Соло на интуиции: можно ли научиться импровизировать
tlgg.ru/boomscience
Почему одни люди способны на блестящие экспромты, а другие умеют жить только по инструкциям? Во многом из-за самооценки, считает профессор философии Columbia College Chicago Стивен Асма. Публикуем перевод его статьи о том, почему человек — это импровизирующая обезьяна, в чем польза и вред строгих правил и от чего страдают бюрократы.
Китайский философ Хань Фэй (примерно 280–233 до н. э.) оказал значительное влияние на развитие бюрократии в Китае, утверждая, что принимать решения не должны люди с их ненадежной интуицией и сомнительными подходами. По мнению Хань Фэя, принятие решений должно быть закреплено в правилах — простых, беспристрастных и неизменных. Это так называемый принцип xing-ming: надежнее всего правителю полагаться на чиновников, которые следуют правилам, а не личным порывам.
Одна из историй Хань Фэя рассказывает о правителе Чжао. Его обслуживал целый штат профессиональных слуг, среди которых были ответственный за шляпы и ответственный за верхнюю одежду. Однажды, когда господин Чжао был в долгом пути, он выпил лишнего и заснул. Ответственный за шляпы увидел, что его господин мерзнет во сне, и накрыл его плащом. Когда правитель проснулся, он был рад обнаружить, что согрет, и спросил, кто его укрыл. Ответственный за шляпы гордо шагнул вперед, чтобы получить награду, но правитель, разобравшись, в чем дело, наказал и его, и ответственного за верхнюю одежду. Смысл истории в том, что никогда не следует выполнять чужие обязанности. Вместо того, чтобы лезть со своим мнением о том, как решать проблему, нужно просто положиться на существующее разделение труда.
Перекладывание ответственности за решения с людей на устоявшиеся институты — успешная стратегия для больших, сложных и экспансивных обществ, которые в большой степени состоят из чужаков. В то же время бюрократия бездушна и отчуждает людей своей косностью и равнодушием. Более того, за нее приходится расплачиваться психическим здоровьем.
В своей книге 2016 года “Engineers of Jihad: The Curious Connection Between Violent Extremism and Education” («Инженеры джихада: любопытная связь между воинствующим экстремизмом и образованием») ученые-социологи Диего Гамбетта и Стеффен Хертог называют образ мышления, ориентированный на выполнение правил, уязвимым и негибким. Те, кто предпочитает следовать четким предписаниям, легко сбиваются, если их ожидания не оправдываются; они чувствуют себя некомфортно в двусмысленных ситуациях и ищут понятное объяснение везде, где возможно. Такие люди склонны подчиняться иерархии и добиваются успеха, когда есть понятные правила продвижения по карьерной лестнице. Интересно, что непривычные нормы или опыт вызывают у них сильное психологическое отвращение. Жизнь же не стоит на месте, постоянно меняется, приятно удивляет и разочаровывает. Встречать ее со строго определенными ожиданиями и думать, что мир подстроится под чьи-то прогнозы, — прямой путь к фрустрации и неприятностям.
Другой важный китайский философ Лао-цзы (V век до н. э.) говорил, что текучее и импровизирующее мышление ведет человека на путь Дао («путь вещей»). Согласно Лао-цзы, именно благодаря восприимчивости к сиюминутному опыту (У-вэй) мудрый человек может разобраться с уникальными условиями каждой конкретной ситуации.
С учетом того, что мы знаем о доктринном мышлении, даосистский подход кажется довольно привлекательным. Предполагается, что импровизация может стать противоядием от ограниченного мышления. Но и она, увы, не является панацеей. Мы живем во время хаотичной политической импровизации, глобальные результаты которой совсем не обнадеживают. Так что же делать, чтобы преодолеть недостатки бюрократизма и добиться того, чтобы и от импровизаций не приходилось кривиться?
Многим людям доводилось наблюдать за неудачными попытками плохого джазового исполнителя сыграть соло. Или за кривляньями бесталанного комика на сцене. Или за отступлениями спикера от подготовленной речи, которые превращают его выступление черт знает во что. А некоторые из нас и сами были этими джазовыми музыкантами и сбивчивыми спикерами. И это еще раз подтверждает, что экспромты могут как рождать прекрасные решения и гениальные высказывания, так и звучать ужасно и приносить больше вреда, чем пользы.
Любой, кто импровизировал на музыкальных инструментах с другими людьми, может представить себе виртуоза с невероятными навыками игры, но с плохой социальной восприимчивостью. Во время выступления он рвется показать свои музыкальные способности, но никогда не чувствует момента, в который следует остановиться, передать инициативу другому исполнителю или подстроиться под музыкальный фон. Нарциссизм разрушает его собственную музыкальность. Но может быть и наоборот: чрезмерно скромный импровизатор не может набраться смелости, чтобы выразить свои музыкальные идеи. Хорошо импровизировать помогает баланс между смирением и высокомерием, причем не только в музыке, но и в искусстве, науке, бизнесе.
