Стивен Кинг - "Корпорация "Бросайте курить"" (часть 2)
БиблиотекаЧтение займет 20 минут.
– Пойдемте, – предложил Донатти, и они направились в комнату. Донатти сел за стол, Моррисон присел напротив.
– Рад, что вы пришли, – сказал Донатти. – Многие клиенты не приходят после первого собеседования. Они понимают, что не так уж сильно хотят бросить курить. Я с удовольствием буду работать с Вами.
– Когда начнется курс лечения? – Гипноз, подумал он, наверняка гипноз.
– Он начался с того момента, когда мы пожали руки в коридоре. У Вас есть сигареты, мистер Моррисон?
– Да.
– Вы не могли бы дать их мне?
Пожав плечами, Моррисон отдал Донатти пачку. В ней все равно оставалось две или три сигареты.
Донатти положил пачку на стол, улыбнулся Моррисону, сжал правую руку в кулак и принялся молотить им по пачке, она сплющилась, из нее вылетела сломанная сигарета, посыпались табачные крошки. Удары громко отдавались по комнате. Несмотря на их силу, Донатти продолжал улыбаться – у Моррисона по спине побежали мурашки. Может быть, они добиваются именно этого эффекта, подумал он.
Наконец стук прекратился. Донатти взял то, что осталось от пачки, выбросил в мусорную корзину:
– Вы не представляете себе, какое я получаю от этого удовольствие все три года, что работаю здесь.
– Подобный курс лечения оставляет желать лучшего, – мягко заметил Моррисон. – В вестибюле есть киоск, где можно купить любые сигареты.
– Совершенно верно, – согласился Донатти и скрестил руки на груди. – Ваш сын, Элвин Доус Моррисон, находится в Пэтерсоновской школе для умственно отсталых детей. В результате родовой травмы он никогда не станет нормальным. Его коэффициент интеллектуальных способностей – 46. Ваша жена...
– Как Вы это узнали? – рявкнул Моррисон. Он был потрясен. – Какое Вы имеете право совать свой...
– Мы многое о вас знаем, – тем же ровным голосом сказал Донатти, – но, как я уже говорил, все останется в тайне.
– Я ухожу, – с трудом проговорил Моррисон и поднялся.
– Останьтесь еще ненадолго.
Моррисон внимательно посмотрел на Донатти – тот был спокоен. Казалось, происходящее даже немного забавляет его. По выражению лица можно было сказать, что Донатти наблюдал подобную реакцию сотни раз.
– Хорошо, я задержусь. А Вы давайте ближе к делу.
– Обязательно. – Донатти откинулся назад. – Я Вам объяснил – мы люди практичные. Поэтому с самого начала мы должны были понять, насколько сложно излечить от страсти к курению. Восемьдесят пять процентов бросивших снова начинают курить. Среди наркоманов, отказавшихся от употребления героина, эти цифры ниже. Проблема необыкновенно сложная. Необыкновенно.
Моррисон посмотрел в мусорную корзину. Одна сигарета была измята, перекручена, но курить ее можно. Донатти добродушно рассмеялся, полез в корзину, сломал сигарету.
– В законодательных собраниях некоторых штатов иногда предлагается отменить в тюрьмах еженедельную выдачу сигарет. При голосовании эти предложения неизбежно терпят крах. Иногда они все же проходили, и тогда в тюрьмах начинались мятежи, настоящие мятежи, мистер Моррисон. Вы можете представить подобное?
– Это меня не удивляет, – сказал Моррисон.
– Попробуйте вникнуть в суть! Когда человека сажают в тюрьму, его лишают секса, спиртного, возможности заниматься политической деятельностью, путешествовать... И никаких мятежей. Может быть, незначительное количество по отношению к общему числу тюрем. Но когда вы лишаете заключенных сигарет – ба – бах! – Донатти стукнул кулаком по столу, чтобы подчеркнуть свою мысль. – Во время первой мировой войны, когда в Германии никто не мог достать сигареты, аристократы, собиравшие окурки на улицах, были обычным явлением. Во время второй мировой войны многие американки начали курить трубки, когда не могли раздобыть сигареты. Интересная задачка для практичного человека, мистер Моррисон.
