Стена

Говорят, что желание попасть в историю, минуя тюрьму, является скотским. Но основатель сообщества, которое вы читаете, Сергей Тырышкин, не очень-то хотел встать в один ряд с Наполеоном и свечой Яблочкова. Просто так получилось. Тем не менее, посещение колонии даёт возможность познакомиться с удивительным российским обществом и его повадками. Уверены, что передачу «Их нравы» можно снимать в приёмной обычной ИК.

Да, к заключённым на свиданку ходят и нормальные люди. Чаще всего это молчаливая женщина или строгий пожилой мужчина. По виду они вполне интеллигенты и приличны, как это часто бывает с одинокими родителями. Мало и откровенного сброда – братков, пацанов с района, блатных. Основная масса тех, кто ходит на тюремные свидания – это женщины. Причём женщины самого низкого качества. Таких женщин уже редко можно увидеть на улице, но они воспроизводятся где-то рядом с КПП любой исправительной колонии. Они даже не из девяностых, а из таёжного посёлка городского типа, где несколько лет назад развалился лесопромышленный комбинат. Что-то подобное показывали в нулевых в фильме «Охота на пиранью», и это до сих пор никуда не исчезло. У тюремных женщин даже своя подкультура есть – т.н. Ждули.

Они часто одеты в салатовые халаты или отчего-то мохеровый спортивный костюм. Удивительно, но социальные низы и вроде как верхи, где богема и гламур, одинаково обожают одеваться в яркие, сорочьи цвета. Кислотно-зелёный, непереносимо-жёлтый, вырвиглазо-фиолетовый... У них пергидрольные волосы и портовая помада. Как правило, ждули страшно худы, почти что изнеможены или крохотные, как кыштымский карлик. Есть в этом нечто крысиное, особенно когда на голове собирается жиденький хвостик – он стягивает кожу тюремной женщины назад, отчего заостряются скулы, и вместо лица видишь скалящийся череп. Но это мелочи. Мало ли как человек одевается или выглядит. Не все ждули плохи или неприятны. Просто зачастую внешний вид ждуль полностью выражает их внутреннее содержание. Как бабушки с утра лезут в транспорт, чтобы заиметь там краткосрочные социальные связи, так и часть ждуль стекаются на свиданки в колонию, чтобы обругать своих родственников.

Ещё ни разу не услышали, чтобы хоть кто-нибудь из ждуль похвалил близкого человека, попавшего в беду. Вполне возможно, что они и вправду сволочи, но вы ведь близкие люди, кровники, вам должно быть плевать на объективную реальность, вы должны защищать своих близких и говорить о них хорошо, иначе зачем же вы сюда пришли? Вспоминается рассказ какой-то гнилой ждули о своём сыне. Он торговал наркотиками и уехал лет на десять. Женщина с удовольствием рассказывала, какое её чадо дерьмо и как много людей он загубил, пока не сказала очень хорошую фразу: «Но я всё равно попросила соседей сделать характеристику, что сынка цветочки возле подъезда сажал. Ха-ха! Цветочки, блядь! ЧТОБЫ ЭТА СУКА ЦВЕТОЧКИ САЖАЛА? ТАК СУДЬЕ И ПЕРЕДАЛИ, ХА-ХА! ПРО ЦВЕТОЧКИ». Удивительное ведь свойство – ждули почему-то уверены, что именно им досталось самое жестокое испытание, что близкий человек подвёл не себя, а их. Но ведь это муж сидит, а не ты! Это сын твой жрёт баланду, а не ты! Да, тебе тоже плохо, ты, возможно, сидишь без денег, но это ты – на свободе, а он – за решёткой. Разница же налицо. Так почему ты себя считаешь главной жертвой?

А считают они себя жертвой по одной причине.

Мужик должен работать.

Должен работать.

Работать.

Работать!!! Работать! Вперёд! Чисти говно! Чтобы к утру чисто было! На 23-е феврале подарим тебе именную вилку! Можешь сфотографироваться с ней на паспорт! Скотина, ты должен пахать на цивилизованный мир! КАК НЕ ХОЧЕШЬ? ПОЧЕМУ? А.... ааа.... ты меня не любишь!

Познакомившись, ждули быстро сходятся на том, что надо работать. Выглядит это примерно так: «Работать! Он не работал! РАБОТА! РАБОТА! МИШКА НА ШЁСТЁРКЕ БОМБИТ, А ОН НЕТ! ДЕНЬГИ! РАБОТА! СЕМЬЯ! КРЕДИТ! ТЫ В ТЮРЬМЕ! ТЕБЕ И ВЫПЛАЧИВАТЬ МОЙ КРЕДИТ! РАБОТАРАБОТАРАБОТАРАБОТА! УХ, Я ЕМУ НАПОДДАМ, ЧТОБЫ И НА ЗОНЕ РАБОТАЛ! ИШЬ, ОБЛЕНИЛСЯ!». Неоднократно были замечены ждули, которые приходили на свидание лишь за тем, чтобы заставить заключённого работать и на зоне. Так, мол, больше шансов на условку. Хотя в колонии, где сидит Сергей Тырышкин, начальник сего заведения любит повторять: «Они ни одного нашего дня не украдут». И – взыскания, чтобы суд заключённым условки не выписывал. Но поехавшую ждулю это не волнует. Они пришли, чтобы допилить мужа рассказами о работе. Окстись, может он в тюрьме сел, чтобы сбежать от бабьего базара. Но и там не спрятаться от безбожного ока Системы.

