"Соколов Ещенко убил и расчленил, а с вами все в порядке": об унижениях, угрозах и домогательствах на восточном в СПбГУ

Приветствую всех. Меня зовут Софья Каминская, и в прошлом я студентка кафедры арабской филологии восточного факультета СПбГУ. Сейчас мне хотелось бы рассказать вам о страшной истории, которая произошла со мной во время учебы на факультете.

Все началось примерно в середине первого курса. Один из моих одногруппников (назовем его А.) начал приставать ко мне на сексуальной почве, отпускать комментарии о моей личной жизни, называть шлюхой. Он открыто, не стесняясь наших одногруппников, говорил, что хотел бы сделать со мной. Часто дело происходило в аудитории, когда выходил преподаватель или мы ждали начала занятия. Я просто получала в лицо фразы по типу «я бы тебя выебал», «я бы проспрягал тебя вместо глагола» или «я бы снял тебя вместо проститутки». Бывало такое, что я ждала начала занятия в пустом коридоре, а он подходил и совал ко мне руки, пытаясь потрогать. Я просила этого не делать, а он только ухмылялся и спрашивал «почему?». А. проявлял грубость не только по отношению ко мне. Например, он спокойно говорил нашей одногруппнице К., что она жирная и страшная. У А. также были претензии к евреям и Израилю, а один из наших одногруппников как раз был евреем. Он рассказывал нам, что А. докапывался до него из-за его этнической принадлежности, глумился над израильтянами, которые погибли во время какого-то теракта. В целом мне были абсолютно непонятны мотивы поведения А.. Например, нормальной являлась ситуация, когда мы с одногруппницей тихо разговаривали и шутили, а он, не слыша темы разговора, воспринимал это на свой счет и выливал на нас поток грязи. А. почему-то считал, что другие студенты нашей группы проявляют повышенный интерес к его личности с целью высмеять, однако, никому и никогда не было дела до этого человека.

Где-то в апреле 2019 года мне окончательно надоели приставания. Я несколько раз пыталась решить ситуацию с А. словами. Он говорил, что как истинный мусульманин должен осознать свою неправоту, что он больше так не будет, но через некоторое время ситуация возобновлялась. В какой-то момент меня это достало, и я предупредила, что буду жаловаться в комиссию по этике, а там уже пускай разбираются и отчисляют. Одногруппники встали на мою сторону, надавили на А., и первый курс закончился почти спокойно.

Начался второй курс. Иногда А. приставал ко мне, но я жестко его отшивала. Иногда я отвечала саркастически зло, сейчас понимаю, что делать этого не стоило совсем. А еще совсем не стоило обсуждать скользкие темы с одногруппниками. Как-то я готовилась к паре по английскому и наткнулась на статью, где было написано, что Пророк Мухаммад встретил свою жену Аишу, когда ей было 6, а брак был консумирован, когда ей исполнилось 9. Я удивилась, отправила кусочек статьи в беседу нашей группы в ВК с вопросом так ли это, но А. неожиданно усмотрел в этом обвинение Пророка в педофилии и закатил истерику. Я попыталась донести до него мысль, что никто не обвиняет Пророка в педофилии, что я не хотела никого оскорбить, а если вдруг я это сделала, то мне правда жаль. Мне действительно было просто интересно, но он не хотел это воспринимать и угрожал мне заявлением в полицию за оскорбление чувств верующих. Да, я иногда могла пошутить на тему религии или скинуть мем, так же как и другие одногруппники, но мне никогда не хотелось кого-либо оскорбить или обидеть, и это никогда не вызывало такой бурной реакции. Я прояснила свою позицию, извинилась, и больше никогда не затрагивала тему ислама в присутствии А.. Вообще, я решила, что лучше просто делать вид, что этого человека вовсе не существует, но это только сильнее его раззадоривало.  

В ноябре начался какой-то кошмар. А. начал открыто оскорблять меня прямо на занятиях. В один из дней, когда мы сидели в коридоре и ждали начала пары, он снова решил сообщить мне, как бы он хотел развлечься с моим телом. Я была явно не в духе тогда, и тяжело вздохнула, услышав его слова. Он сказал мне что-то вроде «я вижу, как тебя это возбуждает». Я разозлилась и плеснула ему в лицо водой. Он пошел вытереться, а когда вернулся стал нести какую-то ахинею, что с такими мразями как я он делал вещи более ужасные, и начал что-то говорить про расчлененку. Сейчас не могу вспомнить точно. Потом была пара. Потом еще одна. Там А. начал унижать меня при преподавателе, предлагая ему посмотреть мои эротические фото, которых у него, естественно, не было. Вообще, А. в открытую говорил, что он делает с моими фотографиями, и публично обвинял меня в том, что я сдаю зачеты в туалете.

