Спортивная баба со стройными ногами снимает с себя все лишнее и делает зарядку

Спортивная баба со стройными ногами снимает с себя все лишнее и делает зарядку




🔞 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ТУТ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Спортивная баба со стройными ногами снимает с себя все лишнее и делает зарядку

    Борис Мишарин
          
          Мечты и реальность,
          фантастика и бытие.
    
    
    ПРОЛОГ
    
    
    Книга написана на основе реальных событий конца прошлого и начала нового столетия. Но – это не документальное, а художественное произведение. Настоящие образы дорожных жриц любви имели авторскую художественную аранжировку. Может, кто-то из них и узнает себя. Или конкретный случай, эпизод. Или в ком-то свою частичку.
    Автор всего лишь хотел донести читателям общую картину реальной правды, не искаженную СМИ и отчетами правоохранительных органов.
    
    
    
    
    КУРТИЗАНКИ ДОРОГ
    
    
    
          Диана проснулась от поднывания в желудке – пустой, он требовал пищи, и она тяжело вздохнула. «Может, что-то осталось на кухне»? – мелькнула в детской головке мысль. Тихонько приподняв свое хиленькое тельце на руках и стараясь меньше скрипеть старым диваном, она подошла на цыпочках к двери, которая при открывании не издавала противные звуки. Девочка проделывала такое не раз и заранее смазывала шарниры маслом.
    «Только бы не проснулась мать», – думала она, прошмыгнув на кухню. Глянула на стол – в животе приятно заурчало: объедков было достаточно. Косясь на дверь, Диана быстро кидала руками в рот пищу – остатки шпрот, хлеба, сала и огурцов. Глотала, полупережёвывая, привычно смахнула несколько небольших кусочков на ладонь, сколько вошло, и быстро вернулась в свою комнату. Здесь можно доесть все не торопясь.
    Отец, как и всегда в таких случаях, храпел прямо на полу в ее комнате. Мать привычно пожурит его, когда встанет: дескать, нажрался опять, как сволочь, до дивана даже дойти не смог. Плеснет ему на опохмел немного водки и на этом все. Разойдутся все. Первым уйдет материн хахаль, который и обеспечивал водку и нехитрую закусь. Потом отец, мать, а с обеда и она поплетется в школу.
    Диана улеглась под покрывало и уже не торопясь жевала сало и хлеб. Сегодня она встала раньше матери и смогла немного поесть. Иначе бы пришлось терпеть до школы, где ее кормили бесплатным скудным обедом, если не болела буфетчица или столовую не закрывала санэпидстанция.
    Она смотрела на отца, так он валялся почти каждый день. Мать приводила в дом мужиков, отец выпивал с ними бутылку водки и обычно засыпал прямо за столом. Его переносили в комнату к дочери, оставляли на полу и уходили в спальню. Диана не могла выходить после этого из своего небольшого уголка и если хотела в туалет, то ходила в заранее припасенную стеклянную банку, выливая ее из окна на улицу.
    Битой быть не хотелось, да и привыкла она уже к этому – молчать. Молчать, что мать ночует не одна, не ходить по квартире и не таскать продукты, что приносили ее любовники.
    Всем в доме заправляла мать – постоянно кричала на отца, что он не мужик и ничего не может. Чего не может – Диана не понимала, но понимала, что он пьет каждый день, что это плохо. Она любила его, любила слушать рассказы про Афганистан. Но об этом отец рассказывал крайне редко, всегда напивался до чертиков – махал кулаками в воздухе, скрипел зубами, проклиная каких-то духов, потом плакал и засыпал. Трезвый, что было очень нечасто, старался позаботиться о дочери. Но забота его была до первого глотка водки и чаще сводилась к простому обниманию и ласковому слову.
    Но и это могла оценить Диана, собственно ничего большего и не видевшая. Мать словно не замечала ее, только била, когда девочка пыталась выйти при мужиках из своей комнаты или стащить продукты, чтобы утолить голод.
    Диана дожевала сало и хлеб, укуталась поплотнее и закрыла глаза. Думать о матери не хотелось – все равно заметит пропажу продуктов со стола, пусть не много она взяла, но заметит. Уйдет дядя Володя, который приходит уже несколько дней подряд, и будет она бита. Бита, но не сильно, терпеть можно. Сильно мать бьет, когда застает ее с поличным за воровством продуктов или, когда она пытается подсмотреть за ними в постели. Но подсматривать – давно охота пропала.
    «Вырастет она и будет к ней приходить мужчина, станет приносить хлеб, молоко, колбасу и сало. Может и конфет когда-нибудь принесет или даже цветы. А если совсем добрым окажется – то и апельсины с бананами. Будут они на чистых простынях лежать голыми, кушать все без ограничения и целоваться. Хотя, – рассуждала Диана, – ничего хорошего в этом нет, слюни одни».
    Совсем недавно ее поймал в подъезде шестиклассник, больно мял груди и целовал взасос. Ей не понравилось, но какое-то необычное чувство осталось. Чувство, которое она объяснить не могла.
    Для своего девятилетнего возраста она развивалась физически рано. Мальчики всегда поглядывали в ее сторону, особенно на уроках физкультуры. И не удивительно. Несмотря на ранний возраст, ее грудь уже почти оформилась, а ноги не казались спичками, как у других девчонок.
    Диана вздрогнула – отец страшно закричал во сне, видимо, вел бой с духами. Заглянула мать, выматерила его и захлопнула дверь. «Сегодня, может быть, и без битья обойдется», – подумала она. Мать, обычно, второй раз не заглядывала.
    Диана встала и подошла к окну. День начинался славно. Белые пушинки-снежинки кружились в воздухе, постепенно покрывая октябрьскую землю. Кое-где таяли, оставляя серые пятна, но, в основном, ложились ровным, нетронутым слоем, чтобы растаять под обеденным солнцем. Вспомнились стихи.
    Зима уж на дворе, белёсый ветер
    Кружит поземкой первенец снежок,
    И заметет низинки он под вечер,
    Прикроет их хорошенький пушок.
    