– Давайте приступим к лечению.
– Одну минутку. Подойдите, пожалуйста, сюда. – Донатти встал, отодвинул зеленую занавеску, которую Моррисон заметил еще накануне. За прямоугольным окошком – пустая комната. Нет, не пустая. На полу кролик ел из миски хлебные шарики.
– Симпатичный кролик, – заметил Моррисон.
– Согласен. Понаблюдайте за ним. – Донатти нажал на кнопку у подоконника – кролик прекратил есть и запрыгал как сумасшедший. Когда он касался пола, казалось, его подбрасывало еще выше, шерсть вставала дыбом и торчала во все стороны, глаза становились дикими.
– Прекратите! Вы же убьете его током!
Донатти отпустил кнопку:
– Ну что вы, это очень слабый заряд. Посмотрите на кролика, мистер Моррисон.
Тот свернулся метрах в трех от миски с хлебными шариками. Его нос подергивался. Тут же кролик отскочил в угол.
– Если его бить током достаточно сильно, когда он ест, животное быстро свяжет эти ощущения: еда – боль. Следовательно, кролик не будет есть.
Тряхнуть его током еще несколько раз – он умрет от голода перед миской с едой. Это называется воспитание отвращения.
Тут Моррисона осенило – он пошел к двери.
– Мне это не надо, большое спасибо.
– Подождите, мистер Моррисон.
Моррисон даже не остановился, взялся за дверную ручку... дверь оказалась заперта.
– Откройте.
– Мистер Моррисон! Сядьте, пожалуйста!
– Откройте дверь, или я вызову полицию быстрее, чем вы скажете «Мальборо».
– Сядьте. – Это было сказано каким-то жутким ледяным голосом.
Моррисон посмотрел на Донатти, заглянул в его карие страшные затуманенные глаза и подумал: «Господи, я же заперт в комнате с психом». Он облизнул губы. Никогда в жизни ему так не хотелось курить.
– Я подробнее расскажу вам о курсе лечения, – сказал Донатти.
– Вы не поняли, – возразил Моррисон с деланным спокойствием. – Мне не нужен Ваш курс. Я решил от него отказаться.
– Нет, мистер Моррисон, это вы не поняли. У вас уже нет выбора. Я не обманул вас, когда сказал, что курс лечения начался. Мне казалось, Вы все поняли.
– Вы сумасшедший, – изумленно произнес Моррисон.
– Нет, я практичный человек, который расскажет Вам о курсе лечения.
– Валяйте, – бросил Моррисон. – Только поймите, что как только я отсюда выйду, я куплю пять пачек сигарет и выкурю их по дороге в полицейский участок. – Он внезапно заметил, что грызет ноготь большого пальца, и заставил себя прекратить это занятие.
– Как вам будет угодно. Но, мне кажется, Вы передумаете, когда я Вам все объясню.
Моррисон промолчал, снова сел, скрестил руки на груди.
– В первый месяц курса лечения наши люди будут постоянно следить за Вами, – объяснил Донатти. – Вы заметите некоторых, но не всех. Следить за Вами будут постоянно. Всегда. Если они увидят, что вы закурили, то позвонят сюда.
– Меня привезут сюда и посадят вместо кролика. – Моррисон пытался говорить спокойным саркастическим тоном, но неожиданно ощутил дикий страх.
Это просто кошмарный сон.
– Нет, – ответил Донатти. – Вместо кролика посадят вашу жену, не вас.
Моррисон тупо посмотрел на него.
Донатти улыбнулся.
– А Вы посмотрите в окошко.
Когда Донатти отпустил его, Моррисон два квартала прошел как в тумане. Снова выдался прекрасный день, но он этого не замечал. Улыбающееся лицо чудовища Донатти заслонило все.
– Поймите, – сказал напоследок тот, – практическая задача требует практичного решения, мы заботимся только о Ваших интересах.
