Стихи у костра
ʟ.ᴍᴏʀɢᴏᴛ
Яростный оранжевый закат окрашивал горы золотом и кровью. Небо над головой из голубого через зеленый переходило в желтый, а затем – в морковный и красный. Страстное золотое солнце опускалось за горизонт. Вокруг была настоящая, искрящаяся в своей аутентичной сути, ОСЕНЬ. В воздухе пахло сухой травой, опавшими листьями и остывающей землей. Начинала угадываться прохлада. Пока еще еле уловимо, она застыла где-то возле уха, у затылка, легонько шептала: «Поторопись!», и ждала, чтобы обрушиться с наступлением темноты.
Было около шести часов вечера, и мне хотелось верить, что в запасе у нас хотя бы час. Но солнце стремительно опускалось за гористый горизонт, это было безумно красиво, настолько, что я не сомневалась: мы должны были оказаться на этой дороге здесь и сейчас, чтобы стать свидетелями этого великолепия, одного из самых яростных закатов в моей жизни. Не сомневалась я также и в том, что у нас мало шансов дойти до озера до темноты. Впереди было еще около восьми километров, за плечами были тяжелые рюкзаки, мы шли по асфальтированной дороге местного значения, ведущей к озеру Студена и некоей резиденции «Витошко-Студена», как всегда проводником нашего маршрута был мэпс.ми. Километры медленно сменяли друг друга под нашими ногами, а благодаря тому, что в начале расчета пути я округлила число километров, а в процессе развернула его целиком, мы шли, а место назначения оставалось все в тех же семи-восьми километрах от нас. Уныло осматривая кусты вдоль дороги, мы с братцем Никелем (не сговариваясь) мысленно примеряли их для вынужденного места ночлега. Мимо время от времени проносились автомобили, но долгое время я принципиально не хотела автостопить, желая дойти пешком, а затем, когда Ника заявила, что подъехать несколько километров – наш единственный шанс успеть добраться до озера до темноты, никто не остановился. Мы шли дальше, я восхищалась закатом с той же страстью, с которой тащилась под гору, обливаясь потом, и как обычно находилась в гармонии между восторгом и неизбежностью. Мысленно я была на краю озера: я размышляла над тем, как мы разведем костер, поджарим на нем хлеба, а я, наконец, избавлюсь (путем распития) от бутылочки пива, которую, как идиотка, тащила еще с Будапешта, а завтра будем стирать вещи, купаться в озере, ловить вай-фай возле той резиденции (не может же там не быть вай-фая), может даже зайдем в местное кафе выпить кофе.
Однако пока мыслями я была на озере, телом оставалась по-прежнему в семи километрах от него. Мы шли вперед, поднимали вверх большой палец, заслышав звуки приближающихся машин. Они проезжали мимо.
Ника накачала музыки на мобильник, так как накануне, делая длительный заход по Будапешту до автовокзала, мы шли, вспоминая и ностальгируя по старым песням. Было интересно послушать о том, что каждый из нас слушал в детстве, что любил и на чем рос. В одном наши познания совпадали, в другом – нет. Итак, мой друг Привратник включил мне песню про три реки, и мы шли по неведомой нам Болгарии, слушая эту песню, вырывающуюся из динамика ее дряхлого мобильного телефона.
Навстречу нам из-за горки выехал большой белый пикап. На нем были надписи «Security», и в первый миг что-то внутри меня оборвалось: за мгновения, что он приближался, пронесся целый ворох мыслей, что озеро Студена находится в охраняемой зоне, и мы, по незнанию, как всегда лоханулись, и сейчас нас попросят поворачивать восвояси. Когда пикап притормозил рядом с нами, эти подозрения окрепли. Внутри сидели двое: за рулем этакий мужик-медведь располагающей к себе наружности, и его более скромных размеров попутчик. Без каких-либо наездов они доброжелательно поинтересовались, куда мы держим путь. На смеси болгарского, русского и белорусского мы объяснялись с ними, что «туристо на озеро Студено». Предусмотрительно узнав у гугла, что озеро – это езерото, мы наивно говорили название на свой белорусский манер – Студёно. Но попытку на пятую мужики догадались, что мы говорим о Студэно. Сообщив нам, что часа через три мы дотуда дойдем, мужики помахали, пожелали приятного пути и поехали дальше. Привратник наградил удаляющийся пикап комментарием, что мы и сами прекрасно знаем, что часа через три дотуда дойдем. Проблема заключалась только в том, что стемнеет где-то через час.