    В лесу запорошились ветви сосен,
    Опавшие листочки на земле,
    Ушла, брат, не вернется быстро осень,
    За горизонтом спрятавшись в тепле.
    
    Зима в лесу, как чистый лист бумаги,
    Отображает всю его судьбу –
    Вот заяц пробежал в большом овраге,
    Следов нам оставляя ворожбу.
    
    Лиса под утро, слюнкой истекая,
    Бежит по следу, нюхая его,
    Корявый почерк зайца понимая,
    На завтрак бы поймать хоть одного.
    
    И я пойду, блокнот свой оставляя,
    Тропинкою судьбу свою ищу,
    Про лист бумаги сразу забывая,
    Стихи в снегу я веткой напишу.          
          (здесь и далее стихи автора)
    
    Первый снег всегда поднимал настроенье. «Теперь дождаться, когда уйдут все, – подумала она, – и можно выйти, поиграть в снежки или слепить бабу». В школу идти не хотелось, но она ходила всегда – кто еще ее накормит обедом? Училась – двоек не получала, пятерками не блистала, оставаясь серой и не заметной в классе для учителей. За три года все привыкли, что на родительские собрания никто не приходит. Ругать ее было вроде бы не за что, как и хвалить тоже, деньги на классные нужды – ремонт и так далее, она сдавала исправно: мать хоть и костерила учителей разными словами, но всегда находила нужную сумму, не желая привлекать к себе лишнего внимания. Как в действительности живет девочка – в школе не знали, по домам никто не ходил, все это осталось в другой стране: Советском Союзе.
    Диана замерзла у окна и вернулась в постель. Теперь можно поспать часика полтора, пока не уйдут все, потом помыться и выйти на улицу. Первый снег всегда манил поиграть. Она закрыла глаза и, засыпая, подумала, что арифметику тоже сделать надо – даст списать Сашке за лишнюю порцию обеда.
    
