Стихи О Любви Лесби

Стихи О Любви Лесби




🛑 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Стихи О Любви Лесби

Автор:
Татьяна Скворцова

( http://www.proza.ru/author.html?tanja05 )


- Ну, и ладно, не реви, бывает…
- Мне сон приснился, как – будто я иду ночью одна, а потом так писать захотела, села в кустики и пописала. Вот. A оказалось, в кровать.
- А что ревёшь?
- Как что, мне уже четырнадцать, как кто узнает, всем лагерем засмеют!..
- Скажем, что я описалась: мне двенадцать. Да и начнут смеяться - по морде заработают.
- От тебя? Да ты самая маленькая в корпусе.
- Вот и поразбиваю носы, как маленькая, не ожидают, что от меня получат. Я когда злая, знаешь, какая сильная? У меня тоже зимой было, и в кровать.
Приснилось, что будто плаваю в Иртыше, а потом писать захотела, думаю: всё равно вода, да и давай… Бывает… Пока никого нет, давай матрац твой перевернём, да простынь у кастелянши заменим.
- А вдруг кто увидит? Встретится по пути?
- А мы кустиками, обходными путями. Простынь трубочкой свернём и полотенце сверху. Давай матрац перевернём.
- Я уже перевернула, и вот простынь. Пошли…

Катя была на голову меня выше, у неё карие глаза, шатенка, и волосы прямые, длиной чуть ниже плеч. Телосложения она была нормального, а я была очень худенькой, у меня зелёные глаза, и коротенькая стрижка, тоже тёмно – коричневые волосы.
Мы двинулись перебежками от корпуса к корпусу, от дерева к дереву, от кустика к кустику -- к коморке кастелянши. Она же топила печку русскую в конце лагеря, она же бельё меняла, а грязное отравляла на грузовике куда – то в город. Кастелянша молча заменила нам простынь, даже не просила, а кто же из нас напрудил? Мы вернулись в корпус, теперь надо незаметно, постелить простынь чистую на кровать Кати, но там уже были девчонки.
Так как сезон только начался в пионерском лагере, и это была первая смена, поэтому ни у Кати, ни у меня подружек ещё не было. Мы с ней были везде и всегда, только на линейке она стояла почти первая в строю, а я -- последняя. Хоть Кате было лет уже четырнадцать, а мне шёл двенадцатый, нам было не скучно. Катя уговорила девочку, с которой у меня были койки рядом, перелечь на Катину, и та сразу согласилась, так как у Кати была койка у окна, а моя и той девочки посередине коек. Как – то мне Катя подарила букетик цветов, розовый шиповник.
- Мне?
- Тебе…
- Почему?
- Так…
- Зачем?
- Поставь на тумбочку, разве тебе не приятно?
- Приятно, но почему ты на свою не поставишь?
- Я хочу сделать тебе приятно.
- Ладно, я тебе тоже ромашек нарву, ладно? Пусть тебе тоже приятно будет.
Катя мне гладила спину пёрышком, и так долго, на тихом часу, что я засыпала, да и вечером, после отбоя она так нежно, глядя мне в глаза, гладила и гладила мне спину пёрышком, пока я не засыпала. Иногда, она мне рассказывала что-либо о себе, что у неё папа умер, а они с мамой жили на квартире во времянке, про родственников, про то, что она знала, а я ещё нет. Рассказывала истории из книг, что она уже прочитала и то, что мы будем проходить в школе, шёпотом, и опять я не замечала, как засыпала.
Раз, на тихом часу заглянул вожатый в палату нашу и застал нас за тем, что я лежу на животе, а Катя гладит мне спину пёрышком. Он нас тут же наказал: заставил подметать террасу корпуса. Подмели, пришёл, сказал, что плохо, и опять мели, потом опять появился и опять плохо, мели, мели…
Затем Катя сказала, что он издевается и нам надо просто сесть и сидеть на террасе, он нам ничего не сделает, мы – дети. Он нас увидел, улыбнулся и прошёл мимо. Приехал фотограф. Я должна была стоять в первом ряду, так как самая маленькая, а Катя в последнем, она ни в какую не согласилась и присела на корточки у моих ног. Кто бы мог подумать, что уже тогда Катя полюбила, и полюбила меня, девочку? Кто бы мог тогда представить, что через год эта любовь обернётся для Кати бедой?

