Стихотворение жираф тема
Стихотворение жираф темаСкачать файл - Стихотворение жираф тема
Несмотря на общепринятое мнение о незрелости первых сборников Гумилёва, поэтическое совершенство этого стихотворения сделало его центральным не только для темы Африки, но и для всего раннего творчества поэта. Однако при всех ценных наблюдениях и замечаниях по поводу разных сторон поэтики, нам кажется обойденной одна сторона этого стихотворения — проблема заключённого в нём акта коммуникации. Другая состоит в попытке контекстуального соотнесения африканской темы его творчества. Приведём полностью текст стихотворения. Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, Равняться с которым осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер. Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот. Я знаю веселые сказки таинственных стран Про черную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя. И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав… Ты плачешь? Греймасу, участвующие в коммуникации субъекты не являются нейтральными, а наоборот, наделены переменной модальной компетенцией. Передающий информацию субъект не просто действует так, чтобы знали , а так, чтобы поверили , ибо знание и вера в таком случае совпадают: Соответственно, другой участник коммуникации — адресат — тоже не является пассивным получателем информации, но интерпретирует её и этим дает санкцию действиям убеждающего субъекта. На время оставим вопрос о цели, которую преследует субъект своим рассказом, и обратимся к его адресату. Образ женщины вызывает разные ассоциативные параллели. Если обратиться ко всему творчеству поэта, то можно определить сквозной образ, представляющий вполне индивидуализированный тип женщины — печальной, углублённой в себя, таинственной, отчуждённой в отношении к субъекту стихотворения. Например, Царица — иль, может быть, только капризный ребёнок, Усталый ребёнок с бессильною мукою взгляда. Её душа открыта жадно Лишь медной музыке стиха, Пред жизнью дольней и отрадной Высокомерна и глуха. То немногое, что сказано о женщине, имеет соответствие в строфах о Жирафе. Близость двух персонажей обоснована и на символическом уровне: Она обнажает механизм воздействия или манипуляции субъекта: Параллельность разных пространств в стихотворении создаёт возможность дополнения лирического сюжета некоторыми подробностями. Манипуляция, проводимая субъектом, состоит в предложении определенных ценностей, которые в данном случае чрезвычайно важны для него. Знание и вера здесь не только принадлежат одному когнитивному универсуму, но даже совпадают в значении в отличие от таких случаев, как, например, в высказывании знаю, но не верю , когда вера и знание находятся в категорической оппозиции \\\\\\\\\\\\\\\[10\\\\\\\\\\\\\\\]. На подобное прочтение настраивает и двойственная природа африканского мира. С одной стороны, он подчёркнуто искусственен. Если проследить поэтическое развёртывание картины озера Чад, то увидим абсолютное преобладание зрительных фигур: Наконец, в центральной строфе стихотворения множественность взглядов достигает предела — возможности наблюдения с любой точки земли: Этими словами завершается рассказ о Жирафе и окончательно отменяется исходная модель мира. В следующих строфах изотопия визуальности продолжена указаниями на внешние признаки предметов: Обонянию принадлежит особое место среди человеческих чувств: Именно о такой чувственной основе веры говорится в следующих строках: Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя. Интерпретация полученной информации адресатом, согласно Греймасу, является операцией узнавания, то есть сравнением того, что утверждается, с тем, что известно, во что верят. Естественно, что в таком случае вопрос об истинности или ложности предъявляемого на оценку положения — лишь побочный эффект \\\\\\\\\\\\\\\[12\\\\\\\\\\\\\\\]. Положительная санкция действиям убеждающего субъекта означала бы, по словам Греймаса, коренную трансформацию адресата — от неверия к вере \\\\\\\\\\\\\\\[15\\\\\\\\\\\\\\\] , которую хотел внушить ему субъект. Однако грусть и слёзы женщины говорят о её невозвратимой разъединённости не только с раем, о котором повествует субъект, но и с самим повествователем. И в твоей лишь сокровенной грусти, Милая, есть огненный дурман, Что в проклятом этом захолустье — Точно ветер из далёких стран. Там, где всё сверканье, всё движенье, Пенье всё, — мы там с тобой живём, Здесь же только наше отраженье Полонил гниющий водоём. Каждый остаётся при своём: Африка, как и её обитатель Жираф, в таком контексте приобретает статус символа веры. Дискурс, в