Сосед

20 глава

С резинками для волос всегда беда. Как бы я ни пыталась их складывать в одно место, все равно рано или поздно они расползаются по дому и мне приходится их искать, чтобы собрать с утра волосы в хвост. В этот раз особенно пришлось повозиться. К тому моменту, как я нашла канцелярскую резинку и рискнула с ее помощью собрать волосы, закипел чайник и подгорел тост на сковороде. Желание им хрустеть пропало, поэтому обошлась чаем. Я ведь теперь на диете…

Знала бы я полгода назад, что сама сяду на диету, да еще и сделаю ее совершенно идиотским ультиматумом, прям узнаю сама себя с новой стороны, а причина тому все та же — Саша. Если бы не загруженность и командировки, он скорее всего был бы у меня вообще каждый день, но так как он часто выезжает в свой цех и на места строек, то видимся мы не так часто, как бы ему вероятно хотелось. Мне с одной стороны, тоже хочется проводить больше времени вместе, но сейчас между нами все неизбежно скатывается в постельную плоскость, и мне все чаще кажется, что я пытаюсь отобрать свиную рульку у очень голодного ротвейлера, который не иначе как титанической силой воли держит себя в руках, но неизвестно насколько его хватит.

Наши безобидные потасовки становились все более жаркими и напряженными. Начиналось все с какой-нибудь мелочи: просто беготня по дому и щекотка, шутки, объятия и поцелуи с блужданием рук по телу. Было очень приятно трогать его, целовать до тех пор, пока в один из дней я не почувствовала логичное следствие возбуждения в его штанах, упирающееся мне в бедро, и как бы я ни надеялась, это совершенно точно был не батончик твикс.

— Что? — Саша остановился, почувствовав, что я застыла.

— Там… эээ… — Мы валялись на разобранном диване в зале, рядом с моей головой лежали калькулятор и открытая папка с документами. — Это что? В смысле… стоит…

Он хлопал глазами пару минут, потом потянулся к губам, чередуя вопросы и поцелуи.

— А должен лежать?

Чуть не сказала «да», я почему-то все равно до сих пор не верила, что он может меня действительно хотеть.

— Послушайте! — снова подал голос таракан на экстренном совещании, неизвестно каком по счету. — Мы уже сотню раз это все обсудили! Никаких вразумительных ответов не нашли.

— Где папка с прошлыми выводами? — Таракан протянул лапку, ему дали красную папку, он раздраженно ее раскрыл и просмотрел пару листов. — Вот,— ткнул он в один из них. — Мы пришли к выводу, что он «просто странный».

— Да, «просто странный», — закивали с умным видом остальные присутствующие.

— Тогда в чем сейчас проблема? — не понял самый темный и самый сонный таракан. — Для чего мы тут все опять собрались?

— В том, что у него не должен был встать! — завопил самый рыжий и самый нервный.

— Почему?

— Потому что! —припечатал рыжий.

— А другие аргументы?

— Другие аргументы могли бы быть, если бы вы, лодыри, докопались до истины и нашли истинную причину его интереса! — разозлился еще больше рыжий. — А не это «просто странный».

— Да может, он вообще не странный. У странных бывает эрекция? — Сонный повернулся к соседу по стулу. Тот меланхолично (потому что время позднее, все тогда спали) пожал плечами и добавил еле слышно, что эрекция и до этого была, мы просто сделали вид, что не заметили, но в этот раз «сделать вид» не получилось.

— Вероятно бывает.

— Ну, тогда все в порядке. У нашего «просто странного» стоит на нас. Отлично. Все зе бест.

— Нет, не зе бест! Не зе бест! — разошелся рыжий. — Должна быть причина!

— Это сейчас не важно, — неожиданно перебил его самый толстый и усатый таракан, сидящий в самом большом и темном кресле. Его тут все боялись и уважали, как самого сильного и влиятельного. Он откинул газету, которую читал, и медленно поднялся во весь свой исполинский рост со скрипучего кресла. — Важно то, что он нас просто без одежды не видел. А увидит, и все у него упадет. — Повисла гробовая тишина, прервавшаяся сигналом SOS и воплями паники.

Выкрутившись из его рук, я разорвала объятия и предотвратила попытку расстегнуть застежку лифчика на спине.

— Что? — не понял Саша, у которого блестели глаза, стоял член, и он явно не понимал, почему то, что он обнимал, куда-то исчезло.

— Я не могу. — Я поправила кофту и вернула лямку бюстгалтера на плечо.

— Почему?

— У меня месячные, — соврала я в первый раз.

— У меня живот болит, — соврала во второй.

— У меня голова болит, — соврала в третий.

— Да в чем, блин, дело?! — завопил Саша, когда я вытащила его руку из своих мокрых трусов. — Ты же хочешь, я вижу!

— Хочу, — не стала я врать. Мне его уже, честно говоря, жалко было. Я не хотела, чтобы он сомневался в своей привлекательности и во взаимном желании. Чем больше сокращалась дистанция между нами, тем ярче становились фантазии о нем, все в теле сжималось от желания, но как только я разденусь, он убежит. В этом я была уверена наверняка.

— Тогда в чем дело?! — Саша попытался подойти, но я забежала за диван.