Как – то в лагерь привезли кино. Когда стемнело, натянули на деревянной сцене, что стояла прям на улице, а впереди длинные лавочки, рядов в сорок, большой белый экран, сшитый из белых простыней. Мы приходили отрядами и усаживались: малыши на первые ряды, постарше дальше. Привезли фильм, цветной, американский: «Генералы песчаных карьеров».
Он шёл в прошлом году на экранах клубов, а сейчас уже можно было показывать и в лагерях пионерских. Катя, по-видимому, уже этот фильм видела всё время, так странно смотрела на меня, потом придвинулась ко мне совсем близко, и положила свою руку на мою.
- Ты что?
- Ничего, так, просто так. Тебе приятно?
- Чего? Вот если бы Афанасьев Сашка положил, умерла бы с радости.
Катя убрала руку и внимательно, мне глядя в глаза, спросила:
- Что за Сашка?
- Сосед мой, всё равно ты учишься в другой школе, живёшь далеко, могу довериться: люблю его уже лет с пяти, как увидела, так сразу и с ума сошла по нему.
- А он?
- А кто его знает? Будем постарше, узнается. Пока, играем вместе, на велике катаемся, я рулю, а он педали крутит. Ой, смотри, она умерла что ли? Прям на пляже умерла, он её убил?
Мы уставились на экран.
- Она болела сильно, вот и умерла.
- Ничего себе, больная, вчера по пляжу носилась, как угорелая, а сегодня,
Здрасте? Если бы болела, то двигаться бы не могла, так?
- Правда, Тань, ты оказывается, очень жизнь примечаешь?
- Что её примечать, мать в детской больнице работает медсестрой, так там насмотришься на больных. Знаешь, как часто умирают, терапевтическое отделение, органы, это тебе не коленку содрал. Ой, а чего это они её в море кинули, а не на кладбище снесли?
Катя опять сжала мою ладошку:
- Они бедные, у них нет денег на гроб и место на кладбище, а возможно, что возле моря так людей хоронят? Когда я в клубе увидела этот фильм, я так плакала…
- Фи, вот если бы Афанасьев так по мне плакал, когда в лагерь этот уезжала? Знаешь, он даже радовался, сам собирался к бабке в Зыряновск на всё лето. Даже не подумал, что ведь на всё лето расстаёмся? Каменные они какие – то, пацаны.
Катя убрала руку:
- А сколько ему лет?
- На пол года меня младше, ему ещё одиннадцать.

Первого сентября я увидела Катю среди восьмиклассниц. У меня замерло всё внутри: как, она же так далеко живёт, она же теперь, если с ней дружить не захочу, она же расскажет всё Афанасьеву?! А может и нет? Но, всё равно, может рассказать? Дура, какая я дура, вдруг ей про него доверилась? Я ведь думала, что после лагеря больше не увидимся? Она же с шестьдесят четвёртой школы, а я даже не представляю где это? Какая я дура?! Катя кого – то искала глазами, и она искала, конечно же, меня, ведь больше Катя никого здесь и не знала. Когда она на мне остановила взгляд, я посмотрела на свою подружку стоящую рядом и завела какой – то разговор, не помню о чём. Катин взгляд меня просто сверлил, она с меня не сводила глаз. Я в её строну, не смотрела, хотя Катя мне подавала знаки.
Краем глаза я видела, как она мне машет рукой, как старается докричаться, как улыбается, а мой взгляд скользил где – угодно, но не останавливался на ней. Дура, ну зачем, зачем я ему рассказала про Афанасьева?!
Как прозвучала команда разойтись, Катя подскочила счастливая ко мне:
- Таня, Таня, теперь мы учиться будем в одной школе!
Как она на меня смотрела, как светилось лицо Кати!
- Здорово, теперь мы будем часто видеться! А ты что, переехала?
- Нет, я буду ездить на автобусе домой, я маму уговорила, чтоб меня в эту школу перевела!
- Зачем?
- С тобой видеться!
- Не поняла?
- Ну, теперь мы можем и на переменах вместе дружить, и после уроков домой возвращаться?
- Остановка в другой стороне?
- А я тебя провожу и на дальнюю дальше пойду?
- Зачем?
- Тань, ты что, не рада?
- Катя, да я очень рада, но ты ведь домой так поздно будешь возвращаться,
и утром рано, ещё будет так темно, а тебе автобус ждать? Подумай?
- Я всё решила, я учусь здесь, ты рада?
- Рада, очень рада…