Больше никто так и не остановился, да мы и не чаяли, единственное, что увлекало мои думы, это то, успеем ли мы реально дойти до озера хотя бы в сумерках, или все-таки нужно будет ночевать где-то в окрестных кустах. Уже даже не оборачиваясь на звук идущих сзади машин и не поднимая вверх большой палец, мы преодолевали очередной холм, как возле нас притормозил знакомый пикап. Мужик-водитель ехал назад уже без своего попутчика, которого высадил в деревне, из которой мы начинали путь. Он, усмехаясь, поманил нас к себе и подбросил километров пять. В течении этой недолгой совместной поездки мы узнали, что озеро Студено не самое лучшее место для отдыха (без конкретного указания почему), а уже подъезжая к развилке, кого-то из нас дернуло спросить, водится ли в окрестном лесу какая-нибудь хищная живность. Наш водитель с жаром бросился перечислять: медведи, волки, рыси… Высадив на развилке не очень воодушевленных наступающими сумерками путешественников, он свернул налево, на дорогу, отсутствующую на мэпс.ми, а вместе с тем являющуюся как видимо, наиболее популярной.
- Ну, он бы не высадил нас здесь, если бы тут было реально опасно. Предупредил бы хотя бы, - взываю я к здравому смыслу, провожая удаляющийся пикап взглядом.
А между тем мы доехали до настоящего леса. Я с увлечением пытаюсь расшифровать надписи на табличках у дороги, в надежде не встретить среди них нечто типа: «Опасно – медведи!», а Ника поторапливает, надо идти быстрей. До озера еще несколько километров. А страстный оранжевый закат трансформируется в пылающее малиновым цветом небо. А вкупе с черными верхушками елей на соседнем холме, превращается в ослепительно-жуткую предсумеречную картину. Можно было бы любоваться вечно, но длится это не более десятка минут, а затем мир погружается в голубые сумерки. Прохлада обрушивается на разгоряченные плечи, но оказывается самым малым, что может сейчас беспокоить. Асфальтированная, пусть и более заросшая, дорога тянется вперед, и это не может не радовать. На несколько минут мы вырываемся из леса, чтобы погрузиться в лес еще более густой. Я вновь останавливаюсь на опушке, чтобы прочитать надписи на табличках. В сумеречном свете мне удается разглядеть их предостерегающее содержимое: не жечь костры, не мусорить, охранная зона и т.д. и т.п. Но никаких предостережений о диких животных, и это воодушевляет. Теперь мы идем, то и дело сверяясь с картой – озеро приближается, вскоре дорога изгибается так, что берег остается скрыт всего лишь небольшой полосой леса. Все это мы видим на карте, потому что на лес опустилась ночь. Слева от себя нам удается разглядеть идущую к озеру колею. Перепрыгивая через ров, что не так уж легко с рюкзаками на плечах, мы входим в лес, прислушиваемся и приглядываемся, уходя вперед по колее. Лес расступается, мы оказываемся на пустом пространстве, где-то впереди и чуть левее должно быть озеро, но его не разглядеть, хоть сумерки над ним не такие густые, как над лесом. Вдалеке я угадываю в темноте пристань, идущую в никуда – воды под ней нет. Мы проходим еще метров двадцать и останавливаемся. Осматриваемся, прислушиваемся к тихому журчанию ручья левее от нас, к ветерку, шорохам темного леса. С темнотой, в неизвестном, даже не видимом нами толком месте, в сердцах наших поселяется безотчетный, инстинктивный страх. Мы понимаем, что уже стемнело, идти в темноте особо некуда. Но Ника говорит, что не хочет останавливаться здесь, так как лес от озера слишком далеко. Моя логика возражает, что это наоборот неплохо, так как никто не сможет подкрасться к нам незамеченным. Однако я тоже не хочу здесь оставаться. И мы поворачиваем назад, возвращаемся в лес, а затем прыгаем через ров на дорогу. Слепя фарами, мимо проносится тяжеловоз. Я провожаю его взглядом, одновременно и хочу, и не хочу, чтобы он остановился, завидев на дороге путников, но он проносится мимо, а я вздыхаю с облегчением.
