Ссора исчезает с первым чувством возбуждения

Ссора исчезает с первым чувством возбуждения




👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Ссора исчезает с первым чувством возбуждения
С 17 апреля по 20 апреля 2019 года при поддержке ФГАУ «Национального медицинского исследовательского центра нейрохирургии им. Н.Н.
Аутопсихическая деперсонализация характеризуется отчуждением психических актов и их содержания, в которых представлены события внутренней жизни. Ее проявления наиболее разнообразны.
Весьма часто пациенты сообщают о переживании отчуждения отдельных мыслей, чувств, побуждений. Порой дело доходит до внутреннего опустошения в виде потери чувства Я. Вот как представляют расстройство больные:
«Мысли не мои, они приходят откуда-то со стороны... Чувствую, что чужая мысль приходит мне откуда-то сверху, кто-то дает мне подсказку. Удивляюсь, кто бы это мог быть... Мысли как чужие, странные, какие-то дикие. Я сознаю, что это я так думаю, не кто-то ведь другой за меня, и все же я не понимаю, как это мне в голову приходит такое... Мысли посторонние, они как не мои, я сама думаю совсем не так, по-другому». В двух последних случаях переживания весьма напоминают навязчивые, для этого им недостает только непроизвольного повторения. «Я не знаю, откуда появляются такие мысли, а голос в голове говорит, чьи они... Мысли не мои, нехорошие, они появляются откуда-то сбоку, обычно когда я молюсь. В это же время в голове слышится грубый мужской голос. Он ругает меня, говорит «заткнись, закрой пасть», материт меня... Иногда я боюсь, но не так, как в жизни. Этот страх как бы не мой, он какой-то поверхностный, будто боится кто-то другой, а я об этом только знаю... Сознание как не мое, это чужое сознание, оно словно вселяется в меня и смотрит моими глазами...
От стен так и пахнуло ужасом... Я ощущаю страх, чувство вины, но это не мои эмоции, они передаются мне от других людей. Это не я, а люди провинились, это они боятся, что я узнаю, в чем их вина. Потому они и сторонятся меня. Был случай, что меня хотели отравить — от воды из крана пахло кислотой. Я подлил эту воду жене в ванну, когда она стирала. Жена испугалась, и ее страх я ощутил у себя (в последнем случае речь может идти о транзитивизме)...
Я плачу, но как-то странно. Будто рядом стоит другой человек и плачет он, а не я... Иногда я плачу не так, как всегда. Слезы катятся сами по себе, и столько слез у меня не бывает. Я как бы наблюдаю за этим со стороны... Представляю человека, с которым была ссора, и мысленно с ним разговариваю. Потом чувствую, что мысли лезут сами по себе, они нагнетаются, не дают покоя, я уже не контролирую себя. Стала агрессивной, ругаюсь, наговорю такого, что потом стыдно. Ругаюсь и не могу остановиться, не хочу говорить, а говорю. Или плачу, слезы катятся беспрерывно и беспричинно, остановиться я тоже не могу... Внутри все не мое, будто это не я, а кто-то другой вместо меня... Вспоминаю свое прошлое так, словно все происходило с другим человеком...
Все происходит как не со мной, а с каким-то незнакомым мне человеком... Я должна постоянно повторять себе, что я это делаю, я иду, я думаю, что все это происходит со мною, а не с кем-то другим. Иначе я впадаю в какое-то беспамятство... В зеркале вижу себя, но внутри чувствую, что это не я , а кто-то другой глядит на меня оттуда... Вижу в зеркале безумное, сумасшедшее лицо, оно лишь немного похоже на мое (пациентка с психотическими переживаниями больной себя не считает, но подобные нарушения у мужа, например, она расценила бы как проявления болезни — я, говорит, повела бы его к психиатру)... Ем мороженое, а удовольствие, как мне кажется, ощущают прохожие... Мой голос и мой смех кажутся мне чужими, неестественными. А вот слезы — мои... Меня показывали по телевизору в виде черта».