По словам Донатти, корпорацию «Бросайте курить» (нечто вроде фонда благотворительной организации) основал мужчина, изображенный на портрете. Он весьма успешно занимался традиционными делами своей «семьи» – игральные автоматы, массажные кабинеты, подпольная лотерея и оживленная (хотя и незаконная) торговля между Нью-Йорком и Турцией. Этот человек, Морт Минелли по кличке Трехпалый, был заядлым курильщиком – выкуривал по три пачки в день. Листок бумаги, который он держит в руке на портрете, – окончательный диагноз врача: рак легких. Морт умер в 1970 году, передав все «семейные» фонды корпорации «Бросайте курить».
– Стараемся в финансах выйти в ноль, – объяснил Донатти, – но более всего мы заинтересованы в том, чтобы помочь людям, нашим братьям. Ну и, конечно, эта благотворительность помогает нам при выплате налогов. Курс лечения оказался до ужаса прост. Первое нарушение – Синди привозят, как выразился Донатти, в «крольчатник». Второе нарушение – и там оказывается сам Моррисон. Третье – током бьют их обоих вместе. Четвертое нарушение свидетельствует о негативном отношении к курсу лечения и требует более сурового наказания. В школу к Элвину будет послан человек, чтобы избить мальчика.
– Представьте себе, – с улыбкой говорил Донатти, – каково придется мальчику. Он ничего не поймет, даже если ему и попытается кто-то объяснить происходящее. До него только дойдет, что его больно бьют из-за того, что папа плохой. Элвин насмерть перепугается.
– Сволочь, – беспомощно сказал Моррисон, он готов был расплакаться, – сволочь проклятая.
– Поймите меня правильно, – сочувственно улыбаясь, объяснил Донатти.
– Я уверен, что этого не произойдет. К сорока процентам наших клиентов мы не применяем никаких дисциплинарных мер, и только десять процентов допускают более трех нарушений. Эти цифры утешают, не так ли?
Ничего утешительного Моррисон в них не видел. Он нашел их ужасающими.
– Разумеется, если Вы нарушите правила в пятый раз...
– Что Вы хотите сказать?
Донатти просто расцвел в улыбке:
– Вас с женой в «крольчатник», сына изобьют во второй раз, а жену в первый.
Доведенный до такого состояния, когда он потерял способность здраво мыслить, Моррисон бросился через стол на Донатти.
Тот, хотя и сидел вроде бы в расслабленной позе, действовал с поразительной быстротой: отодвинулся вместе со стулом назад и через стол ударил Моррисона двумя ногами в живот. Задыхаясь и кашляя, Моррисон отлетел в сторону.
– Сядьте, мистер Моррисон, – благожелательно сказал Донатти, – давайте поговорим, как разумные люди.
Отдышавшись, Моррисон сделал то, о чем его попросили. Ведь должен же когда-нибудь закончиться этот кошмарный сон?
В корпорации «Бросайте курить», объяснил Донатти, существует десять градаций наказаний. Шестая, седьмая, восьмая провинности – сила тока возрастает, избиения становятся все ужаснее. Если Моррисон закурит в девятый раз, его сыну сломают обе руки.
– А в десятый? – спросил Моррисон. В горле у него пересохло.
Донатти печально покачал головой:
– В этом случае мы сдаемся. Вы войдете в два процента неисправимых клиентов.
– Вы действительно сдаетесь?
– Можно сказать и так. – Донатти открыл один из ящиков и положил на стол кольт 45 с глушителем. – Но даже эти два процента неисправимых никогда больше не закурят. Мы это гарантируем.
В пятницу вечером по телевизору показывали «Буллит», один из самых любимых фильмов Синди. В течение часа Моррисон бормотал, ерзал на месте.
– Синди уже не могла внимательно смотреть кино.
– Что с тобой? – спросила она, когда фильм прервался.
– Ничего... да все плохо, – прорычал он. – Я бросил курить.
Синди рассмеялась:
– Когда? Пять минут назад?
– С трех часов дня.
– Что, с тех пор не курил?
– Нет, – сказал он и принялся грызть ноготь большого пальца. Моррисон уже сгрыз его почти до мяса.
– Это великолепно. Что заставило тебя решить бросить?
– Я должен думать о тебе... об Элвине.