Теперь мы направляемся к тому месту, которое я предполагала для ночлега первоначально. Придется еще знатно протопать по дороге, но, когда нету другого выхода, по дороге идется легко. Постепенно лес становится реже, я вижу белые контейнеры, стоящие на небольшом поле (и отмечаю их как план Б), а дальше – о дивное дело – пасутся коровы! Ура, цивилизация, минус пятьдесят к опасениям диких животных. Мы идем дальше, нам попадется развилка, несколько деревенских домов и пастух с буренками, с которым мы здороваемся в ночной тишине. На нашей карте не отмечено никакой деревни, однако она есть. Мы сворачиваем к озеру, дорога превращается в грунтовку, а нам приходится по кромке обходить большие лужи. Сумрак разрезают фары легковушки, мы вжимаемся в обочину, поджимаем животы и пропускаем медленно объезжающую лужи машину. Страх диких зверей совсем улетучивается, передавая позиции опасению людей. Мы идем дальше, видим шлагбаум, преграждающий нашу дорогу и маленький КПП с горящим в окошке светом. Возле него висят очередные надписи на болгарском, я переступаю шлагбаум с фразой «Понаставят тут…» и шагаю дальше, в ночи оставаясь непревзойденным тайным лазутчиком. Дорога становится асфальтированной, что озадачивает. Даже в темноте мне удается разглядеть, что все кругом выглядит так, будто собиралось стать туристическим местечком лет десять назад, но так и не достроилось. Мы выходим на пятачок, дорога на котором заворачивается кругом и идет назад. Пятак окружают редкие кустистые деревья, а за ним склон идет вниз к озеру. Это место нравится нам значительно больше предыдущего, однако я не успокаиваюсь, не изучив каждый метр на наличие пьяных отдыхальцев. Об их недавнем присутствии красноречиво свидетельствуют валяющиеся повсюду бутылки, мусор и – буквально – кучки говна. Какое-то время я изучаю одну кучку, лежащую чуть ли не на дороге, пытаясь определить, кто ее оставил, и прихожу к утешительным – и вместе с тем неутешительным выводам. Мы находим много кострищ, пятилитровую бутылку с грязной водой (видимо ей тушили костер), поломанные ветки, картон, пачки от сигарет. Мы решаем поставить палатку на травке, не очень далеко от воды. Ближе не ставим не только по соображениям теплоты, но также потому, что весь берег, метров на пять-десять, покрыт камнями и практически не покрыт растительностью. За одним из этих больших камней мы находим очередное кострище и решаем разжечь там свое. Благодаря чуду фонарика мы быстро ставим палатку (благо, опыт ночного ставления палатки у нас уже есть), утепляемся и бежим к тлеющему уже костерку. Я иду за дровами (заодно повторно изучая местность), а Ника следит за огнем.
Костер горит, мир вокруг вмиг становится теплее и уютнее, я вглядываюсь в далекие огни на другой стороне озера. Один прямо напротив нас – светит белым и красным, еще один желтый слева, и этот похож на костер. И еще один слева, белый, мигает. Мы жарим хлеб, я предлагаю брату Никелю допить мой сладчайший грецкоореховый ликер, купленный в Будапеште, а сама приканчиваю ту бутылочку пива, что так тяготила мой путь. Мы стоим возле костра (ибо некуда сесть), смотрим на звездное небо и внезапно мне в голову приходит идея посоревноваться в стихах. По очереди каждый должен цитировать стихотворение, которое ему нравится, и проиграет тот, у кого первого закончатся стихи. И вглядываясь в черноту огромного озера перед нами, ловя блики и отсветы костра в глазах друг друга, мы говорили стихами, потому что все вокруг было иронично-поэтично, и этот день все же заканчивался на озере около костра. Тонкие ветки хвороста, что мне удалось собрать, трещали, объятые языками несмелого пламени, губы расплывались в улыбке в тот момент почти умиротворенной, сомнения и страхи оставались где-то за этим теплым кругом света, а пока было только это мгновение, черная спокойная гладь озера, отражающая далекий свет, темное небо с точками звезд, обволакивающее тепло, алкоголь и стихи. И этот момент конечно же не казался чем-то особенным, пока не прошел. Хотя… я уже тогда догадывалась, что он особенный.