Переживание отчуждения может сопровождать не только нормальные, но и явно болезненные переживания. Так, больная депрессией сообщает о том, что она не ощущает себя прежней — «как не я это, и состояние это не мое, оно мне как навязано. Не хочется порой жить, мысли о смерти и вообще одни негативные мысли. Как будто кто включает их, и они идут непрерывным потоком, голова совершенно не отдыхает. Преследует мысль сойти с ума, как будто кто подсказывает мне ее, вкладывает откуда-то свыше».
Хорошо известно, что осознавание истинных галлюцинаций обычно сопровождается чувством собственной активности. Нередко тем же чувством сопровождается «бредовая работа», т. е. разработка бредовой системы. Если это чувство оказывается в поле деперсонализации, то галлюцинирующие пациенты говорят о том, что им «делают» соответствующие обманы, что они «вынуждены» их «смотреть» или «слушать». При этом они не сомневаются, что воспринимают что-то реальное. Такие обманы вовсе не являются псевдогаллюцинациями. То же можно сказать о бреде: пациентов «заставляют» так думать, им «вкладывают» ложные мысли, «подсказывают» их. Что касается самого бреда, то пациенты с непоколебимым убеждением принимают его за отражение реальных событий.
Нередко собственные переживания воспринимаются пациентами с ощущением новизны, непривычности, так, будто они возникают впервые: «Все делаю как первый раз, будто всему только учусь... Я часто думаю, кто я такая, откуда я, как меня зовут, училась я или нет, кажется, и замужем я не была... Всему будто учусь заново — ходить, говорить, писать. Будто ничего я прежде делать не умела и не делала... Плачу, и мне кажется, что я делаю это впервые, будто и не плакала никогда до этого... Пишу и удивляюсь: как это так, ведь раньше я не умела писать и не писала никогда... Мне кажется, что я думаю об этом и говорю это впервые в жизни, хотя знаю, что это совсем не так... Я одеваюсь как ребенок, который сам одевается впервые в жизни». Данное расстройство обозначается термином «никогда не пережитое» (jamais eprouve).
Нередко пациенты говорят об утрате способности предвидеть свои реакции на какие-то события. Им кажется, что они уже не знают, как поведут себя даже в известных и привычных обстоятельствах. Их удивляет, пугает, приводит в растерянность чувство абсолютной непредсказуемости своих реакций даже в самых стандартных ситуациях. Иногда возникает в связи с этим «страх самого себя», так как, по словам пациентов, «никогда не знаешь, чего от себя ждать». Нередко пациенты сообщают о том, что испытывают чрезвычайно тягостные и в то же время незнакомые им прежде соматические ощущения, описать которые или сравнить с чем-то они не могут: «Какое-то неудобство в теле. Мне так плохо, а объяснить этого не могу. Какой-то трепет, вулкан внутри, по ночам я сжимаюсь в клубок...» Данное расстройство мы назвали бы феноменом утраты предвидения собственных переживаний.
Весьма тягостным проявлением аутопсихической деперсонализации является отчуждение актов собственной интенции. Пациенты описывают это переживание как насильственное и часто непреодолимое принуждение к каким-то действиям или к какой-либо деятельности. Принуждение это вначале часто бывает внутренним, затем оно становится внешним. Отчасти в приведенных ранее иллюстрациях об этом упоминалось. Дополним сказанное следующими наблюдениями: «Меня заставляют думать, будто кто вкладывает мне мысли в голову...
Внутри чувствую сгусток энергии, оттуда она выходит наружу через кожу. В пальцах рук, плечах, ногах как иголки выскакивают изнутри, какие-то колики, импульсы. И от этого страх, что сойду с ума... Какая-то сила внутри владеет моим телом, мне оно не подчиняется... Вроде что-то подталкивает меня изнутри действовать тем или иным образом. Иногда это правильные действия, я и сам поступил бы так же, но чаще получается что-то дурное, ненормальное. Я выбрасываю, например, ценные вещи в окно, как-то собрал драгоценности матери, завернул их в газету и отнес на помойку... Меня заставляют смотреть один и тот же сон. Потом его останавливают, будто телевизор выключают. И всегда на одном и том же месте, не дают досмотреть...