Иногда проблема в том, что импровизации удаются не в каждой сфере. Великий физик, например, не становится автоматически хорошим поэтом. Отличный бизнесмен не обязательно будет эффективен в сфере государственного управления. И все же иногда непосильная задача — именно то, что нужно. Одна из памятных цитат Бернарда Шоу звучит так: «Весь прогресс зависит от людей безрассудных». Пожалуй, удачная импровизация видна в ретроспективе: мы знаем, что она хороша, потому что она сработала.
Но все же это утверждение не однозначно верно. Часто мы узнаем хорошую импровизацию, уже когда наблюдаем за ней. Во время футбольного матча можно сказать, что игрок или вся команда ведут игру умно, даже если неудача или ошибка в последний момент нарушают искусную комбинацию. И даже если команда проигрывает, мы все равно можем признать, что она отлично импровизировала. Неудачи случаются, а на стороне противника может оказаться еще более способный импровизатор. Так же, в процессе, мы можем определить хорошую музыкальную или врачебную импровизацию.
Лучший помощник в качественной импровизации — опыт. Но с ним не все так просто. Великий джазист Майлз Дэвис провел тысячи часов, оттачивая технику и разбираясь с деталями по каждому из своих импровизационных сетов. Такой опыт делает хорошую импровизацию во многом интуитивной — в биологическом, а не в мистическом смысле. Он задействует тонкие системы животного восприятия, практически бессознательного, которыми все мы обладаем. Среди них — ощущение собственного тела (проприоцепция), личное пространство (проксемика), возбужденные состояния вроде чувства полета или борьбы. Для мышечной памяти это загрузка интуитивной мудростью.
Также импровизация должна быть высоко адаптивна, потому что ее цель — встроиться в происходящее, совместить форму с функцией, часть с целым. Приматы и другие млекопитающие импровизируют время от времени (например, составляют ящики, чтобы добраться до еды), но именно люди — мастера в том, чтобы придавать предметам новые функции — разжигать костер с помощью очков или превращать зубную нить в леску для рыбалки. Мы — импровизирующие обезьяны.
Такой вид поведения особенно ценен в ситуации дефицита ресурсов. В полностью оборудованной кухне или мастерской есть отдельный инструмент для каждой задачи, но у импровизатора нет всего, что может потребоваться. Этот недостаток и является необходимым условием для креативности, потому что стимулирует нестандартное мышление. Представьте операционную на передовой, где проводят операции в очень непростых условиях: ресурсов не хватает, но при достаточном опыте это может подстегнуть врача на творческие подвиги.
Иногда импровизация в некоторой степени тоже подчиняется правилам, но умеренно. Это свободная практика, которая использует их избирательно, по необходимости. Импровизация должна подходить к конкретной ситуации, но она не может быть универсальной. Выступая с пианистом, который играет в гармонии A-минор, я могу солировать в пентатонном ряду на блюзовый манер. Могу перейти на дорийский лад для нагнетания обстановки или на действительно минорное звучание эолийского лада. Однако я немногое могу сделать с нотой Db (если только я не сознательно презираю правила ради диссонанса). Дело в том, что импровизационные маневры уже существуют в общепринятой системе и только опыт может подсказать, соблюдать их или игнорировать.
Ошибки — основная составляющая импровизации. На них мы учимся, и именно они являются краеугольным камнем продуктивного опыта. Аристотель описывал импровизации как действия «практического разума», принимающего решения на основании правил логики. По его мнению, молодые люди могут стать экспертами в геометрии, математике или схожих областях знаний, но, как правило, мы не считаем их способными в импровизациях. «Причина этого в том, что [практический разум] включает в себя знание определенных фактов из опыта, которым молодые люди не обладают. Опыт — плод времени». Думаю, все мы знаем достаточно молодых талантов, чтобы сомневаться в его обобщении насчет возраста, но в целом его точка зрения об опыте справедлива. Стоит добавить, что есть что-то завораживающее в опытном импровизаторе, который создает симфонию, проводит хирургическую операцию или учит в детском саду.
И наконец, импровизация — это вид восприимчивости к опыту и манера поведения, построенная на этом опыте. Она эволюционировала как часть работающей в нас системы познания, чтобы успешно использовать имеющиеся ресурсы. Это важное наследие, которое мы получили в результате эволюции приматов. Но удел нарциссичных и неопытных импровизаторов — так широко распространенных в наши дни в политике и среди знаменитостей — оказываться в неприятных ситуациях без практических навыков, достаточной тактичности и способности ориентироваться в пространстве. И это импровизирующая обезьяна уже совсем другого рода.