Ее глаза расширились – она даже не заметила, что снова начался фильм,
– Дик так редко говорил об их сыне. Она подошла к мужу, посмотрела сначала на пустую пепельницу, стоявшую недалеко от его правой руки, потом ему в глаза:
– Ты действительно собираешься бросить курить, Дик?
– Действительно. А если я обращусь в полицию, банда местных громил сделает тебе подручными средствами пластическую операцию, Синди.
– Я очень рада. Даже если ты снова закуришь, мы с Элвином все равно благодарим тебя за заботу.
– Думаю, я больше курить не буду, – сказал он и вспомнил глаза Донатти, когда тот ударил его ногами в живот, затуманенные глаза убийцы.
Ночью он спал плохо, дремал, просыпался, а часа в три проснулся окончательно. Курить хотелось так, что Моррисону показалось, что у него небольшая температура. Он спустился вниз, прошел в свой кабинет, расположенный в глубине дома. Эта комната была без окон. Моррисон выдвинул верхний ящик своего стола, как завороженный уставился на коробку с сигаретами, огляделся, облизнул губы. Постоянная слежка в течение первого месяца, сказал Донатти. Потом два месяца за ним будут следить по восемнадцати часов в сутки. Четвертый месяц (именно тогда большинство клиентов закуривают) снова двадцать четыре часа в сутки. Потом двенадцать часов выборочной слежки каждый день до конца года. А затем? До конца жизни слежка возобновляется в любое время.
ДО КОНЦА ЖИЗНИ.
– Мы можем проверять Вас каждый второй месяц, – объяснял Донатти. – Или через день. Или через два года организуем круглосуточную недельную слежку. Все дело в том, что ВЫ ЭТОГО ЗНАТЬ НЕ БУДЕТЕ. Если закурите, это можно сравнить с тем, что Вы будете играть с нами нашей крапленой колодой. Следят они или нет? Схватили уже мою жену или послали своего человека к сыну? Здорово, правда? А если вдруг и выкурите тайком сигарету, у нее будет ужасный вкус, вкус крови вашего сына.
Но сейчас, глубокой ночью, они не могут следить за ним в его собственном кабинете. В доме тихо, как на кладбище.
Почти две минуты он не мог оторвать взгляда от сигарет в коробке, потом подошел к двери, выглянул в пустой коридор, вернулся обратно, снова уставился на сигареты. Ужасное видение явилось ему: ни одной сигареты в жизни. Как сможет он изложить сложную проблему недоверчивому клиенту без небрежно дымящейся в руке сигареты, когда он подходит к графикам и планам? Как сможет он без сигареты вынести бесконечные садоводческие выставки Синди? Как сможет он проснуться утром и начать день без сигареты, пока он пьет кофе и читает газету?
Моррисон проклял себя за то, что влез в эту историю, проклял Донатти, а самые страшные проклятия послал Джикши Маккэнну. Как он мог так поступить! Сукин сын, ведь все знал! У Моррисона задрожали руки от желания схватить за горло Иуду Маккэнна.
Украдкой он снова оглядел кабинет, полез в ящик, взял сигарету, погладил ее, поднес ко рту и застыл, наклонив набок голову.
Еле слышный шорох раздался из стенного шкафа? Еле слышный. Разумеется, нет. Но...
Еще одна картина встала перед его глазами: кролик, прыгающий, как сумасшедший, под ударами электрического тока. Мысль, что Синди может оказаться в этой комнате...
Он принялся лихорадочно прислушиваться, но ничего не услышал. Моррисон сказал себе, что надо всего-навсего подойти к стенному шкафу и открыть дверцу. Ему стало страшно только при одной мысли, что может там оказаться. Он лег в постель, но сон еще долго не приходил.
Несмотря на то что с утра он чувствовал себя отвратительно, завтрак пришелся Моррисону по вкусу. Поколебавшись секунду, после традиционной тарелки кукурузных хлопьев Моррисон съел еще яичницу. Он с раздраженным видом мыл сковородку, когда сверху спустилась Синди в халате:
– Ричард Моррисон! Ты в последний раз ел с утра яйца, когда наш пес Гектор был щенком.