Не я сам что-то делаю, а вроде внутренний голос приказывает мне это... Чувствую внутренний гипноз, я поступаю не по своей воле, а под его влиянием, он сильнее меня. Мне остается только ждать, что будет... Есть какая-то сила внутри меня, она заставляет меня делать все наоборот... Я ощущаю в себе какое-то внутреннее колдовство, оно вошло в меня и оттуда владеет мною... Как будто что-то со стороны вынуждает меня смотреть, слушать, говорить. Сейчас говорю я, а вот в начале беседы с вами говорил не я, а кто-то за меня... Я ощущаю себя какой-то марионеткой, нахожусь в чьей-то власти, я совершенно не ощущаю себя, меня, моей воли будто нет совсем... Мысли вбивают мне в голову, они появляются откуда-то извне...
Мысли летят сами по себе, будто с цепи сорвались, их как будто заталкивают мне в голову... Меня заставляют кричать, рыдать, хохотать как сумасшедшую, я с этим ничего не могу поделать... Меня превратили в биоробота и управляют мною... Моя воля совершенно парализована, меня могут заставить сделать все, что угодно. Я боюсь видеть своих детей, вдруг такое прикажут сделать с ними... Мною управляют... владеют... распоряжаются... Из меня сделали подопытного кролика и как только надо мною не издеваются... Я все делаю как под гипнозом... Возбуждают во мне злость, напускают бешеное состояние, нагоняют испуг... Я чувствую, что на меня действует магнитное поле. От этого болит голова, сжимает сердце, закладывает нос...
От себя я писал себе. Пишу, например: «Если хочешь курить, кури, а потом я пожелаю тебе спокойной ночи». И отвечаю себе, опять же пишу: «На ночь курить не буду, я уже почистил зубы. Если не хочешь больше писать, не пиши». Сам себе писал и сам себе отвечал. Моей рукой кто-то водил, я сам даже не знал, что напишу... Меня заставляют кружить вокруг города, каждый день я прохожу километров по 30...
Руки поднимаются вверх, сжимаются кулаки. Что-то заставляет их так делать... Челюсти сжимают так, что я слышу хруст, заставляют стоять и не шевелиться или лежать неподвижно, ждать, когда умру... Живу все время под внушением врача, который лечил меня. Он заставляет меня читать или не допускает до чтения, принуждает бесцельно часами блуждать по городу, создает слышимые голоса, отбирает мысли, узнает мои мысли и все про меня знает, он говорит моим языком, вызывает воспоминания, делает так, что я перестаю видеть людей и обстановку или вижу предметы и лица людей то плоскими, то удлиненными или исковерканными до неузнаваемости».
Об ощущении воздействия нередко сообщается так, будто пациенты галлюцинируют, хотя на самом деле галлюцинаций у них может не быть. Могут появляться, однако, и галлюцинации; ощущение воздействия тем самым персонифицируется, т. е. приписывается каким-то людям. Внутреннее воздействие чаще сопровождается появлением таких словесных обманов, когда пациенты слышат свой собственный голос, реже это бывает при ощущении воздействия извне. Так, больная чувствует «внутреннее внушение», его влияние сводится в основном к тому, что оно запрещает ей что-то делать. Вскоре к этому внушению присоединился «внутренний голос». «Это был мой голос, вначале он слышался в голове. Голос приказывал, стращал, обзывал меня, говорил мне: «ты сойдешь с ума, тебя посадят в дурочку, там и сгниешь». Потом он переместился в грудь, стал не моим, незнакомым». В беседе больная потирала лоб и добавила, что когда она прикасается ко лбу, то ощущает внутри груди «щекотку», и что «там слева и справа свербит с перекатами». Отчуждение актов собственной активности нередко осложняется появлением бреда воздействия, бреда овладения и бреда открытости.
