Средство от ревности
@e_xlibris
Да-с, милостивый государь! Так ревновать, как жена меня ревновала, можно только по особому заказу с ручательством на два года... Даже меньше чем в два года извела бы каждого мужа неутомимая ревнительница, подобная моей Юлии.
Можете ли себе представить, что едва я раскрывал глаза после всенощного сна, как она уже приставала с ножом к моему горлу:
-- Кого ты во сне видел?..
-- Ей-Богу, никого...
-- Скрываешь, бессовестный!.. Я видела, что ты во сне кому-то улыбался... Я нарочно не спала и наблюдала за твоим лицом...
-- Ей-Богу, я сегодня не видал никакого сна...
-- Зачем лжешь, зачем лжешь!..
-- А если и видел, так значит позабыл...
И вот жена начинает меня пилить, чтоб я вспомнил... Приходится "вспомнить", что я видел именно ее, жену, и при каких именно обстоятельствах.
Жена недоверчиво косится на меня, и -- целый день испорчен...
За утренним чаем жена схватывает мою записную книжку и начинает в ней копаться.
Мало ли что там у меня записано. Я -- репортер, заношу всякие фамилии, числа, цифры, адреса и даже анекдоты.
У нас редактор страшно анекдоты любит, а у меня, как на грех, на анекдоты памяти нет.
Вдруг она вспыхнула.
-- Это что такое значит?
В голосе у неё зазвучали язвительные нотки.
-- На непредвиденные расходы 25 рублей.
Ей же на извозчика... 25 коп.
-- Ничего особенного не значит, -- не смущаясь, отвечаю я.
-- Так вот куда у нас деньги идут!.. Понимаю я, что это за "непредвиденные расходы"...
-- Ха-ха-ха!.. да ведь это из анекдота... я анекдот записал, чтобы редактору доложить...
-- Нашел дуру! поверила я тебе. Что же, тебе не хватает моих ласк... приходится прикупать!..
И пошла, пошла... Разбила чайник, обварилась чаем, швырнула в меня ситечком серебряным...
Гулять с моей женой -- наказание.
Я ношу обручальное кольцо на левой руке.
Если я встречаю хорошенькую девчурочку, идущую мне навстречу по тротуару, моя левая рука машинально, -- даю вам честное слово, -- машинально опускается в карман пальто.
Жена замечает этот жест и вспыхивает:
-- Вынь руку из кармана!
-- Зачем? -- наивно спрашиваю я.
-- Вынь руку... я знаю, ты кольцо прячешь... Тебе хочется, чтобы тебя приняла за холостого вон эта особа, у которой хватило духу закатить себе такую шляпку...
-- Не духу у неё хватило, а кармана...
Тут жена вспыхивает еще больше, и дальнейшая совместная прогулка становится невыносимой. Она переходит на другую сторону, -- я остаюсь на этой. Иногда она сразу поворачивает домой...
Сцены делаются и из-за того, что я "состроил глазки" брюнеточке, и из-за того, что улыбнулся блондиночке, и из-за того, что мне состроила глазки шатеночка, улыбнулась рыженькая...
-- Хочешь, я обращусь к полиции? -- спрашиваю я жену.
-- Зачем это?
-- Чтобы составили протокол... Вон эта барышня стрельнула в мою сторону...
-- Ага... а ты следишь, ты замечаешь!.. Тебе нравится это...
И начинается...
В прошлом году в зоологическом саду дагомейки были.
Жена и к ним приревновала.
-- Они, говорит, бесстыжие, а вам, мужчинам, все бесстыжее и продажное нравится... Если бы ты мне платил за мои поцелуи, ты тогда ценил бы их!..
-- Что ты, матушка! да ведь для извозчиков и для тех таксы в Москве не существует... А ты до таксы для мужей договорилась!..
-- Для извозчиков такса будет. Вот остановится управа на таксометре той или другой конструкции...
-- Ну, когда остановится, тогда и за таксу для мужей примется... Только видишь, с таким пустым вопросом, как таксометр, управа столько возится... Сколько же она провозится с более сложным, новым и чутким прибором, без которого такса для мужей немыслима...
-- Это какой еще?
-- Ласкомер!
-- В самом деле! Ах, если бы изобрели такой прибор!.. Какое счастье было бы... Жена всегда знала бы, сколько раз за день муж изменил ей...
-- Да разве ей от этого легче было бы...
-- Конечно... Вот безумный...
"Ага! Вот хорошее средство от ревности", -- подумал я.
Ночью возвращаюсь домой. Жена уже легла, но не спит.
-- Ты где это по ночам шляешься?
-- Вообрази, Юлия, как я счастлив, как я счастлив!..
-- Ну? -- с интересом спрашивает она.
-- Возвращался я домой в двенадцатом часу по Тверской... Вдруг навстречу блондинка... Понимаешь ли -- умопомрачение... Разговорились мы с ней... Я подаю ей руку...
Увесистая оплеуха озадачила меня настолько сильно, что я не сразу опомнился.
-- О, а все-таки я счастлив! счастлив бесконечно! И готов претерпеть даже не такие мучения, которыми потчует меня ведьма-жена... Мы условились с ней встретиться завтра...
Слезы, нервический хохот, припадок и пр.
На следующий день утром заходит ко мне Семенов. Я и ему, при жене, рассказываю о встрече с блондинкой.
Жена кусает губы и едва сдерживается, чтобы не вцепиться мне в шевелюру.