Моррисон что-то недовольно проворчал. Выражение жены «когда наш пес Гектор был щенком» он считал по глупости равным другой ее фразе: «Все надо делать с улыбкой».
– Закурил уже? – спросила она, наливая себе апельсинового соку.
– Нет.
– К полудню закуришь, – весело заявила Синди.
– Хорошенькая из тебя помощница, нечего сказать, – обрушился он на жену. – Все вы, некурящие, считаете... а, ладно, чего тут.
Моррисон решил, что Синди сейчас рассердится, но она, похоже, смотрела на него с большим удивлением:
– Ты серьезно хочешь бросить курить, честное слово, серьезно?
– Конечно. Надеюсь, ты никогда не узнаешь, насколько серьезно.
– Бедняжка, – сказала она, подойдя к нему. – Ты стал сейчас похож на живого мертвеца.
Моррисон крепко обнял ее.
Сцены из жизни Ричарда Моррисона, октябрь – ноябрь: Моррисон с приятелем, который работает на «Ларкин студиос», в баре Джека Демпси. Приятель предлагает Моррисону сигарету, тот крепче сжимает в руке стакан:
– Я бросил.
Приятель смеется:
– Больше недели не продержишься.
Моррисон ждет утреннюю электричку, поверх газеты «Нью-Йорк таймс» наблюдает за молодым человеком в синем костюме. Он видит его практически каждое утро, встречает и в других местах; в баре Онди, где Моррисон беседует с клиентом, в магазине грампластинок Сэма Гуди, когда Моррисон ищет альбом Сэма Кука. Однажды Дик видел этого молодого человека на местном поле для гольфа, где сам играет.
Моррисон выпивает в гостях – как же хочется закурить! – но он недостаточно выпил, чтобы решиться на это.
Он приезжает проведать сына, привозит ему большой мяч, который пищит, если его сжать. Слюнявые восторженные поцелуи Элвина сейчас почему-то не так противны, как раньше. Моррисон прижимает сына к себе и понимает, что Донатти и компания поняли раньше него: любовь – самый сильный из всех наркотиков. Это пусть романтики спорят, существует ли она. Люди практичные уверены в этом и используют ее в своих целях.
Мало-помалу Моррисон утрачивает физическую потребность в курении, но избавиться от психологической тяги не может, как и от привычки держать что-то во рту: таблетки от кашля, леденцы, зубочистку. Все это слабо заменяет сигарету.
И вот Моррисон попадает в гигантскую автомобильную пробку в туннеле «Мидтаун». Темно. Ревут клаксоны, вонь выхлопных газов, безнадежное рычание неподвижных машин. Внезапно Моррисон открывает перчаточный ящик, видит полуоткрытую пачку сигарет, секунду смотрит на них, хватает одну, прикуривает от автомобильной зажигалки. Если что-то случится, Синди сама виновата, дерзко говорит он себе. Черт побери, я же сказал ей выкинуть все сигареты.
Первая затяжка – его начинает раздирать страшный кашель. От второй у него слезятся глаза, третья – кружится голова. Он вот-вот потеряет сознание. Какой гадкий вкус, думает Моррисон.
И сразу же эту мысль сменяет другая: боже мой, что я делаю?
Сзади нетерпеливо загудели клаксоны. Впереди машины поехали. Он гасит сигарету в пепельнице, открывает оба передних окна и начинает руками разгонять дым – беспомощно, как мальчишка, только что спустивший в унитаз свой первый окурок.
Рывками он выбрался из пробки и поехал домой.
– Синди, это я, – позвал он.
Молчание.
– Синди? Дорогая, где ты?
Зазвонил телефон, Моррисон поспешно схватил трубку:
– Синди? Ты где?
– Здравствуйте, мистер Моррисон, – сказал Донатти приятным, бодрым, деловым голосом. – Мне кажется, нам надо обсудить один вопрос. Вы сможете зайти к нам в пять?
– Моя жена у вас?
– Разумеется, – снисходительно ответил Донатти.