Одним из проявлений аутопсихической деперсонализации является отчуждение пережитого. То, что пациент пережил на самом деле (болезненные ощущения, чувства, действия, поступки, впечатления о реальных событиях), воспринимается им как нечто услышанное от кого-то, прочитанное, увиденное в фильме, во сне или как случившееся с каким-то другим человеком. Этот симптом определяется термином криптомнезия (от греч. kryptos — тайный + mnesis — воспоминание). Пациент, например, вспоминает о своей операции по поводу аппендицита так, будто бы она ему приснилась, а не была на самом деле. Он удивляется, когда видит у себя послеоперационный шрам. Для своего успокоения принимает предположение, что находился будто бы «в глубоком наркозе» и потому так странно ему вспоминается операция. А.В.Снежневский данный вариант криптомнезии называет отчужденным воспоминанием.
Может быть и так: то, что пациент реально сделал, вспоминается им неполно, лишь как намерение, желание это сделать: «Помню, что собирался сменить запаску у машины. Смотрю и не пойму, как же так, неужели кто поставил ее без меня и ничего мне не сказал... По 10 раз запираю машину, квартиру: помню, что это делала, но не могу определить, вчера делала или сегодня, было это на самом деле или мне только приснилось, хотела сделать или сделала...
Помню, что хотела сделать, а делала или нет, сомневаюсь, лучше, думаю, проверить. Могу проверить раз, два и даже много раз, но отойду или отвлекусь на другое, и опять сомнения, не могу точно вспомнить, сделала или только собиралась. И себя ощущаю в это время как-то неясно, неотчетливо». В подобных, порой весьма напоминающих навязчивости случаях наблюдается как бы амнезия на собственные действия, но неправдоподобно отчетливо вспоминается намерение их совершить. Скорее всего, дело обстоит здесь так: само воспоминание действий представляется пациенту как воспоминание намерения.
Е.Блейлер обратил внимание на то, что пациенты бывают при этом вынуждены постоянно возвращаться к мысли о выпадении памяти. Он обозначил это расстройство термином отрицательная галлюцинация памяти, отмечая «галлюцинаторную назойливость» того, что «должно было случиться, но не произошло». Не следует, разумеется, иметь здесь в виду те нередкие и сюда совершенно не относящиеся случаи, когда индивид механически совершает какие-то автоматизированные действия, думая в это время совсем о другом; как правило, он не может позднее вспомнить, что и как он делал, но тут он просто забывает и понимает, что не сделал чего-то в спешке или по рассеянности.
Здоровые индивиды обычно редко вспоминают свои намерения, если последние осуществились. Они запоминают в основном свои действия или их результат. Однако у пациентов бывает и так, что забываются как действия, их результат, так и намерения, даже если они не были реализованы. В этом случае у пациентов обнаруживается пробел памяти на какой-то фрагмент деятельности: «Вела трамвай и не помню, как проехала три остановки. Спросить пассажиров неудобно, мало ли что подумают. Хорошо, нашлась знакомая. Она сказала, что все было как обычно, и остановки были, и пассажира одного поджидала, пока доковыляет». Это уже утраченное воспоминание: важная информация как бы оттесняется при этом на периферию сознания и, как и множество других мимолетных впечатлений, не фиксируется в памяти или доступ к таким следам памяти прерывается. Ранее упоминались выпадения памяти, связанные, предположительно, с утратой осознавания когнитивной активности. По-видимому, они, а также выпадения памяти при деперсонализации, внешне одинаковые, на самом деле отличаются одного от другого.
Нередко переживание отчуждения распространяется на другие, более сложные психические процессы, как бы отдельные функции Я. Попытаемся это проиллюстрировать на примере рефлексии. Самоисследование, к которому более склонны интроверты, в той или иной степени свойственно всем индивидам. Оно представляет собой не только акты самонаблюдения. Индивид констатирует при этом, что он чувствует, делает, о чем думает. Нередко он как-то оценивает происходящее в нем или с ним, комментирует, причем делает это иногда вслух.
Вот несколько подслушанных разговоров наедине с собой: «Эх, чтоб тебя, ну куда ты опять поперся... Ай да я, ну молоток, недурственно сделано... Ну кто просил тебя высовываться, идиот, теперь сам и отдувайся. Да ладно, — отвечает так же вслух человек сам себе, — прорвемся». Тут, как видно, есть и наблюдение за собой, и регистрация, и комментарий, и даже некоторое подобие диалога с самим собой. Отчуждению между тем подвергается решительно все, как нормальные, так и болезненные переживания, любая мысль, эмоция, действие, какая угодно диссоциированная часть своего Я или несколько таких частей либо все они без изъятия, так что пациент, как упоминалось, может полностью утратить ощущение собственного Я.
