

слышу голос Виктора, да чувствую, как его член во мне скорость увеличил. Спешит! Целует меня, грудь ласкает, а я всё реву. Обидно ужасно! Лежу тут с разведённым ногами под мужиком, и трахает он меня, как шалаву пьяную. Ни сколько больно, сколько стыдно. Сама виновата. Надралась как дура малолетняя, вот и вставили. Орать перестала, просто плачу, лежу, жду, когда всё кончится. Ноги болят от напряжения, там горит всё, да ещё внутри это движение болючие. Очень больно было, мне бы орать да просить остановиться, но я лежу, терплю. Сама не знаю почему, словно наказываю себя. Так тебе, мол, и надо, дуре, получай теперь х... в п... ду, да поглубже. А когда он слез с меня, скрутилась калачиком и в одеяло закуталась, да так и уснула. А утром он мне букет цветов на кровать положил, завтрак приготовил. Суетился вокруг меня. (Специально для — ) А мне поскорее свалить хочется. Быстренько оделась, да на выход. Вышла на улицу, и понять не могу, где я. Спросить у прохожих боюсь. Но потом добралась до общаги. Целый час в душе себя оттирала. Хотелось и в голове вот так же всё стереть, чтоб не вспоминать никогда о позоре своём. А на следующий день он меня у Универа встретил. С цветами. Предложил подвезти и покушать в кафе. А мне стыдно и страшно. Но сама не знаю почему, соглашаюсь. А потом мы и встречаться стали. Потом и поженились. И вот уже, сколько живём, а мне всё равно стыдно. Каждый раз, когда его вижу, вспоминаю ту ночь, и всякий раз стыдно»