Стая товарищей

Стая товарищей

Анатолий Несмиян

Проблема любой империи в том, что она возникает как ответ на принципиальное противоречие традиционной фазы: для нормального функционирования традиционной экономики требуется максимально равномерное расселение населения по ресурсным территориям (то есть, плодородным землям) с некоторой концентрацией сервисных структур (то есть, ремесленных производств, обслуживающих технические потребности сельхозпроизводителя, как основного работника традиционной фазы) Однако военная необходимость - иначе обеспечение безопасности, требует наоборот — концентрации населения вокруг точки, которую можно защитить от внешнего вторжения. В общем случае — города.


Первый фактор — это фактор развития системы, второй (обеспечение безопасности) — это фактор устойчивости. Всё как обычно: любая система всегда ищет баланс между двумя этими положениями.


Технически в истории (которая является своего рода аналогом эволюции) есть примеры разных ответов на возникающий вызов и решение данного противоречия. И как обычно, основных ответов всегда два.


Первый ответ — то, что в советской историографии называется «феодальной раздробленностью». В силу определенных чисто политических причин феодальная раздробленность считается плохим решением, а вот ее ликвидация и переход к единому централизованному управлению — прогрессом.


Централизованное управление — это и есть второй ответ. Как правило, он принимает форму империи. Именно она считается шагом вперед и вообще правильным решением, крайне прогрессивным. Что вызывает определенное недоумение. Как раз феодальная раздробленность является самым устойчивым состоянием социума традиционной фазы. Слабая и почти номинальная центральная власть, исполняющая либо церемониальные, либо арбитражные функции (причем этот арбитраж всегда можно оспорить) — это, как ни странно, очень устойчивая конструкция. Почему — можно остановиться и разобрать, но пока примем как данность.


Другой вопрос, что феодальная раздробленность ведет к крайне высокой доле страдания населения, продуцируя высочайшую социальную энтропию, но за счет большого числа феодов она является открытой системой и «сбрасывает» накапливаемую социальную энтропию в бесконечных междуусобных распрях.


Кстати, модный сериал «Игра престолов» в чем-то достаточно убедителен как пример. В нем показана довольно жизненная история вначале абсолютной монархии Таргариенов с последующим ее угасанием и переходом в состояние вольницы и раздробленности. Правда, не слишком жизненной была пересборка (причем в крайне короткие сроки) снова в централизованную империю, что в реальной жизни, скорее всего, просто не могло произойти, но в конце концов, это же не документальный фильм. Феодальная раздробленность, иначе файда, может продолжаться столетиями, а вообще-то, бывает, и выходя на тысячелетний период. С империей все иначе. Это принципиально неустойчивое образование, являющееся государственным механизмом управления военного сословия. Император — это всегда полководец и никак иначе. Торговая империя или империя вертухаев (а уж тем более империя воров) — это нонсенс.


Средний срок жизни империй измеряется максимум несколькими столетиями, так как держатся они исключительно на силе оружия и насилии. При этом сброс накопленной социальной энтропии может осуществляться только в одном направлении — экспансии. Внутренний вектор исключен — централизованная империя принципиально стоит на парадигме жесточайшего внутреннего порядка.


Безусловно, есть примеры, когда формально империя существует гораздо большее время — та же Византия, но это уже промежуточные состояния между империей и раздробленностью, циклично переходящие их одной формы в другую, причем периоды циклов сокращаются и все заканчивается традиционно — слабостью и падением (как правило, под воздействием внешней угрозы). Необычными (нетрадиционными) являются также империи переходного типа — колониальные — когда метрополия находится на более высокой стадии развития, а иногда — и в другой фазе, колонии остаются в традиционной.


В чем суть этого обзора-вступления? Для этих двух форм организации пространства управления традиционной фазой характерны свои собственные специфические противоречия, которые однотипны по своей структуре, что выливается в повторение одних и тех же кризисов и, что характерно, они и разрешаются практически однотипно, воспроизводя один и тот же сюжет.