Катя подходила ко мне очень редко, наблюдала со стороны, как я бегаю на перемене с Райкой на перегонки вдоль коридора, с одного конца в другой,
А дежурные по коридору старались нас остановить. Как играла в классики с девчонками, толкала меня вперёд в столовой за пончиками. Часто угощала своими пончиками, попросится с урока раньше выйти на две минуты до звонка, да и купит на двоих. Подходила ко мне редко, так как видела, что мне интересней с Райкой, с Лидкой, и моими ровесницами. Шла она обычно сзади после школы, иногда рядом, если я шла одна. Шли и болтали ни о чём. Зимой просто навязала мне свой новогодний подарок, кулёк с конфетами и мандарином, который получила для Кати её мама на своей работе. А ещё, она мне подарила куколку, что ей прислала подруга по переписке из Чехословакии, было такое направление, пионеры с пионерами из других стран переписывались, вот и Катя к какой – то Кэтти переписывалась. Кэтти ей писала, что у неё уже есть друг, а Кэтти всего тринадцать лет. Прислала фото, где Кэтти с другом стоит в обнимку. На фото стоит взрослая тётя лет двадцати и дружок лет за двадцать. Там же Кэтти написала, что они с другом уже живут, и спрашивала, есть ли друг у Кати и живёт ли она с другом, с каких лет уже у Кати был в первый раз секс?
- Вот дают, такие тёти в тринадцать, с такими уже дядями живут? Может, она врёт, что ей тринадцать?
- Нет, не врёт, мне её адрес пионервожатая дала.
Была весна, я и Катя сидели возле моего дома на лавочке и рассматривали открытки из Чехословакии.
- Чисто как!
- Это Европа, там чисто. Это не Казахстан, там красиво, Таня. Когда я вырасту и стану работать, я куплю две путёвки в Венгрию, или в Румынию, или в ГДР и поедем с тобой туда туристками. Хорошо?
- Давай!
- Тань, у мамы брат умер, в деревне, мне страшно одной ночевать, ты не могла бы сейчас у мамы отпроситься? А завтра воскресенье, Иртыш рядом, на камешках полежим, вода ещё холодная, но солнце уже камешки нагревает. По городу погуляем? Переночуй две ночи у нас, а утром в понедельник вместе в школу от меня поедем?
- Не знаю, надо маму попросить, никогда ещё ни у кого не ночевала. Давай, зайдём? Может мама дома? Да, Кать, а почему ты боишься, ведь твоя мама проводница? Ты ведь часто одна ночуешь?
- Это другое, понимаешь, покойник в семье, это уже другое чувство…

Мама оказалась дома, она мне разрешила ночевать у Кати две ночи, и Катю она помнит, когда она приезжала в лагерь, меня навестить, я её с Катей познакомила. Мама наказала, чтоб я сейчас же сбегала и забрала из детского садика Игоря и она его возьмёт с собой в больницу, на дежурство в ночь. Мы с Катей привели Игорька из садика и поехали к ней.