    
    *   *   *
    
    
    Вечером, вернувшись из школы, Диана дома мать не застала. Это было хорошо и плохо. Хорошо, что она предоставлена сама себе – мать заявится с любовником поздно, видимо загуляла где-то с ним на вечеринке. Плохо, потому что поесть будет нечего. Но зато можно сходить к подружке.
    Диана бросила в коридоре портфель, немного подумала и занесла его в свою комнату, чтобы на всякий случай не побеспокоить мать утром. Она торопилась – Ленка наверняка скоро сядет ужинать, если успеет, то пригласят поесть и ее.
    На улице стемнело, но Диана темноты не боялась. Подружка жила не далеко, в таком же деревянном двухэтажном восьмиквартирном доме. Она быстро засеменила в нужном направлении, невольно убыстряя шаг около полуразвалившихся кладовок, которые использовались, как места для выброса ненужной мебели, тряпья и прочей домашней рухляди. Ночью проемы кладовок от сгнивших досок казались пугающими черными дырами, и она всегда спешила пройти это место побыстрее.
    Дверь открыл Ленкин отец.
    - Здравствуйте, дядя Сережа, а Лена дома?
    - Дома, Диночка, дома. Заходи.
    Он помог ей снять куртку и провел на кухню.
    - Садись с нами, покушай.
    - Но, если только немного, – застеснялась для приличия Диана.
    Дядя Сережа улыбнулся, он знал, что подружка его дочери никогда не отказывалась поесть. Вообще – как существует эта семья: неизвестно. Отец нигде не работает, не может или не хочет устроиться, мать по несколько месяцев не получает и тех грошей, которые причитаются ей в проектном институте.
    Родители Елены не понимали такого – совсем брошенной живет подружка их дочери, никто за ней толком не смотрит. Ходит полуголодная вечно и одеть-то иногда совсем нечего. Пара дешевеньких платьиц и, наверное, все.
    Тетя Наташа, мать Лены, налила ей полную тарелку пельменей. Поужинав, девочки ушли в детскую комнату.
    - Во что поиграем? – спросила Лена.
    - Давай мультики посмотрим, – попросила Диана, – «Ну, погоди» есть?
    Лена незаметно поморщилась – мультики она и одна могла посмотреть, но перечить подруге не стала. Знала, что у той нет «видика» и посмотреть кассеты ей негде. Конечно, лучше поиграть в куклы, но «Ну, погоди» тоже не плохо.
    Она поставила кассету… Два часа девочки неотрывно смотрели ее, хохотали над волком и зайцем. Видели не раз, но все равно смеялись и смотрели с большим удовольствием.
    Диана засобиралась домой.
    - Поздно уже… Если мать придет и закроется – домой не попаду, – как бы оправдывалась она.
    Лена пожала плечами – как можно не попасть домой? Но верила и сочувствовала подруге.
    Выйдя на улицу, Диана привычно засеменила к дому, настроение упало – опять все сначала. Если мать дома и откроет дверь – выпорет за поздний приход. Если дома нет – можно лечь спать, а если дома и не откроет? Так тоже бывало, приходилось спать прямо в подъезде, благо он теплый, в отличие от большинства других подобных. А утром порка… Она съежилась – то ли от нахлынувших мыслей, то ли от зияющих дыр полусгнивших и заброшенных кладовок.
    Внезапно к ней быстро метнулась тень. Сильные руки зажали рот и потащили, как ей показалось, в тартар. Бросив на тряпье в угол кладовки, парень связывал ее запястья. Она пыталась кричать и вначале не понимала, почему не может открыть рта и только мычит. Широкий пластырь стягивал губы и щеки. Парень расстегнул ее куртку, а затем и блузку, холодные чужие руки мяли грудь, слюнявые губы забирали соски в рот. Обнаженная, Диана не чувствовала, не ощущала уличного холода, только ее детский ротик пытался перекоситься под пластырем, да глаза расширялись от темноты и охватившего ужаса. Ноги инстинктивно задергались, заметались, пытаясь не впустить, вытолкнуть холодную чужую ладонь, но она с силой проникла под трусики, теребила и гладила промежность. Сорвав трусики, парень сел на ее колени, задышал чаще, расстегивая и спуская свои брюки, с силой раздвинув ноги, тыкал членом в промежность, не попадая внутрь, сопел при этом сильно и снова тыкал. Диана пыталась освободиться, сбросить с себя ненавистное тело, как могла, извивалась под тяжестью мужика. Резкая боль пронзила хилое тельце, парень задергался на девочке и вскоре затих. Потом встал, натягивая штаны, бросил угрожающим шепотом: «Скажешь кому – убью!» И растворился в темном проеме.
    Ошеломленная, Диана думать не могла, боль отпустила немного, и она с трудом встала, так и пошла босиком, в расстегнутой куртке и блузке, не чувствуя холода. Инстинкт привел ее к дому и позвонил. В сознании промелькнула открывающаяся дверь, искаженное лицо матери и все – черная пелена укутала и согрела оседающую на пол девочку.
    