Вырваться из этих циклов непросто. Даже при переходе в следующую фазу развития — индустриальную — рудименты управления (а в некоторых случаях даже целые управляющие структуры со своим функционалом) традиционной фазы продолжают существовать, изменившись по форме, но не по существу. Как пример, могу привести западную родовую аристократию, которая довольно серьезно продолжает влиять на политику западных стран, хотя сегодня под аристократией понимается несколько иная социальная группа, чем это было в средневековой Европе.


В Советском Союзе, который, вне всяких сомнений, в 30 годы прошлого столетия сумел пройти первую фазу перехода в индустриальную фазу, а к концу 50 годов закрепил это положение, в целом завершив процесс урбанизации, структуры управления остались вопиюще архаичными по отношению к объекту управления. Отсюда и устойчивое представление об СССР как империи, хотя в реальности имперским рудиментарным характером обладала система управления, сам социальный субъект уже находился целиком в индустриальной фазе. Парадоксальная ситуация, прямо обратная классической колониальной империи: метрополия в лице управляющего центра была по отношению к управляемой колонии структурой более низкой ступени развития.


Это, в общем-то, и породило противоречие, которое привело к разрушению страны, не выдержавшей напряжения между потребностями развития индустриальной фазы и крайне примитивным по отношению к ней характером управления, тяготевшим именно к имперской традиционной парадигме. Тектоника этого напряжения в конце концов разорвала Союз, на время ослабив напряжение в виде выброса огромной социальной энергии, но, конечно, не сняв его.


При этом кризис, который в итоге и привел вначале царскую Россию, а затем и СССР к катастрофам, структурно был совершенно однотипным — несоответствие более примитивного контура управления потребностям более развитого объекта управления.


Характерной была и попытка преодолеть это противоречие: высшая знать принимала одно и то же решение: раз персонализированное управление перестает работать (институт монарха и генсека перестают исполнять свои функции), то нужно перейти к управлению коллективному. В определенном смысле резон в таком подходе найти можно, но исполнение в обоих случаях было ужасным. Временное правительство и ГКЧП — суть одно и то же. И закончили практически одинаково, только ГКЧП куда как быстрее, так как кризис СССР зашел гораздо дальше.


Почему и Временное правительство, и ГКЧП «не потянули»? Ответ на поверхности: для любой имперской формы правления переход от единоначалия к коллективному управлению — тяжелейший стресс для всей системы управления. Психологический тоже, но в первую очередь организационный. По факту вместо одной плохо работающей иерархии на ее месте возникает несколько параллельных, что резко увеличивает «сетевые наводки» и «белый шум» в информационном контуре управления, который и без того наглухо забит и пребывает в коме. Понятно, что все эти дуумвираты, триумвираты, коллективные органы управления вроде Временного правительства или ГКЧП — они все ещё менее дееспособны, чем деспотическая форма управления, а потому быстро коллапсируют. 


Но в том и парадокс переходного периода, что высшая знать, которая всегда и инициирует окончательный распад империи, не в состоянии предложить иной сюжет перехода. Помните у Ленина: «Верхи не могут...» Верхи действительно не могут в этой ситуации — они просто не представляют, как можно управлять иначе. Иначе будут управлять уже совершенно другие люди и структуры, эти могут только воспроизводить один и тот же сценарий. Очень хороший пример — с газовыми трубами. Путин с подельниками вдребезги проиграл газовую войну в Европе, но не может предложить вообще ничего иного, как снова тянуть трубу — теперь в Китай. Со всеми остальными проблемами они справляются точно так же — с каждым разом предлагая одно и то же неработающее решение. Не потому, что тупые (хотя это само собой), а потому, что так всегда и происходит.


Пожалуй, только Британская империя сумела справиться с переходным периодом, хотя и не без своих собственных проблем. Остальные империи современности либо просто рухнули в никуда, либо прошли через крайне тяжелый период утраты территорий и смыслов. 


Но мы живем в России, нам важно понять, что будет с нами.


Думаю, что история с Февралем 17 и Августом 91 — наиболее вероятный сюжет, тем более, что структурно все составляющие кризиса управления совпадают. Могут отличаться детали, но в целом схема будет точно такой же.