котором вещи становятся символами, а незначительные происшествия — фигурами смысла, согласно Греймасу, заставляет вспомнить параболическую речь Христа. Таким образом, получается, что особенность параболического дискурса состоит в его обращённости к этическому сознанию адресата, к его выбору определённой жизненной позиции. Иносказательный характер отдельных произведений Гумилёва отмечался неоднократно. В свете идей Греймаса эта черта гумилёвского творчества приобретает возможность более пространного толкования. Именно по линиям соотнесения веры и фигуративной речи, фигуративности и выявления сложности повседневной жизни можно провести типологическое сближение евангельской притчи и вдохновенного рассказа о Жирафе. Подобное сближение в новом качестве представит и роль Африки в творчестве Гумилёва: Можно предположить, что таким статусом африканской темы объясняется любопытное явление освобождения её от смыслов, сопряжённых с нею в отдельных стихотворениях. Но эта история не входит в инвариантную модель африканского мира, как и Носорог стих. Симптоматично, что названия стихотворений соотнесены только с африканскими реалиями — жираф, носорог, озеро Чад. Здесь уместно вспомнить интересное суждение Анны Ахматовой о влиянии на Гумилёва поэзии Бодлера: Все привнесённые извне значения, составляющие второй план данного образа, устраняются. Он приобретает черты действительности, независимой от породивших её контекстов. Более того, эти черты сохраняются даже тогда, когда Африка становится местом конкретных социальных отношений. Перед ними торговцы рабами Свой товар горделиво проводят, Стонут люди в тяжёлых колодах, \\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\] И надменно проходят французы, Гладко выбриты, в белой одежде, В их карманах бумаги с печатью, Их завидя, владыки Судана Поднимаются с тронов своих. А кругом на широких равнинах, Где трава укрывает жирафа, Садовод Всемогущего Бога В серебрящейся мантии крыльев Сотворил отражение рая… I, Противопоставление общественной и природной жизни не содержит прямых этических оценок. Более того, в эстетическом отношении они даже уравнены: Заканчивается стихотворение сценой всеобщей молитвы, сопровождаемой открытым признанием лирического субъекта: И над ним, над огромным ребёнком, Верю, верю, склоняется Бог. Можно добавить, что она своеобразно окрашивает и его африканскую тему. Действительно, как ни странно, образ обетованной Африки выстроен по законам христианской модели мира. В нём ярко отображена как этическая вертикаль христианских ценностей, так и бытовая горизонталь их претворения. Африке в этом контексте отводится исключительное место. Поэт изображает её как застывший в вечном цикле первичный, богоданный мир, мир естественного порядка вещей, каким его оставил после творения Бог. Рощи пальм и заросли алоэ, Серебристо-матовый ручей, Небо бесконечно голубое, Небо, золотое от лучей. Африканский пейзаж поэтому часто попадает в свет ветхозаветных и евангельских реминисценций. Есть Моисеи посреди дубов, Марии между пальм… Их души, верно, Друг другу посылают тихий зов С водой, струящейся во тьме безмерной. Дай скончаться под той сикоморою, Где с Христом отдыхала Мария. I, Данные особенности пейзажных зарисовок Африки соответствуют общему характеру изображения природы в творчестве Гумилёва, обнаруживающем в этом отношении исключительное своеобразие. Мироощущению поэта свойственно почти архаическое чувство единства и гармонии вселенной, чувство иерархической упорядоченности бытия. Я знаю, что деревьям, а не нам, Дано величье совершенной жизни. На ласковой земле, сестре звездам, Мы — на чужбине, а они — в отчизне. Зобнин здесь видит влияние на Гумилёва герметических учений, знакомство с которыми произошло в результате кратковременного увлечения Гераклитом \\\\\\\\\\\\\\\[23\\\\\\\\\\\\\\\]. Однако можно указать и на литературную традицию, к которой непосредственно эти особенности творчества Гумилёва относимы. В предисловии он писал: Мы не говорим о прямом влиянии данной традиции, тем более, что оно могло реализоваться неосознанно. Важно определить контекст, на фоне которого гумилёвское слово получило бы адекватное истолкование. Вся эта проблематика нуждается в более последовательном анализе. Мы вынуждены здесь только указать на её связь с образом Африки. XVII век в Европе был столетием самых продолжительных войн и кровавых революций. Исторические катаклизмы разрушили представление о гармонических связях человека с внешним миром и ввергли его в трагическое переживание противоречий действительности. Барочная поэзия отразила смятение вопрошающего