Мы долго ехали на автобусе, потом вышли в центре, и долго шли по неасфальтированной улице. Под ногами песок и зола, что люди высыпали, прям в лунки от колёс машин, как бы рытвины эти выравнивая.
Казалось, что никогда не придём.
- Господи, Кать, как ты далеко живёшь? Зачем ты поменяла школу, это же испытание и каждый день? Я уже с ног валюсь!
- Да, это конец города, долговато, но я привыкла. Сейчас, ещё два квартала и дома. В центре квартиры дорогие, а тут почти даром, маме в центре не потянуть. Вон, забор разной величины, видишь, там живём, в ограде времянка. Это ты не привыкла, да лет всего двенадцать.
- Мне уже тринадцать…
- Как? Когда было день рождение(?), и я тебе ничего не подарила?
- Кать, мне никогда день рождение не справляют, оно у меня на Новый год, а вспоминает мать лишь через месяц: ой, тебе уже двенадцать! Ты мне подарила, кулёк с конфетами, куклу Чехословацкую, это же тогда было?
Не хотела говорить, чтоб ты ещё больше не надаривала…
- Пришли. Давай, проходи…
Катя распахнула дверь в заборе, почти от забора не отличавшуюся.
- Ой, собака огромная!
- Не бойся, это Дик, он добрый, только вид злой, когда – то дворняжкой был, его хозяева ещё щенком на улице подобрали.
Дик был огромный, чёрный, лохматый и бегал на большой цепи, привязанной к длинной проволоке, что тянулась по земле вдоль всей ограды. Прошли рядом возле большого дома хозяев и вышли в глубину огорода, там шла асфальтированная дорожка к домику – времянке. Когда – то хозяева строили этот дом и жили во времянке. Где теперь живут тётя Нина – Катина мама и Катя. Катя наклонилась, взяла под ковриком ключ и открыла дверь. Потолок низко, в углу стол и два стула, в другом углу печка, а за занавеской большая кровать, где спят Катя и мама. Кровать занимала почти пол комнаты, был один шкаф старенький, прям возле двери и на шкафу коробки, по-видимому, тоже с вещами. Летом в этих коробках лежали зимние вещи, а зимой летние.
- Если сильно устала, ляж на кровать, а я борщ подогрею.
Катя разожгла на столе маленькую газовую плиту, на две горелки, и начала с большой кастрюли, что стояла на полу, переливать черпаком в кастрюльку поменьше борщ.
- Ты гущу любишь, или жидко?
- Средний.
- Ага.., а хлеб, или сухарики?
Я сидела на стуле за столом и наблюдала за огнём горелки.
- Лучше сухарики и чесночок, чтоб откусывать, и соль.
- Ага…
Катя включила радио, там была музыка, кто – то играл на домбре и усердно пел, то мужской голос, то женский.
- Кать, это у казахов частушки называется?
- Похоже… Ешь, сметанки хочешь?
Катя поставила передо мной тарелку, я так устала от поездки и похода через весь город, что даже не хотелось есть, но борщ оказался такой вкусный, это тебе не больничный и бессолевой для почечников, что мать таскает с дежурств. Потом пили чай, смотрели фотографии, её скромные украшения: бусы и брошки, что остались ей от обоих её бабушек. Начало темнеть, а мы всё сидели и болтали, болтали… Потом, опять пили чай с булочками и маслом и стали укладываться спать. Катя мне дала свою ночную рубашку, когда я переодевалась, она так внимательно за мной наблюдала.
- Ты чего?
- Ничего, просто, интересно за тобой наблюдать.
- Не смотри, я стесняюсь.
- Зачем, мы же девочки обе?
- Катя, ты так смотришь, как мальчик, понимаешь, я стесняюсь, когда так смотрят, понимаешь?
- Извини…
Катя закрыла дверь на крючок, надела свою ночную рубашку и легла у стенки, укрывшись одеялом.
- Тань, ты хочешь спать?
- Пока нет.
- Давай, я тебе пёрышком, как в лагере спинку поглажу, давай?
- Давай.
Я легла на живот и задрала рубашку. Катя начала гладить спину, что – то рассказывала.
- Давай, грудь теперь поглажу?
- Ладно, а у тебя рука не устала?
- Нет.
- У меня давно бы уже отвалилась.
Я повернулась на спину, и тут Катя навалилась на меня, и просто впилась в мои губы своими губами, она держала мои руки и языком своим водила туда сюда во рту. Из моего рта вырывались слабые: гу-гу – гу…
Она отпустила одну руку и быстро её положила мне между промежностью.
Рот мой, в какой - то момент освободился, и из меня вырвалось:
- А – а – а, а – а – а…
Я свободной рукой откинула её и соскочила с кровати, в мгновенье оказалась у двери и пыталась скинуть с двери крючок, он не поддавался, так - как надо было ручку потянуть на себя, а я давила на дверь.
- Таня – я – я, Таня – я – я, прости, прости, я люблю тебя!!!
Катя сидела на кровати и вся красная кричала мне вслед. Я бежала через ограду к двери забора. Пёс мирно спал в будке, только чуть – чуть звякнула за моей спиной цепь.
- Таня – я – я, Таня – я – я…