Да, началось все с «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет, живи еще хоть четверть века, все будет так, исхода нет. Умрешь, начнешь опять сначала, и повторится все как встарь: ночь, ледяная глядь канала, аптека, улица, фонарь…»
Стояла середина октября. На солнце было градусов двадцать. Ночью я надевала десять слоев одежды, закутывалась в спальник и шерстяной шарф, прижималась к рюкзаку, укрывалась с головой, так, что только нос торчал наружу, а поутру постепенно разоблачалась: шарф валялся уже где-то в ногах, вместе с рюкзаком, маленькая дырочка «для дыхания» в спальнике постепенно превращалась в распахнутое жерло, в сторону я откидывала куртку. Постепенно между мной и Никой утрамбовывалась настоящая стена из наших «ночных» вещей.
К десяти часам я выпростала из палатки ноги и внимательно изучила взглядом окрестности. Передо мной лежало большое синее озеро. Утреннее солнце отражалось от его ровной поверхности, но вместо золота еще больше усиливало синеву. Покрытые лесом холмы чередовали желтый с зеленым и коричневым.
Довольно красиво.
Мы прибыли сюда поздним вечером, и вчера я не смогла разглядеть ничего дальше света костра.
Ника сидела на камне и грелась под теплым болгарским солнышком. Мне хотелось пить, но воды едва ли хватило на чашку. Я принялась слизывать конденсат с тента палатки, но утолить жажду это не помогло. Озерная вода дразнила.
К полудню Ника решилась устроить «великую стирку». И «банный день» заодно. Думаю, если бы не ее решимость, я бы отказалась от этой идеи, о реализации которой грезила весь вчерашний день, в котором мы добирались из Софии до Перника и оттуда до озера Студена. Почему именно до этого озера, какого лешего нас сюда понесло? Считалочкой выбрала. Более точнее: ткнула пальцем на карту с фразой «Гляди-ка, озеро, и вон там даже пляж есть».
Пляж действительно имелся. По контуру всего озера, на метров десять – словно демаркационная линия – «мертвая» полоса из больших острых камней и ила. Старая плотина не могла удерживать воды на нужном уровне, во всяком случае, не в октябре.
На берегу было довольно грязно: следы человека – кострища, окурки, упаковки от сигарет и пивные банки. Следы цивилизации, которые стараешься не замечать, ибо заметив – уже не сможешь остановиться, продолжая клясть «любителей природы» на все лады, пока твой друг, заметив, что ты начинаешь повторяться, не скажет: «Спокойнее, ты просто мизантроп…».
Ника уже прыгала возле воды, вереща более от холода, чем от восторга. Вода в озере была мутная, немного сероватая, совсем не такая, какой казалась издалека, отражая своей гладью голубизну неба. Я сунула руку в воду и засомневалась. Я сунула ногу в воду и засомневалась пуще прежнего. Наверное, будь это первое мое путешествие, я бы не решилась там купаться. И время и место были далеки до идеальных составляющих пляжного отдыха. Но мы уже успели несколько прожечься в путешествиях, и не намерены были менять планы только из-за того, что вода в озере оказалась несколько холоднее, чем в нашем воображении, да и само озеро тоже было далеко от воображаемого идеала, о котором мы грезили, покуда шли к нему, сгибаясь под рюкзаками.
Свой рекорд скоростного купания и мытья одежды прямо на теле я в тот благостный октябрьский полдень установила. Впрыгнув в свои красные ботинки, не заботясь о том, что в них с меня водопадом течет вода, и наскоро одевшись в сухое, я пулей метнулась в палатку за глотком фернета в согревательных целях. Ника присоединилась ко мне без малого через пятнадцать минут.