    
    *   *   *
          
    
    Тамара Мурашова поглядывала на часы, до конца рабочего дня оставалось минут сорок, и она с нетерпением дожидалась. Скоро приедет ее Володя, но в здание не зайдет, останется сидеть, поджидать в «Волге» недалеко от проходной.
    Она предпочитала не заводить определенные знакомства с мужчинами своего двора или коллегами по работе, скрывала от подруг свои связи, а если кто и видел ее с другим полом – всегда уходила от вопросов. Дескать, так, случайная встреча – не более.
    Вот и с ним она познакомилась по случаю – подвез ее Владимир до дома, да так и остался на ночь. Она задумалась, вспоминая первую встречу…
    У Мурашовой не было денег, чтобы ездить домой на такси или останавливать частников, и она этого никогда не делала. Правда, иногда мужики сами останавливались и предлагали подвезти, получали отказ и отваливали неудовлетворенные. Но в этот раз получилось по-другому.
    Погода, обещавшая с утра хороший день, к вечеру испортилась, заморосил поздний, пронизывающий осенний дождик. Маршрутки, снующие всегда друг за другом, как назло провалились неизвестно куда, словно тоже не хотели месить стылую слякоть.
    «Волга» подрулила к остановке внезапно, дверца открылась напротив Тамары и водитель, улыбнувшись, пригласил: «Садись, подвезу». Она окинула его взглядом – мужчина около 50-ти лет, в костюме и галстуке, внешне приятный и располагающий, указывал рукой на сиденье. Но не эта улыбка, внешность или жест толкнули ее в салон. Холод подогнул коленки, тепло втянуло внутрь и дверца захлопнулась.
    - До какой остановки едем? – спросил водитель.
    Он не спросил, куда или где живешь? Это как-то успокоило чуть-чуть Тамару.
    - До пятой, – машинально ответила она, не собираясь продолжать разговор. Вскоре встрепенулась испуганно, схватила ручку двери, почти выкрикнула: – Почему вы повернули»?
    Водитель ответил спокойно и убежденно:
    - Впереди большое ДТП, авария крупная, простоим в пробке час, как минимум. Объедем по параллельной улице – всего-то делов, – он доверчиво улыбнулся, видимо понимая ее озабоченность, и добавил шутливо: – Не зверь я, не бойтесь, никто вас есть не будет.
    Тамара попыталась улыбнуться, пожимая плечами, но так и не нашлась, что ответить. Сообразив – почему не ходят маршрутки, и не только они стали сворачивать на эту улицу: немного успокоилась. Заметила, что он изредка оглядывает ее, поправила короткую юбку для ее возраста. Под сорок лет мало женщин носили такие юбки, но носили, если было что показать.
    Некоторое время ехали молча, Тамара окончательно успокоилась и ни о чем не думала, просто ехала и все. Неожиданно произнесла:
    - Можно не выворачивать обратно: как раз к моему дому подъедем, – и замолчала снова.
    Водитель заговорил сам.
    - Хорошо… вы не думайте, я обычно не подсаживаю девчонок по дороге, холодно и сыро сегодня, а вы одеты не по сезону. Легко слишком. Жалко почему-то вас стало… Плохо, когда красивые женщины болеют…
    - А я и не собираюсь болеть, – возразила пассажирка. Слова про девчонок понравились ей – значит, еще выглядит она привлекательно, нравится мужикам.
    - Что ж, прекрасно, – он улыбнулся и, немного помолчав, добавил: – Меня зовут Володя, а вас?
    - Тамара, – беспокойно ответила она, но сразу же остыла, – вот и дом мой. Приехали. Спасибо вам, Володя.
    Она очнулась от дум, снова глянула на часы – 18-10, точно в это время «Волга подруливала к зданию. Наверное, Владимир выходил ровно в шесть, 10 минут, и он здесь. Пора выходить и ей.
    Владимир не говорил, где работает, чем занимается и вообще ничего не говорил о себе. Да она и не спрашивала, понимала, что связь на время. Ее вполне устраивало, что он дает деньги на продукты, одежду, водит в ресторан, а она отдает ему свое тело. Своеобразный бартер секса и товара. Зарабатывала она мало, но все равно на жизнь бы с трудом хватало, однако и эти гроши платили не регулярно. Последний раз выплатили немного полгода назад и все – живи, как хочешь. Администрация старалась сохранить кадры, не увольняла совсем, а отправляла многих в длительные отпуска без сохранения заработной платы.