Вначале знать примет решение о прекращении единоличного командного типа управления, ориентированного на одну ключевую фигуру (в нашем случае — на фюрера). Тем более, что транзит власти, о котором так много говорилось несколько последних лет, провалился полностью и окончательно. Нет ни преемника, ни новой структуры управления, способной стать таким преемником. Все потуги провести транзит в итоге вылились в срочное десантирование Терешковой на трибуну с ее письмами трудящихся и унылое «обнуление», которое ничего не решает, а является временным решением, которое, кстати, может и не быть исполнено в 24 году.


Поэтому Путина в мягкой или не очень мягкой форме, конечно, отстранят. Будет ли это в формате Февраля («Ваше величество может считать себя как бы арестованным»), либо вождя попросту запрут в бункере, объявив о проблемах со здоровьем, залив на всякий случай вход бетоном, а может, и вообще придушат шарфом (хотя это не сильно вероятно), но переход к коллективному способу управления — это единственное, что высшая номенклатура сможет изобрести. Скорее всего, это будет выглядеть как «временное» исполнение обязанностей Путина Советом безопасности, благо хоть эта структура уже существует и ее не нужно создавать спешно и на коленке. Даже если «после Путина» будет какой-нибудь еще президент, это все равно будет запойная петрушка типа Медведева, а власть будет находиться у стаи товарищей.


Получится некоторый гибрид Временного правительства и ГКЧП, и срок годности его тоже будет весьма небольшим. По той же самой причине — внутри Совбеза немедленно начнутся свои собственные войны, которые теперь некому будет администрировать через президентский арбитраж. В этом плане мы прямым ходом идем в Страну Неизвестных Отцов Стругацких с уточнением: у Стругацких это была устойчивая система власти за счет крайне быстрых и максимально радикальных решений к проигравшим. Оступился — и сзади тебя тут же появляется Странник со своим «герцогом». Никакого второго шанса. Я сильно сомневаюсь, что наши Неизвестные Отцы рискнут вводить столь радикальный принцип разрешения споров — каждый будет дрожать за свою шкуру, чтобы пойти на такой риск по высшей мерке. Главная отличительная черта нынешних — категорический отказ от любых видов ответственности. Нынешняя знать даже теоретически не может называться элитой, так как наотрез отказывается платить так называемый «налог кровью» - то есть, принимать на себя высшую ответственность за свои решения.


Так что коллективный президент в виде Совбеза будет очень и очень неустойчивым решением, здесь нет ни малейших сомнений.


Система управления при новом ГКЧП пойдет вразнос как саночник по трассе. Каждый новый поворот трассы будет все более крутым, а угол спуска — все больше. Итог понятен — санки вылетят с огромной скоростью и полетят куда-то по склону уже за пределами спуска. В ближайшее дерево.


Вторая фаза будет очень сильно зависеть от того, как долго успеет поуправлять новое Временное правительство, какие маргиналы смогут "всплыть", какие несистемные силы успеют за время его правления возникнуть и оформиться, какие именно линии разлома пройдут по регионам. Собственно говоря, именно регионы станут во второй фазе ключевыми игроками. Распад страны станет основным сюжетом этого этапа, и третий этап (а он наступит очень нескоро) будет зависеть от тех балансов и раскладов, которые возникнут между центральной властью и осколками регионов (а также между самими регионами). И, конечно, как будут выстроены внешние отношения этого кипящего котла с ключевыми странами и блоками. Именно третий этап решит, что останется на месте России — какое-либо единое образование (и главное: какое именно) либо развод будет оформлен и институционализирован окончательно.


Но третий этап настолько сильно зависит от итогов первого и второго, что сейчас его можно лишь обозначить. Рассматривать его сейчас, да еще и в виде каких-то сценарных вариантов в силу огромных неопределенностей невозможно. Обозначить (и то крайне рамочно) - да, рассматривать - разве что в виде упражнения.


Мы пока в начале пути, но что-то подсказывает: до запуска процесса остается совсем немного. Любая война — это инициатор кризиса, спусковой крючок. Тот гной, который накапливался и набухал, рано или поздно, но должен был прорваться. Боевые действия на Украине стали скальпелем, который сделал глубокий надрез и освободил дорогу. Остается буквально последние несколько нажатий. Возможно, этот Новый год станет последним привычным нам праздником. Хотя и до него еще целых три с половиной месяца. Кто его знает...


Report Page