Но при посторонних неловко. Мы с Семеновым вышли вместе, и я без малейшей нахлобучки провел весь день в редакции и по городу. Ночью возвращаюсь домой. Жена не спит.
-- Ах, Юлия! Ты просила меня быть откровенным... Я не утаю от тебя ничего... Сегодня я бесконечно провинился...
-- Ну? -- гневно подбадривает меня Юлия.
-- Провинился перед вчерашней блондинкой... на Тверской встретил брюнетку, образ которой вытеснил у меня из сердца вчерашнюю Катю... Ты не можешь себе представить...
Не могу сказать наверное: оплеуха или пощечина прервали мое излияние.
Но я скоро оправился и продолжал на тему, куда мы отправились с брюнеткой Полли сначала, куда потом и где очутились.
Жена с лихорадочным вниманием следит за нитью рассказа, изредка вставляя перекрестные, разжигающие вопросы.
-- Ах, Юля! -- патетически окончил я, -- ну, не подлец ли я!.. Ну, не свинство ли я сделал по отношению к Кате...
-- Ах ты, негодяй... Да, свинство ты делаешь по отношению ко мне, а не к разным Катям, Надям, Агашам, чёрт их знает каким... Кто же такое по-твоему жена?!.
-- Жена -- это друг, с которым я могу отвести порой душу.
-- Я тебе отведу!.. Так прав на твою любовь я не имею, так все эти Глашки, Матрешки имеют больше прав, чем я!..
И пошла писать машина, -- что "по-моему" и какой я негодяй pur sang...
Чтобы не быть голословной, жена несколько раз озадачивала меня различными "доказательствами на лицо"...
-- Доказательство на лицо! -- кричит она и бьет меня каблуком своего башмака по лицу.
На лице моем, действительно, остаются доказательства...
На следующий день я подробнейшим образом рассказываю жене о моем приключении с Машенькой.
На следующий день я влюблен в рыженькую.
-- О, Юлия, никогда в жизни не приходилось мне встречаться с такими ярко-красными волосами. Ты знаешь, я увлекался рыженькой Аделькой, у неё волосы были скорее желто-золотистого цвета... Они напоминали о золоте, о деньгах... Да и сама Аделька, признаться, все время напоминала о деньгах... Боже мой, какую массу пришлось ей стравить этих деньжищ!.. Я удивляюсь, как ты тогда не замечала нашей связи... Ну, да Бог с ней. Теперь я о ней забыл и грежу только ярко-красными волосами Ревекки...
После недели такого откровенничания с женой, я довожу ее до фиолетового каления.
Её раздражение дошло до того, что однажды я застал ее за возмутительным занятием. Она сидела перед письменным столом и вязальным крючком ковыряла глаза на моей фотографической карточке. Она не могла видеть меня равнодушно. Вся тряслась, в ожидании все новых и новых рассказов о моих похождениях. Но она, странно, дико сознаться в этом, с каким-то жадным восторгом слушала мои амурные сказки, находя какое-то болезненное наслаждение в каждом новом испытании её ревности.
Ревность, как силач, которому скучно возиться с легкими гирями, требовала от меня все более и более сильных ощущений. Мои рассказы, однако, не становились день ото дня сногсшибательнее. Однажды ночью на вопрос Юлии:
-- Ну, что-то ты сегодня расскажешь?.. Чем порадуешь?..
Я ответил:
-- Ничем.
-- Как ничем? -- изумилась она.
-- Сегодня мне не повезло... никого не встретил и ни с кем не познакомился...
-- Как так! -- встрепенулась она и в её голосе слышна нотка разочарования.
-- Очень просто... Надоели мне эти девчонки...
-- Вот, вот и мне тоже, -- проговорилась Юлия.
-- Как! тебе тоже наскучили мои похождения?..
-- Глупости говоришь! -- она отвернулась к стене и замолчала.
Но это не были глупости.
Я видел, что Юлии, действительно, наскучили мои однообразные признания. Они уже не раздражали её ревности. Достигнув своего апогея, её ревность, это чудовище с железными когтями и недремлющим оком, как бы надорвалось.
Случалось так, что расскажешь жене о каких-нибудь проделках толстой Ниниш, сам увлекаешься, к были небылиц без счету прилагаешь и вдруг... вдруг замечаешь, что Юлия спит.
Спит и жена, и её ревность. Я бужу их и обидчивым тоном говорю о нетактичности их поведения.
-- Для кого же я рассказываю все это?
-- Я слушаю! -- зевая, оправдывается она.
Но через пять минут снова и жена, и ревность спят.
Ревность жены переутомилась. Синяки на моем теле прошли. Жена не ковыряется в моем письменном столе, не шарит в моем портфеле и не роется в моей записной книжке!..
Казалось бы, мне радоваться, да и только. Но на деле я вовсе не рад. В сущности говоря я, в конце концов, привык к вспышкам жены... Они заканчивались подчас такими трогательными сценами примирения, что мне, ей-Богу, жаль, что они не повторяются.
Но вот, что я заметил... хотя мне и ей-Богу не хочется сознаться в этом... Я сам начинаю ревновать мою жену...
К тому самому Семенову, которому я рассказывал при жене о моей встрече с блондинкой.
Он, оказывается, часто приходил утешать ее.
И чем более излечивается от ревности жена, тем более заболеваю ею я.
Это тем более возмутительно, что я, по долгу службы, не могу проводить дней и вечеров дома.