человека и его отчаянные поиски выхода. Можно предполагать, что в том же XVII веке развернувшаяся колонизация Нового Света имела в своей подоплёке и подобные духовные искания, стремление к обладанию новым спасительным знанием и опытом. Именно этим путём пришла в литературу разного рода экзотика. Таким образом, африканская тема поэта была созвучна давней традиции, которая и окрашивает его достижения в этой области: Оглушенная ревом и топотом, Облеченная в пламя и дымы, О тебе, моя Африка, шепотом В небесах говорят серафимы. И, твое раскрывая Евангелье, Повесть жизни ужасной и чудной, О неопытном думают ангеле, Что приставлен к тебе, безрассудной. Мы оставили в стороне вопрос об эволюции Гумилёвского образа Африки. Однако думается, что выявленная аналогия может послужить опорой для дальнейшего рассмотрения творчества одного из интереснейших русских поэтов. Вильнюсский университет Кафедра русской филологии Примечания: Издательство гуманитарного университета профсоюзов, , Вера Лукницкая, Николай Гумилёв. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких, Ленинград: Издательство Русского Христианского гуманитарного института, , Художественная литература, , В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в скобках после цитаты. Майкл Баскер, Ранний Гумилёв: Baltos lankos, , Заметки Анны Ахматовой о Николае Гумилёве, Новый мир 5, , Главная страница О Гумилёве…. Содержание Стихи Пьесы Проза Статьи Переводы Письма Биография и воспоминания О Гумилёве… Критика Галерея Голоса Translations Чужие стихи Музыка на стихи Видео Акмеизм Форум. В монографии рассмотрены лирика, дневниковая проза и переводы Николая Гумилёва. В качестве одной из главных тем творчества Гумилёва избрана тема путешествий и экзотических стран. Особое внимание уделяется переводам французских поэтов Т. Леконта де Лиля, Ш. Рембо , заметно обновившим ориентальную мотивику европейской культуры. Та же проблема решается и Гумилёвым: Экспериментируя с редкими жанрами, например, с малайским пантуном, Гумилёв обогащает устоявшийся жанровый репертуар русской поэзии, ставит пантун в один ряд с сонетом, рондо, терцинами, октавами и другими хорошо освоенными твердыми формами. Жираф О Гумилёве… Майкл Баскер.
Анализ стихотворения Н. Гумилева 'Жираф'. Конспект открытого урока
Несмотря на общепринятое мнение о незрелости первых сборников Гумилёва, поэтическое совершенство этого стихотворения сделало его центральным не только для темы Африки, но и для всего раннего творчества поэта. Однако при всех ценных наблюдениях и замечаниях по поводу разных сторон поэтики, нам кажется обойденной одна сторона этого стихотворения — проблема заключённого в нём акта коммуникации. Другая состоит в попытке контекстуального соотнесения африканской темы его творчества. Приведём полностью текст стихотворения. Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, Равняться с которым осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер. Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот. Я знаю веселые сказки таинственных стран Про черную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя. И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав… Ты плачешь? Греймасу, участвующие в коммуникации субъекты не являются нейтральными, а наоборот, наделены переменной модальной компетенцией. Передающий информацию субъект не просто действует так, чтобы знали , а так, чтобы поверили , ибо знание и вера в таком случае совпадают: Соответственно, другой участник коммуникации — адресат — тоже не является пассивным получателем информации, но интерпретирует её и этим дает санкцию действиям убеждающего субъекта. На время оставим вопрос о цели, которую преследует субъект своим рассказом, и обратимся к его адресату. Образ женщины вызывает разные ассоциативные параллели. Если обратиться ко всему творчеству поэта, то можно определить сквозной образ, представляющий вполне индивидуализированный тип женщины — печальной, углублённой в себя, таинственной, отчуждённой в отношении к субъекту стихотворения. Например, Царица — иль, может быть, только капризный ребёнок, Усталый ребёнок с бессильною мукою взгляда. Её душа открыта жадно Лишь медной музыке стиха, Пред жизнью дольней и отрадной Высокомерна и глуха. То немногое, что сказано о женщине, имеет соответствие в строфах о Жирафе. Близость двух персонажей обоснована и на символическом уровне: Она обнажает механизм воздействия или манипуляции субъекта: Параллельность разных пространств в стихотворении создаёт возможность дополнения лирического сюжета некоторыми подробностями. Манипуляция, проводимая субъектом, состоит в