Когда впервые попадаешь в поле тюрьмы, то ощущаешь себя в паноптикуме. Паноптикум – это пространство, где видно все. Построить тюрьму по принципу паноптикума в конце XVIII века предложил английский философ Иеремия Бентам. Всего один надзиратель мог наблюдать за сотнями заключенных. Охранник, будучи невидимым, сидел в башне, являющейся центром тюремной окружности. Вертухай мог следить за всеми заключенными сразу и за каждым в отдельности, но никто из арестантов не знал, смотрят ли на него в данный момент или нет. Создавалась иллюзия тотального контроля, отчего нельзя было почесать себе нос или опорожниться без мысли о том, что за тобой могут следить. Дьявольская идея либерала и утилитариста Бентама воплотилась на Кубе, где находится тюрьма (теперь – музей) «Пресидио Модело» в форме паноптикума. В ней два года сидели Рауль и Фидель Кастро.

Но сегодня совсем необязательно строить круглые сооружения похожие на набитые людьми газгольдеры. Достаточно видеокамер, чьи нервы ведут в тайную комнату, где может сидеть паук, отпетая сволочь в фуражке или компьютер, который непрестанно пожирает чужие жизни и чужое время. В современной тюрьме находится место и «классическому» паноптикуму. Высокие жестяные заборы на локалках запрещают солнцу смотреть вниз. Куча постоянно бдящих охранников не дают расслабиться ни на секунду. Не так давно на самом высоком уровне во ФСИН-е произошло совещание, которое повелело бороться с занавесками в бараках. Заключенные, утомленные от постоянного надзора, занавешивали нары простынями, чтобы хотя бы там побыть в одиночестве. Теперь занавески срывают, чтобы человек и там не мог остаться наедине с собой.

Все это очень напоминает роман Евгения Замятина «Мы», где люди жили в полностью прозрачных домах, потому что им было нечего утаивать друг от друга. В наши дни Иеремии Бентамы давно перестали быть философами. Они теперь архитекторы, инженера, крупнейшие программисты, президенты, социальные маркетологи... Они работают в «Google» и «Mail.ru», пишут программы и сидят за мониторами. Паноптикум разросся до вселенских размеров, и все мы лишь букашки под микроскопом его спутников.

Паноптикум атакует нас дома, где обезумевшие от его власти родственники заставляют устроиться на работу, чтобы окучивать счастье очередного начальника. Паноптикум подстерегает в Сети, которая засасывает человека в бессмысленную рутину развлечений. И уж тем более абсолют паноптикума проявлен в тюрьме. От диктата общества не укрыться в тюрьме, как и не спрятаться от кандалов среди толпы. Просматривается – всё. Мишель Фуко в "Надзирать и наказывать" писал, что функция наказания вовсе не связана, как это утверждают позитивисты и онанисты, с заботой о социальном благе, предупреждением будущих преступлений, некой ответной санкцией на совершенное деяние. Отнюдь, публичное наказание, вроде жестокой казни Дамьена, покушавшегося на французского короля, связано с презентацией власти как таковой. Наказание нужно для того, чтобы не были пересмотрены сложившиеся отношения между властью, персонифицированной тогда в фигуре монарха, и людьми.

Общество и другие люди воспринимались тогда не как независимые субъекты, а как законное продолжение тела и воли монарха, отчего любой урон, нанесенный этим субстанциям, должен был отразиться и на теле преступника. Т.е. власть насилием восстанавливает пошатнувшийся status quo. Она показывает, что только у неё единственной есть монополия на силу и монополия на владение чужим телом. Сегодня могущественных монархов нет, но есть тюрьмы и ждули, диктату которых запрещают противостоять закон и мораль.

Среди писателей в этот парадокс впервые вдумался Франц Кафка. Почему у отдельного человека нет права на насилие, тогда как оно есть у безумных, огромных, раздутых бюрократий, которые гораздо страшнее, чем даже самый радикальный Раскольников? Кафка написал известный рассказ "В исправительной колонии", где хитроумная, бездушная, не считающаяся ни с чем машина, хладнокровно лишает жизни преступников. Это вселяет ужас. А почему не вселяет ужас РЕАЛЬНО существующая машина, такая же холодная, бесчувственная и скупая? Почему не вселяет ужас вдолбленная на подкорку мысль о необходимости работы? Власть, наказание и паноптикум, теперь персонифицированы ни в жестоком монархе, ни в футуристическом механизме, а растеклись по кабинетам, документам, базам данных, решеткам, видеокамерам, охранникам и голосящим у КПП ждулям, которые пришли на зону, чтобы и там заставить работать своих мужей с детьми.

Пока не поздно – бегите из-под всевидящего ока духовного Паноптикума.

#ПК_публицистика #ПК_библиотека

‏Source m.vk.com