Отчужденные и ставшие автономными субличности, не имея доступа к опыту пациента, чаще всего «деградируют», их мысли, эмоции и действия как бы плохо социализированы. Именно с отчуждением разных субличностей, возникающих при расщеплении Я, а также их персонификацией могут быть связаны такие психопатологические феномены, как переживание внутреннего и внешнего двойника, появление регистрирующих, комментирующих, императивных, антагонистических обманов слуха, множественных галлюцинаций, развитие антагонистического бреда и многих других явлений болезни, в изобилии представленных в психотических переживаниях пациентов. Здесь можно упомянуть также о переживании открытости или, напротив, закрытости (когда голоса, например, плохо или вовсе не слышат пациента или того, что слышит он, или когда один голос требует, чтобы пациент сообщал, что говорит в это время другой, которого первый голос будто бы не слышит), а также о разнообразных эхо-феноменах. Вернемся, однако, к теме.
Отчуждение актов самонаблюдения. Проявляется невольной, насильственной прикованностью внимания к происходящему в собственном Я — патологической рефлексией (рефлексия — отражение). С незапамятных времен, пишет К.Ясперс, неотъемлемыми качествами человека считались свобода, рефлексия и дух. Далее он говорит: «Рефлексируя, я не только познаю себя, но и влияю на самого себя...
Это вмешательство может порождать некоторые новые психопатологические феномены. Во-первых, содержащийся в рефлексии элемент преднамеренности может стать источником неискренности; сталкиваясь с лицами, страдающими истерией, можно по ошибке принять их переживания за истинные. Во-вторых, тот же элемент может привести к нарушению упорядоченности в сфере инстинктивной деятельности (в частности, на уровне соматических функций). Наконец, в-третьих, он может привести к возникновению навязчивых явлений — этих единственных в своем роде душевных переживаний, возможных только на основе рефлексии и воли». О собственно болезненной рефлексии К.Ясперс высказывается следующим образом.
Он отмечает, что «при некоторых обстоятельствах самонаблюдение может выступать в качестве мучительного симптома болезни. Какая-то сила, — продолжает он, — принуждает больных все время анализировать свои переживания. Такое самонаблюдение расстраивает и прерывает все остальные функции, а его результат может быть крайне незначительным. Рефлексия над собственной психической жизнью становится чем-то навязчивым и мучительным. Подобного рода случаи порождают совершенно необоснованное мнение, будто самонаблюдение может нанести вред», — заключает автор, не поясняя, какой именно вред имеется здесь в виду. О патологической рефлексии за редкими исключениями почти не сообщается в большинстве доступных изданий по психопатологии. Между тем расстройство это, полагаем, встречается весьма часто и вполне заслуживает внимательного к себе отношения.
Попытаемся определиться с основными признаками патологической рефлексии.
Во-первых, в отличие от нормального самоисследования, и это совершенно очевидно, болезненная поглощенность внимания собой является бесцельной и, как правило, мало- или вовсе непродуктивной. В лучшем случае она сводится к поверхностной констатации происходящего в собственном Я и сугубо эмоциональному отношению к этому, чаще всего в виде тревоги и страха. Такая рефлексия — это даже не переживание как таковое,  а именно событие, лишенное смысла и ясной мотивации. Если выразить это в терминах волевой активности, то можно констатировать безраздельное господство пассивной воли над активной.
Во-вторых, болезненная рефлексия обычно сопровождается параличом внешнего внимания. Пациенты теряют всякий интерес ко всему, что находится вне его болезненных переживаний. Они часто бывают не в силах, даже если пытаются, удержать свое внимание на внешних событиях, многого они вообще не замечают.
Наконец, в-третьих, болезненной рефлексии свойственна непроизвольность,
Девушка пришла на массаж
Голые девушки в машине
Красивая россиянка с большой грудью дала двум сотрудникам

Report Page