«Средства не оправдывают цель, а выдают её настоящий характер»

«Средства не оправдывают цель, а выдают её настоящий характер»


11 марта 1990 года в Чили пал семнадцатилетний режим военной диктатуры генерала Аугусто Пиночета. Пал бескровно, через плебисцит. А вот правление генерала бескровным не было. Оно началось с военного переворота, результатом которого стало свержение левого правительства во главе с легитимно избранным президентом Сальвадором Альенде. Есть основания считать, что переворот «разогревали» Соединённый Штаты, намереваясь остановить распространение пролевых и просоветских настроений в Латинской Америке.

С первого же дня переворота начались жестокие репрессии против коммунистов и им сочувствующих. Крупно пострадала и была загнана в глубокое подполье чилийская Компартия, не готовая к такой резкой смене политического вектора. В наспех организованные концлагеря (в буквальном смысле) распорядители нового порядка хаотично сгоняли всех, кто подпадал под малейшее подозрение в нелояльности хунте. В числе таких импровизированных узилищ оказался и крупнейший стадион страны «Насиональ де Чили», где в течение двух месяцев допрашивали, пытали и убивали заключённых.

В 2014 году в одном из бывших московских кинотеатров (на его месте функционирует сейчас Центральный дом предпринимателя), заточенных под артхаусные некассовые ленты, проходили «Дни чилийского кино». Среди фильмов, «приехавших» на фестиваль, демонстрировалась драма «Цирк» (к сожалению, практически недоступная сегодня в России), где тон сюжету задаёт эпоха пиночетовского террора. Помимо российской публики, в зале присутствовали чилийские гости. На короткой встрече с режиссёром Орландо Луббертом, организованной после показа, российские зрители оставались спокойными. А чилийцы плакали. У многих из них была своя история, связанная с трагедией тех лет, будь то собственные воспоминания или рассказы старших родственников.

Для чилийцев военная диктатура Пиночета – не просто параграф учебника истории и «дела давно минувших дней». Это без преувеличения национальная боль и ещё свежая рана: живы миллионы прямых свидетелей, не исключая тех, кто потерял тогда родных и друзей, или лично побывал в пыточных застенках. Это одно из тех событий, что пронизывают общество насквозь и становятся поворотными моментами в его истории.

Конечно, находясь в Чили во времена власти хунты, «кино сопротивления», как и любой антифашистский манифест, в чём бы тот ни выражался, невозможно было создать или, во всяком случае, обнародовать. «Цирк» сняли в 2013 году, когда уже не только закончилась военная диктатура, но и скончался сам Пиночет (в глубокой старости и не понеся ни малейшего наказания за свои преступления). У чилийских кинематографистов, остававшихся на родине в промежутке между 73-м и 90-м годом не было таких творческих возможностей. Но они оставались у тех, кому удалось покинуть страну. В их числе – режиссёр Себастьян Аларкон: к моменту, когда к власти пришёл Пиночет, он уже два года обучался в Москве искусству кинематографии, а после трагических событий на родине остался в СССР.

Всего через четыре года после переворота совместно с советским режиссёром Александром Косаревым Аларкон снял художественный фильм «Ночь над Чили», посвящённый первым дням переворота. Для этого солнечный Баку превратили в город Сантьяго, а роль стадиона «Насиональ де Чили», где разворачивается значительная часть сюжета, исполнили московские «Лужники».

Нельзя сказать, что фильм широко известен в России (к слову, ни одного отзыва на Кинопоиске). Между тем из советско-чилийского микса получилось самобытное художественное кино с доброй долей публицистичности. Тут тебе и острая политическая тема, и яркий идеологический окрас (красная пропаганда как она есть), и характерная для документалистики прямота в демонстрации реального, а не вымышленного ужаса.

Нет, фильм не пытается «взять» публику литрами бутафорской крови и грубыми физиологическими подробностями, как это, наверное, сделали бы современные киношники, однако в нём нет и особой деликатности к зрителю, как её не бывает, например, у фотографии, изображающей изнурённого войной и голодом рахитного ребёнка.

Пожалуй, для советского кино 70-х «Ночь над Чили», можно даже назвать страшным и жестоким фильмом – именно потому, что он оживляет подлинную историю без особых художественных украшательств. А благодаря режиссёру-чилийцу, досконально знающему родные улочки и быт, достигается безупречная достоверность «картинки», лишь усиливающая эффект погружения: советский Баку с вывесками Farmacia и La bisquera, со столбами, обклеенными листовками «Las mujeres marchan por la patria» становится совершенно неузнаваем.

И всё же, несмотря на документальность, главное в «Ночи» – не скрупулёзное воспроизведение событий самых первых – и самых кровавых – дней пиночетовской хунты. На первый план здесь выходит драма и выбор человека. Выбор между нейтралитетом и действием. Между отстранённой аполитичностью и осознанной борьбой. Этот выбор делает главный герой, архитектор Мануэль, интеллигент, далёкий или, вернее, сознательно дистанцирующийся от политики и даже поначалу воспринявший переворот как досадное недоразумение, из-за которого он рискует опоздать на деловую встречу. Этот же выбор делают профсоюзники, буквально под пулями уничтожающие списки актива. Священник, не давший солдату ударить мальчика. Солдат, этого мальчика застреливший.

В конечном итоге перед лицом фашизма этот выбор приходится делать каждому человеку. Фашизм, как убедительно показано в фильме, не терпит неопределённости.

***

Если когда-нибудь вам доведётся побывать в Сантьяго и вы соберётесь посетить футбольный матч на стадионе «Насиональ де Чили», у вас не получится купить билеты в восьмой сектор. Дело вовсе не в том, что вас опередят другие болельщики. Восьмой сектор закрыт для посещения. Он застыл во времени, словно там по-прежнему 1973 год, и тысячи измученных людей под трибунами ждут конца неизвестности.

В 2010 году стадион реконструировали. Огромная арена засверкала новизной – и только в секторе восемь всё осталось в мрачном постоянстве. Лишь старую надпись над навсегда опустевшими трибунами почему-то закрасили. Там было написано: «Народ без памяти – народ без будущего».

Report Page