– Послушайте, отпустите ее, – сбивчиво забормотал Моррисон, – это больше не повторится. Я просто сорвался – и все. Затянулся всего три раза. Клянусь богом, мне даже было противно...
– Очень жаль. Значит, я могу рассчитывать, что Вы придете в пять?
– Прошу Вас, – произнес Моррисон. Он готов был расплакаться, – умоляю...
Но Донатти уже повесил трубку.
В пять часов в приемной никого не было, кроме секретарши, которая ослепительно улыбнулась Моррисону, не обращая внимания на его бледное лицо и растрепанный вид.
– Мистер Донатти? – спросила она по селектору. – К Вам пришел мистер Моррисон. – Она кивнула ему. – Проходите.
Донатти ждал его перед дверью без номера и таблички вместе с гориллообразным мужчиной в майке с надписью «Улыбайтесь» и револьвером 38-го калибра.
– Послушайте, – сказал Моррисон, – мы же можем договориться. Я заплачу Вам. Я...
– Заткнись, – отрезал мужчина в майке.
– Рад Вас видеть, – произнес Донатти. – Жаль, что это происходит при столь печальных обстоятельствах. Будьте любезны, пройдемте со мной. Сделаем все как можно быстрее. Будьте спокойны: с Вашей женой ничего страшного не случится... на этот раз.
Моррисон напрягся, приготовился броситься на Донатти.
– Не вздумайте, – обеспокоенно сказал тот. – Если Вы это сделаете, костолом изобьет Вас рукояткой револьвера, а жену Вашу все равно тряхнут током. Какая в этом выгода?
– Чтоб ты сдох, – бросил Моррисон Донатти. Тот вздохнул:
– Если б я получал по пять центов за каждое такое пожелание, то давно мог бы уйти на заслуженный отдых. Пусть это будет Вам уроком, мистер Моррисон. Когда романтик пытается сделать доброе дело и у него это не получается, его награждают медалью. Когда же практичный человек добивается успеха, ему желают смерти. Пойдемте.
Костолом револьвером показал куда.
Моррисон первым вошел в комнату и словно онемел. Маленькая зеленая занавеска отодвинута. Костолом подтолкнул его стволом револьвера. Наверно, то же самое испытывает свидетель казни в газовой камере, подумал Моррисон, заглянул в окошко и увидел ошеломленно оглядывавшуюся Синди.
– Синди, – жалобно позвал он, – Синди, они...
– Она не видит и не слышит вас, – разъяснил Донатти. – Это зеркальное стекло. Ладно, давайте побыстрее закончим. Провинность небольшая – полагаю, тридцати секунд будет достаточно. Костолом!
Одной рукой тот нажал на кнопку, другой упер дуло револьвера в спину Моррисона.
Это были самые долгие тридцать секунд в его жизни. Когда все закончилось, Донатти положил руку на плечо Моррисону и сказал:
– Вас не стошнит?
– Нет, не думаю, – слабым голосом ответил тот и прижался лбом к стеклу – ноги его не держали. – Моррисон обернулся. – Костолома не было.
– Пойдемте со мной, – предложил Донатти.
– Куда? – безразлично спросил Моррисон.
– Мне кажется, вы кое-что должны объяснить своей жене?
– Как я смогу посмотреть ей в глаза? Как скажу, что я... я...
– Думаю, вас ожидает сюрприз.
В комнате, кроме дивана, ничего не было. На нем, беспомощно всхлипывая, лежала Синди.
– Синди, – ласково позвал он.
Она подняла на него глаза с расширенными от слез зрачками.
– Дик, – прошептала Синди, – Дик? Господи... Господи... – Он крепко обнял ее. – Двое... В нашем доме... Сначала я подумала – это грабители, потом решила, что они меня изнасилуют, а они отвезли меня куда-то с завязанными глазами и... и... это было У – УЖАСНО...
– Успокойся, успокойся.
– Но почему? – спросила жена, посмотрев на него. – Зачем они...
– Все из-за меня. Я должен тебе кое-что рассказать, Синди. Он закончил рассказ, немного помолчал и сказал:
– Наверно, ты меня ненавидишь.