Воды все еще не было, и это оставалось проблемой. Мы выпили последние, надеясь раздобыть воду, а в идеале – чашечку кофе и интернет, в месте, обозначенном на карте «Ловна резиденция «Витошко – Студена».
Вообще, странное это было место, тот пляж озера Студена и окрестности. Словно жизнь покинула его лет тридцать назад и все с тех пор застыло в молчаливом покое. Иногда это ощущение почте терялось на фоне осенних красок и теплого солнца, но вот мы сложили вещи в палатку, немного неуверенно посмотрели на нее – приходится оставлять, но все-таки повернулись спиной и вместе пошли в сторону отмеченной на карте резиденции. Единственного места на этой чертовой карте.
К нашему пляжу шла асфальтированная дорожка – и тоже, словно часть советского прошлого. Будто был некогда план, как тут сделать все по чинному, красиво и облагорожено, да не вышло – не удалось. И стоит с тех пор все покинуто – и никому дела нет.
Это заставляло идти в молчании. Похожие ощущения посещают меня на кладбище – не шуметь, чтобы не потревожить покой тех, кто спит.
Дорожка перерастала в старую дорогу и шла в деревню. Мы прошли мимо заградительного пункта со шлагбаумом, который браво переступили вчера. Шли по деревне и никак не могли понять, жилая ли она. Казалось, жизнь она где-то на соседней улице, а вокруг нас – тишина. Мы полдеревни прошли, пока направлялись к резиденции, но так и не встретили ни одного человека. Не у кого было воды попросить.
С резиденцией тоже творилось что-то неладное. Она представляла собой странную смесь из чего-то старого, местами покрытого ржавчиной, и вроде как нового, впустую простаивающего. Забор, подрезанные кусты, хорошая дорога, здание, то ли отель – то ли не отель… Мы ожидали увидеть хоть каких-то постояльцев, надеялись на кафе, пусть и с редкими клиентами, на вай-фай. Мы встретили работников на машинах типа пикапов с надписями заповедника на бортах. Они смотрели на нас, но не слишком заинтересованно, к чему мы не привыкли. Мы решили попросить воды, и нам указали на кран возле фонтана на улице. Сев на лавку подле него, налив воду в пару бутылок и наблюдая за местными, мы поняли, что это провал.
Вода оказалась странной, какой-то белесой, то ли с тысячами мелких пузырьков, то ли с белыми крупинками. На вкус она была гадкой, но самая главная проблема была даже в другом – она абсолютно не утоляла жажду. Налив полные бутылки (литровые), я влила в себя еще столько этой воды, сколько могла, но уже на полпути к нашей палатке почувствовала сильную жажду.
Однако мы не отошли от своего изначального плана провести на озере этот день. Вернувшись, мы расположились на камнях греться на теплом октябрьском солнышке. Мне в голову пришло перечитать повесть "Фладд", и как-то так вышло, что я стала читать ее вслух.
Еды особо не было: оставался край шоколадки, да сухая овсянка, которую мы не могли развести, потому что жалели воды. Мы нашли печку на краю леса и решили развести там огонь. Только в сгущающихся сумерках до меня дошло, что гораздо уютнее было бы развести костер у палатки, чем стоять рядом со странной печкой на краю леса: озеро просматривалось через кусты, но нашу палатку даже не было видно. Еще и лес показался мне каким-то странным, когда я решила прогуляться по нему: мох и земля вокруг были в мелких взрытых полосах, и я никак не могла понять, что могло их оставить. К ночи страхи разыгрылись, и мне стало казаться, что это именно то место, в котором зарождаются мистические истории.
Мы быстро допалили собранный хворост и ушли в палатку.
Наутро возник вопрос, как выбираться. По карте трасса была не так далеко от нас - с другой стороны озера, надо было лишь обойти его с какой-то стороны. Я решила, что лучше справа. Мы собрали вещи, вновь взгромоздили на плечи наши тяжеленные рюкзаки и двинулись в путь.