    Тамара повернула за угол здания, привычно плюхнулась в поджидавшую «Волгу».
    - Привет, Володя, – чмокая его в щеку, заговорила она, – давай сегодня никуда не поедем, посидим дома. Купим все сами – поесть и выпить – дешевле станет, – и, как бы оправдываясь, добавила, – не хочется шума. Оркестры у нас не играют, а орут, хотя молодежи нравится...
    - Давай, – простодушно ответил он, уже зная, что ее муж выпьет граненый стакан водки залпом, закусит немного и уснет, уткнувшись лицом в стол или руки.   
    В гастрономе Тамара набрала продуктов, взяла водки и пива, всего много, на несколько дней. Мужики обычно исчезали с ее горизонта внезапно – не приезжали больше и все. Зато никаких сцен ревности и объяснений. Бывали, правда, и по несколько месяцев, но чаще всего обычные «недельки», до выходных дней.
    Дочери дома не оказалось, но Тамара поняла, что из школы она уже пришла, догадалась по портфелю, оставленному в комнате. Муж, вечно хмурый при ее «сослуживцах», оттаивал при виде водки, быстро накрывал на стол, пока она с другом мыли руки в ванной.
    Сели за стол без Дианы – сама виновата – шарится неизвестно где. Если придет, когда отец захрапит, то и за стол не попадет. Она это знает и прошмыгнет тихонечко в комнату.
    Владимир любил раздевать ее прямо на кухне, снимал все, кроме чулок и раздевался сам. Оглядывал, как бы со стороны, любуясь телом, возбуждался и подходил, целуя в губы и шейку, мял груди. Прислонив к стене, поднимал одну ее ногу, входил в лоно и трахал стоя. Потом снова садился за стол, выпивал немного, закусывал и говорил. Поговорить он любил на разные темы, удивляя женщин своим кругозором. Через час начинал гладить ножки, живот, грудь, легонько подталкивал голову вниз навстречу вырастающему проказнику и смотрел, как губы обхватывают, вбирают в себя его плоть. Но до развязки не доводил, подсаживал Тамару на стол и входил в нее с особым удовольствием. Потом можно было идти в постель, где он еще раз занимался любовью, но уже под утро.
    В этот раз, завершив стоячий вариант, Владимир и Тамара беседовали о политике. Вернее, говорил Владимир, а она просто слушала, иногда поддакивала и соглашалась. Понимала, что таким лучше не перечить – не противно и ладно.
    - Вот, возьмем, к примеру, Чечню, – убежденно говорил Владимир, – сколько в нее денег вбухано: тьма. А в результате что? Только и слышишь – ушли денежки не по назначению, затерялись неизвестно где. Но кто спросил конкретных лиц о целевом их использовании, кто сел за растрату, где возмещенный ущерб, кто виноват? Пшик один, ворон ворону глаз не выклюет. Не понимаю я этого, не понимаю и все… Почему уголовное дело не возбудят, разве невозможно найти человека, который загнал эти деньги не по назначению, а попросту в свой карман через подставных лиц? Куда смотрит президент и правительство? – Владимир налил себе пива, сделал несколько больших глотков, продолжил: – А налоги, как у нас собираются налоги? Да никак! В России все секрет и ничего не тайна. Все знают, что от налогов уходят, знают, как уходят и что? Несут по телевизору полную чушь – или не знают, или играют в белиберду. Если не знают, оторвались от народа, заелись совсем – стрелять таких чиновников надо. А если играют – то и с ними поиграть в рулетку на револьвере, чтоб обосрались или получили пулю. Бюрократия полная… Я вот кредит хотел в банке взять, и мне потребовалась справка об открытых счетах. Пришел в налоговую, написал заявление, заплатил денежку за справку и говорят мне, что приходите, мол, за ней через десять дней. А почему так долго? У них все компьютеризировано
Зрелая Женщина Трахается С Мужем После Мастурбации Вибратором
Толстая мама отсосала сыну пока он спал а потом отдалась парню в пизду
Дед трахает пухлую внучку и бурно кончает ей в рот

Report Page