Моррисон смотрел в пол, когда Синди прижала свои ладони к его лицу и повернула к себе:
– Нет. Я не испытываю к тебе ненависти.
В немом изумлении он посмотрел на нее.
– Все в порядке. Да благословит господь этих людей. Они освободили тебя, Дик.
– Ты что, серьезно?
– Да, – ответила она и поцеловала его. – Поедем домой. Мне гораздо лучше. Не помню, когда мне было так хорошо.
Когда через неделю как-то вечером зазвонил телефон и Моррисон узнал голос Донатти, он сказал:
– Ваши люди ошиблись. Я даже в руки сигарету не брал.
– Нам это известно. Надо обсудить последний вопрос. Можете зайти завтра вечером?
– Это...
– Ничего серьезного. Просто для отчетности. Кстати, поздравляю с повышением по службе.
– Откуда вы это знаете?
– Учет ведем, – небрежно бросил Донатти и повесил трубку.
Когда они вошли в ту же комнату, Донатти сказал:
– Что Вы так нервничаете? Никто вас не укусит. Подойдите сюда.
Моррисон подошел и увидел обычные напольные весы.
– Послушайте, я немного растолстел, но...
– Да-да. Это происходит с семьюдесятью тремя процентами наших клиентов. Пожалуйста, встаньте на весы.
Моррисон встал, весы показали семьдесят девять килограммов.
– Прекрасно, можете сойти с весов. Какой у вас рост, мистер Моррисон?
– Метр семьдесят девять сантиметров.
– Посмотрим. – Донатти достал из нагрудного кармана небольшую карточку, закатанную в прозрачную пластмассу. – Совсем неплохо. Сейчас я выпишу Вам рецепт на получение незаконных таблеток для диеты. Принимайте их редко и в соответствии с инструкцией. Ваш максимальный вес будет... – Он еще раз взглянул на карточку. – Восемьдесят три килограмма. Сегодня первое декабря, значит, первого числа каждого месяца жду Вас на взвешивание. Не сможете прийти – ничего страшного, если, конечно, заранее предупредите. – Что случится, если я буду весить больше восьмидесяти трех килограммов?
Донатти улыбнулся:
– Кто-то из наших людей придет к Вам в дом и отрежет Вашей жене мизинец. Счастливо, мистер Моррисон. Выйдете через эту дверь.
Прошло восемь месяцев.
Моррисон встречает в баре Джека Демпси, своего приятеля с «Ларкин студиос». Моррисон, как гордо говорит Синди, в своей весовой категории – он весит семьдесят пять килограммов, три раза в неделю занимается спортом и великолепно выглядит. Приятель же похож черт знает на кого.
Приятель:
– Боже мой, как тебе удалось бросить курить? Я курю даже больше своей жены. – С этими словами он с настоящим отвращением гасит сигарету и допивает виски.
Моррисон оценивающе смотрит на него, достает из бумажника белую визитную карточку, кладет ее на стойку.
– Знаешь, – говорит он, – эти люди изменили мою жизнь.
Прошел год.
Моррисон получает по почте счет:
КОРПОРАЦИЯ «БРОСАЙТЕ КУРИТЬ»
237 Ист, Сорок шестая улица,
Нью – Йорк, штат Нью – Йорк, 10017
Курс лечения 2500 долларов
Услуги специалиста
(Виктор Донатти) 2500 долларов
Электричество 50 центов
ВСЕГО (просим заплатить)
5000 долларов 50 центов
– Сукины дети! – взрывается он. – Включили в счет электричество, которым...
– Заплати, – говорит жена и целует его.
Прошло еще восемь месяцев.
Совершенно случайно Моррисон и Синди встречают в театре «Хелен Хэйс» Джимми Маккэнна с женой. Они знакомятся. Джимми выглядит так же, как и в аэропорту, если не лучше. Моррисон никогда раньше не встречался с его женой. Она красива, как бывают красивы ничем не примечательные женщины, когда они очень и очень счастливы.
Моррисон пожимает ей руку. У нее странное рукопожатие. Только в середине второго действия Моррисон понимает почему. У жены Маккэнна на правой руке нет мизинца.