предложении определенных ценностей, которые в данном случае чрезвычайно важны для него. Знание и вера здесь не только принадлежат одному когнитивному универсуму, но даже совпадают в значении в отличие от таких случаев, как, например, в высказывании знаю, но не верю , когда вера и знание находятся в категорической оппозиции \\\\\\\\\\\\\\\\[10\\\\\\\\\\\\\\\\]. На подобное прочтение настраивает и двойственная природа африканского мира. С одной стороны, он подчёркнуто искусственен. Если проследить поэтическое развёртывание картины озера Чад, то увидим абсолютное преобладание зрительных фигур: Наконец, в центральной строфе стихотворения множественность взглядов достигает предела — возможности наблюдения с любой точки земли: Этими словами завершается рассказ о Жирафе и окончательно отменяется исходная модель мира. В следующих строфах изотопия визуальности продолжена указаниями на внешние признаки предметов: Обонянию принадлежит особое место среди человеческих чувств: Именно о такой чувственной основе веры говорится в следующих строках: Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя. Интерпретация полученной информации адресатом, согласно Греймасу, является операцией узнавания, то есть сравнением того, что утверждается, с тем, что известно, во что верят. Естественно, что в таком случае вопрос об истинности или ложности предъявляемого на оценку положения — лишь побочный эффект \\\\\\\\\\\\\\\\[12\\\\\\\\\\\\\\\\]. Положительная санкция действиям убеждающего субъекта означала бы, по словам Греймаса, коренную трансформацию адресата — от неверия к вере \\\\\\\\\\\\\\\\[15\\\\\\\\\\\\\\\\] , которую хотел внушить ему субъект. Однако грусть и слёзы женщины говорят о её невозвратимой разъединённости не только с раем, о котором повествует субъект, но и с самим повествователем. И в твоей лишь сокровенной грусти, Милая, есть огненный дурман, Что в проклятом этом захолустье — Точно ветер из далёких стран. Там, где всё сверканье, всё движенье, Пенье всё, — мы там с тобой живём, Здесь же только наше отраженье Полонил гниющий водоём. Каждый остаётся при своём: Африка, как и её обитатель Жираф, в таком контексте приобретает статус символа веры. Дискурс, в котором вещи становятся символами, а незначительные происшествия — фигурами смысла, согласно Греймасу, заставляет вспомнить параболическую речь Христа. Таким образом, получается, что особенность параболического дискурса состоит в его обращённости к этическому сознанию адресата, к его выбору определённой жизненной позиции. Иносказательный характер отдельных произведений Гумилёва отмечался неоднократно. В свете идей Греймаса эта черта гумилёвского творчества приобретает возможность более пространного толкования. Именно по линиям соотнесения веры и фигуративной речи, фигуративности и выявления сложности повседневной жизни можно провести типологическое сближение евангельской притчи и вдохновенного рассказа о Жирафе. Подобное сближение в новом качестве представит и роль Африки в творчестве Гумилёва: Можно предположить, что таким статусом африканской темы объясняется любопытное явление освобождения её от смыслов, сопряжённых с нею в отдельных стихотворениях. Но эта история не входит в инвариантную модель африканского мира, как и Носорог стих. Симптоматично, что названия стихотворений соотнесены только с африканскими реалиями — жираф, носорог, озеро Чад. Здесь уместно вспомнить интересное суждение Анны Ахматовой о влиянии на Гумилёва поэзии Бодлера: Все привнесённые извне значения, составляющие второй план данного образа, устраняются. Он приобретает черты действительности, независимой от породивших её контекстов. Более того, эти черты сохраняются даже тогда, когда Африка становится местом конкретных социальных отношений. Перед ними торговцы рабами Свой товар горделиво проводят, Стонут люди в тяжёлых колодах, \\\\\\\\\\\\\\\\[…\\\\\\\\\\\\\\\\] И надменно проходят французы, Гладко выбриты, в белой одежде, В их карманах бумаги с печатью, Их завидя, владыки Судана Поднимаются с тронов своих. А кругом на широких равнинах, Где трава укрывает жирафа, Садовод Всемогущего Бога В серебрящейся мантии крыльев Сотворил отражение рая… I, Противопоставление общественной и природной жизни не содержит прямых этических оценок. Более того, в эстетическом отношении они даже уравнены: Заканчивается стихотворение сценой всеобщей молитвы, сопровождаемой открытым признанием лирического субъекта: И над ним, над огромным ребёнком, Верю, верю, склоняется Бог. Можно добавить, что она своеобразно окрашивает и его африканскую тему. Действительно, как ни странно, образ обетованной