Уже слышалось на улице за моей спиной. Я бежала. Просто бежала вдаль, до первого же угла, фонарей нет, небо в тучах, ночь кромешная, а сердце вот – вот выскочит от страха пережившего. В уме билось одно: Катя - мальчик и меня сейчас чуть не изнасиловал мальчик. Катя одевалась и вела себя девочкой, да и в лагере, когда мы мылись, у неё ведь девочкина писка была? Ничего не понимаю. Кати голос был слышен удаляющийся, да, она бежала в другую сторону, в сторону центра. Она ведь не знала, что я вообще плохо ориентируюсь на местности. Выйди мы из этой же ограды с ней утром, я бы начала гадать: куда идти? Я уже шла, начались чувствоваться камешки под босыми ногами, стёклышки и шаг мой стал медленней, вместе с дыханием. Всё, она меня, то есть он, а как же писка?
А может быть бывает так: месяц мальчик, а потом всё меняется и девочка? Надо мать спросить, бывает ли так? Ну, теперь в центр выйти, и по маршруту автобуса домой приду. Я остановилась, огляделась, я стояла на кладбище. Сразу, за поворотом этой улицы было кладбище, вот так…
Спокойно, спокойно, ничего не случилось, и так поворот на сто восемьдесят и меленькими шажочками отсюда, по сторонам не смотреть, тогда не испугаюсь… Но, было вовсе не так, мои глаза просто шарили по сторонам, по фото, по могилам, по оградкам, как – будто чего искали, и нашли… Буквально рядом сидел парень, мне он тогда показался мужиком, ведь была ребёнок, мне в то время солдаты казались взрослыми дяденьками. Он смотрел на меня, я на него. Тут же вспомнились слова моего отца, он мне это сказал ещё тогда, когда не ушёл от нас, когда я собиралась идти в первый класс: Таня, никогда никому не показывай, что тебе страшно… Я подняла руки кверху, растопырила пальцы и пошла на этого мужика меленькими шажочками:
- У – у –у, я призрак, задушу – у – у…
Он сидел неподвижно и глядел мне в глаза, я подошла совсем близко:
- Дяденька, вы что, умерли, я вас так напугала? Дяденька – а – а, вы умерли да?
- Ты откуда взялась, да в таком виде, больная что – ли?
- Была больная, пять лет назад, как умерла… А, почему вы меня не боитесь?
- Живых бояться надо. Давай, домой отведу, лунатик.
Он встал рядом со мной взял мою руку в свою.
- Пошли, домой отведу, куда родители смотрят? Хоть бы колокольчики привязывали, или тряпку мокрую клали у постели… В Иртыш с моста упадёшь, или здесь кто убьет.
- Я сильная, и вообще, мне на хороших людей везёт.
- Где твой дом?
- Не знаю, я у подружки ночевала. И она оказалась мальчиком, она меня целовать начала. Я выскочила и убежала, надо в центр, а я в другую сторону. Я на проспекте Комсомола живу, у вокзала железнодорожного.
- Садись мне на плечи и рассказывай.
- Почему на плечи?
- Потому, что босиком, мы до проспекта с тобой на цыпочках только к утру дойдём, как утром в рубашке через весь город щеголять будешь? Да и мне светиться нельзя. Ищут меня, с тюрьмы сбежал.
- Ой, я у нас на магазине ваше фото, на Пестеля, висит.
- Завтра сходишь, снимешь.
- А и у Восхода магазина, прям на дверях висит.
- И к Восходу сходить, снимешь.
- А там написано, что убийца вы?
- Убийца, убил, он хотел меня убить, а получилось, что я убил. Вот. Если бы на тебя налетели убить, как бы ты, не защищалась? Меня Вовкой зовут.
- А меня Таней. Ещё бы как защищалась.
Вовка наклонился и сказал:
- Слезай, шею отдавила, а вообще – то ты лёгкая. Так, что же произошло у подружки?
- Она меня кинулась в рот целовать.
Вовка засмеялся:
- Лесби…
- Нет, её Катя зовут.
Он повернулся ко мне, взял меня за плечи:
- Таня, пообещай мне, что всё, что произошло сейчас у Кати, ты никому, слышишь, никому, даже во сне, под гипнозом не расскажешь?
- Нет, не расскажу, обещаю.
- Если ты расскажешь, это будет, возможно, самая страшная твоя ошибка в твоей жизни, и ты будешь об этом всю жизнь жалеть. Над твоей подружкой начнёт смеяться вся школа, а она может покончить с собой. Её жизнь, её смерть будет на твоей совести, поняла? Ты мне обещаешь?
- Да, Вов, а почему она так себя повела, она девочка – мальчик?
- Она лесбиянка, она любит тебя, девочку и тут ничего зазорного нет, она не виновата. Вот ты, кого – ни будь, сильно любишь?
- Да…
- Ты ведь не виновата, что ты его любишь, так?
- Нет.
- И ты ведь ничего с собой поделать не можешь, так?
- Так…
- Сдержи слово, Таня, это очень важно и для твоей совести, и для жизни подружки, веди себя с ней так, как будто ничего не произошло, хорошо?
- Обещаю. Вов, зачем ты живёшь на кладбище, давай у нас на чердаке, я тебе буду приносить воду и еду, мать банками с работы кашу приносит и супы, борщи, их подсолить и есть очень даже можно.
- Ладно, я недельку две всего там побуду, днём сидеть, а ночью промышлять, потом на Север страны подамся, там можно и без паспорта затеряться. Где – ни будь нефть качать, лес валить.
- А домой, к маме?
- К маме.., там меня с распростёртыми руками менты ждут. Это тебе, мне кажется, что не виноват, а им так не кажется. Проспект, теперь куда?

Кучерявый брат трахает сестру с большими сиськами
Ебарь до самого основания засаживает болт в мохнатку и доводит жену до оргазма
Смотреть порно: две молодые красотки показали, как надо трахать анал пальчиками

Report Page