Пора было сказать правду. Время пришло… время, когда никаких других отмазок, хоть сколько-нибудь правдоподобных, у меня больше не осталось.

— В чем дело? — повторил он.

— Отойди от дивана, тогда скажу.

— Не отойду. — Он понял, что я собираюсь пробраться к лестнице, чтобы ретироваться в спальню и там запереться, я так уже делала.

— Тогда не скажу, — выставила условия, сложив воинственно руки на груди.

— Тогда я тебя сейчас поймаю… — начал он.

— Не поймаешь.

— Поймаю, поймаю, — угрожающе протянул Саша, медленно направляясь в мою сторону, я же спиной пятилась назад, стараясь выдержать между нами дистанцию, — и так защекочу, что как миленькая все выложишь. А потом стяну эти проклятые трусы и трахну тебя, блядь, как я давно того хочу!

Это было грубо… но внутри все сладко сжалось, захотелось принять непосредственное участие в изложенном плане действий, но мне нужен был хотя бы выключенный свет, а его нет… Господи! Захотелось закрыть лицо, но стоило мне отвлечься, как я чуть не пропустила нападение, еле ноги унесла и, отбежав, оказалась как раз у лестницы, но если побегу, он скорее всего догонит, потому что был ближе, чем нужно, и ноги у него длиннее, чем у меня.

— Говори!

— Ты меня пугаешь! — Мой возглас должен был быть решительным и пугающим, но получился писклявым и нелепым.

— Отлично! Еще один повод признаться в чем дело! Ты чем-то больна?

— Нет! Я же говорила!

— Тогда в чем дело-то?! — В его голосе слышались боль и вселенская грусть.

Как будто крошку дитя от матери оторвали. Хотя этого в каком-то смысле тоже от груди оторвали…

Эта тема, повисшая между нами уже давно, не давала мне покоя уже столько времени, что, загнанная в угол, я среагировала острее, чем думала, проорав ответ ему так, что рабочие в его доме наверняка тоже узнали истинную причину наших трудностей.

— Я толстая!

Сразу после моего крика повисла звенящая тишина. Сначала он перестал моргать, мозг видимо пытался обработать информацию, потом нахмурился, когда все же идентифицировал услышанное, потом медленно открылся рот, закрылся и снова открылся.

— Чего? — наконец переспросил он, с сомнением смотря на меня, будто я ему сейчас какую-то чушь сказала.

— Чевочка с молочком! — разозлилась я. Развернулась и бросилась бежать по лестнице. Он опомнился почти сразу, но перехватить меня до двери не успел.

— Ты ведь шутишь? — донёсся его голос из-за двери.

— Нет! — рявкнула я. — И пока не похудею хотя бы на семь килограммов, я не разденусь!

— Семь?! Семь?! А чего не тридцать семь?! — завопил он расстроенно за дверью, вызвав у меня нервный смешок.

— Я адекватно оцениваю свои возможности.

— «Ты» и «адекватно»? — возмутился он за дверью. — Не ставь антонимы рядом!

Мне было одновременно смешно и волнительно, поэтому я и смеялась, расхаживая из угла в угол по спальне.

— Мань, ты ведь несерьезно? — не сдавался Саша.

— Серьезно.

— Это какое-то издевательство надо мной… — простонали за дверью. — Но ты же офигенная! Нахуя тебе худеть?!

Кажется, в момент эмоционального накала мой прекрасный принц начинает материться. Надо же… как интересно. Стало еще более смешно, но, несмотря на смех, меня немного потряхивало, но возможно из-за того, что окно в спальне было открыто, а на улице только-только прошел дождь и стало зябко… Да, все дело в дожде. Не во мне.

— Я толстая, — повторила ему. — И пока не похудею, я тебе не дам.

— Ты нормальная! — отчаянный вопль за дверью подчеркнул степень несогласия.

— Ах, уже нормальная, уже не офигенная? — взъелась я.

— Бля-а-а… — простонали за дверью, а потом тихо захныкали: — Манюш, ну ты же шутишь, да?

— Нет, — буркнула я и плюхнулась на кровать, сложив руки на груди.

— Мань… я не знаю, что в твоей голове, может быть, у тебя близорукость или еще что…

— Нет у меня близорукости!

— Тогда иди еще в зеркало разок посмотри! На всякий случай!

— Все я там видела!

— А я нет! Давай я посмотрю? — залебезили за дверью. — Со стороны-то оно виднее.

— Аха-ха-ха, ну да! Конечно!

— Я серьезно!

— Нет уж!

Мы еще долго препирались через дверь, но в итоге сошлись на том, что я худею месяц, насколько успею. По его мнению, мне это было не нужно, а мое мнение с его не совпадало и вот месяц подходил к концу, большую часть запланированных килограммов я сбросила, но уверенности мне это не прибавило, оттого раздражительность росла, а вместе с ней и желание съесть что-нибудь вкусненькое, хорошо, что он сейчас в очередной командировке и приедет через неделю. Может быть, за неделю успею что-нибудь внушить самой себе… Не знаю. Еще и маки эти… Над каждым цветком дрожат руки, но, кажется, получается неплохо, я еще не показывала ему, но самой уже не терпится увидеть его реакцию.