Африки выстроен по законам христианской модели мира. В нём ярко отображена как этическая вертикаль христианских ценностей, так и бытовая горизонталь их претворения. Африке в этом контексте отводится исключительное место. Поэт изображает её как застывший в вечном цикле первичный, богоданный мир, мир естественного порядка вещей, каким его оставил после творения Бог. Рощи пальм и заросли алоэ, Серебристо-матовый ручей, Небо бесконечно голубое, Небо, золотое от лучей. Африканский пейзаж поэтому часто попадает в свет ветхозаветных и евангельских реминисценций. Есть Моисеи посреди дубов, Марии между пальм… Их души, верно, Друг другу посылают тихий зов С водой, струящейся во тьме безмерной. Дай скончаться под той сикоморою, Где с Христом отдыхала Мария. I, Данные особенности пейзажных зарисовок Африки соответствуют общему характеру изображения природы в творчестве Гумилёва, обнаруживающем в этом отношении исключительное своеобразие. Мироощущению поэта свойственно почти архаическое чувство единства и гармонии вселенной, чувство иерархической упорядоченности бытия. Я знаю, что деревьям, а не нам, Дано величье совершенной жизни. На ласковой земле, сестре звездам, Мы — на чужбине, а они — в отчизне. Зобнин здесь видит влияние на Гумилёва герметических учений, знакомство с которыми произошло в результате кратковременного увлечения Гераклитом \\\\\\\\\\\\\\\\[23\\\\\\\\\\\\\\\\]. Однако можно указать и на литературную традицию, к которой непосредственно эти особенности творчества Гумилёва относимы. В предисловии он писал: Мы не говорим о прямом влиянии данной традиции, тем более, что оно могло реализоваться неосознанно. Важно определить контекст, на фоне которого гумилёвское слово получило бы адекватное истолкование. Вся эта проблематика нуждается в более последовательном анализе. Мы вынуждены здесь только указать на её связь с образом Африки. XVII век в Европе был столетием самых продолжительных войн и кровавых революций. Исторические катаклизмы разрушили представление о гармонических связях человека с внешним миром и ввергли его в трагическое переживание противоречий действительности. Барочная поэзия отразила смятение вопрошающего человека и его отчаянные поиски выхода. Можно предполагать, что в том же XVII веке развернувшаяся колонизация Нового Света имела в своей подоплёке и подобные духовные искания, стремление к обладанию новым спасительным знанием и опытом. Именно этим путём пришла в литературу разного рода экзотика. Таким образом, африканская тема поэта была созвучна давней традиции, которая и окрашивает его достижения в этой области: Оглушенная ревом и топотом, Облеченная в пламя и дымы, О тебе, моя Африка, шепотом В небесах говорят серафимы. И, твое раскрывая Евангелье, Повесть жизни ужасной и чудной, О неопытном думают ангеле, Что приставлен к тебе, безрассудной. Мы оставили в стороне вопрос об эволюции Гумилёвского образа Африки. Однако думается, что выявленная аналогия может послужить опорой для дальнейшего рассмотрения творчества одного из интереснейших русских поэтов. Вильнюсский университет Кафедра русской филологии Примечания: Издательство гуманитарного университета профсоюзов, , Вера Лукницкая, Николай Гумилёв. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких, Ленинград: Издательство Русского Христианского гуманитарного института, , Художественная литература, , В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в скобках после цитаты. Майкл Баскер, Ранний Гумилёв: Baltos lankos, , Заметки Анны Ахматовой о Николае Гумилёве, Новый мир 5, , Главная страница О Гумилёве…. Содержание Стихи Пьесы Проза Статьи Переводы Письма Биография и воспоминания О Гумилёве… Критика Галерея Голоса Translations Чужие стихи Музыка на стихи Видео Акмеизм Форум. В монографии рассмотрены лирика, дневниковая проза и переводы Николая Гумилёва. В качестве одной из главных тем творчества Гумилёва избрана тема путешествий и экзотических стран. Особое внимание уделяется переводам французских поэтов Т. Леконта де Лиля, Ш. Рембо , заметно обновившим ориентальную мотивику европейской культуры. Та же проблема решается и Гумилёвым: Экспериментируя с редкими жанрами, например, с малайским пантуном, Гумилёв обогащает устоявшийся жанровый репертуар русской поэзии, ставит пантун в один ряд с сонетом, рондо, терцинами, октавами и другими хорошо освоенными твердыми формами. Жираф О Гумилёве… Майкл Баскер.
Стихотворение «Жираф» и африканская тема Н. Гумилёва
Системы управления проектами курсовая
Центральный стадион алматы схема
Анализ стихотворения Н. Гумилева «Жираф».
Актуализированная схема теплоснабжения