Когда я пришла домой, я поняла, что мое терпение кончилось. Я опубликовала на своей странице в ВК пост, где освятила ситуацию в нашей группе, чтобы привлечь внимание к проблеме. Я думала, такой ход может пристыдить А., и он успокоится. Пост просмотрел много кто из однокурсников. Однокурсница из студсовета предложила отправить его главе управления по работе с молодежью (далее УРМ) по востфаку – О.С.. Я не стала возражать. Ответ от нее не заставил себя долго ждать и выглядел так: «Надо удалить это. Хуже будет. Я с ним поговорить могу, надо решать, но удалить. Он сирота». На следующий день меня вызвали в УРМ. Я пришла к О.С. и сразу получила претензию, что такие посты в интернете порочат честь СПбГУ. Сидя в ее кабинете, я рассказывала обо всей ситуации с домогательствами и в какой-то момент начала плакать. О.С. пододвинулась ко мне и сказала: «Ну ничего, Соколов вон Ещенко вообще убил и расчленил, а Вы живая и здоровая». С А. она тоже поговорила. Однако, это не возымело эффекта. Сразу после разговора я вернулась на занятие, где А. снова начал говорить гадости. Я вышла из аудитории и направилась в УРМ, а по окончании пары узнала от одногруппников, что после моего ухода А. заявил: «Мне на нее похуй. Скоро вы все будете тут в крови лежать, а над вами будет развеваться флаг Ичкерии».

Я решила рассказать о домогательствах заведующему кафедрой. Он выслушал и сказал, что все решит, но в итоге ничего не сделал. Потом нас с А. вызвали на разговор к заместителю декана. Заведующий кафедрой там тоже присутствовал. Он бесконечно повторял, что его интересует только успеваемость в нашей группе, что учимся мы отвратительно (я сдала экзамен по арабскому на «5» в конце первого курса, а первую сессию закрыла на «отлично», это отвратительно?), и надо меньше сидеть в соцсетях. Мои слова о том, что все описанное происходит в стенах факультета, никто не воспринимал.

На следующий день к заместителю декана вызвали оставшихся одногруппников для прояснения ситуации, а нас двоих – к первому проректору вуза. Она поставила ультиматум: либо мы тут же у нее в кабинете прекращаем конфликт, либо комиссия по этике, где нас обоих могу отчислить. Первый проректор сказала, что на нас уже составлено заявление в комиссию по этике, хотя на тот момент никакого заявления не существовало. Мне вменяли оскорбление религиозных чувств А., с чем я была не согласна, и я выбрала комиссию по этике.

Сложившаяся обстановка не отменяла необходимости посещать пары. На одном из занятий А. снова начал оскорблять меня и угрожать. Я не выдержала и разрыдалась. После занятия преподаватель, на паре которого был инцидент, сказал, что поможет со всем разобраться, однако, на следующий день я обнаружила, что он опубликовал на своей странице в ВК пост с дальнейшим обсуждением в комментариях, где говорилось о существовании конфликта в одной из его учебных групп с призывом прекратить, а также четко прослеживался мотив, что все женщины – склочницы и провокаторши. Одногруппники-мальчики рассказали, что А. после той пары решил на них наехать и пригрозить своими друзьями с Кавказа, но что-то пошло не так, как ему хотелось, и он начал орать на весь внутренний дворик, что ненавидит русских, взорвет универ, перестреляет всех. Через какое-то время мне стало известно, что эти угрозы слышали не только мои одногруппники, но и преподаватели и студенты с других кафедр.

О.С. давила на меня. Она говорила, что мне следует лучше подумать, прежде чем писать жалобу в комиссию по этике, что лучше прийти к компромиссу, потому что эта история плохо закончится для обеих сторон. На мой вопрос, почему это должно закончиться плохо для меня, она отвечала, что с моей стороны есть провокации. Я спрашивала, что это за провокации, на что получала ответ, что должна сама знать. Были преподаватели, которые открыто говорили, что я виновата и тоже обвиняли меня в провокациях. Правда, никто так и не удосужился рассказать, что это за провокации и в чем их суть. Сам А. тоже был не в состоянии ответить на этот вопрос.

Справедливости ради стоит отметить, что некоторые сотрудники факультета оказывали поддержку и в отличие от меня понимали, что происходящее не вписывается ни в какие рамки. Многие сохраняли нейтралитет и не комментировали ситуацию. Спасибо им за это.

В конце концов, часть нашей группы написала несколько писем в службы безопасности СПбГУ, где мы изложили информацию о публичных угрозах, домогательствах, оскорблениях. Мы также писали об этом в виртуальную приемную ректора. По регламенту ответ должен был прийти не позднее, чем через 30 дней, и ровно через 30 дней он и пришел. Заместитель декана тем временем написал жалобу в комиссию по этике на А. и на меня. На мой вопрос, как так вышло, что администрация университета убеждала меня, что комиссия по этике не лучшее решение, а теперь сама же составляет на меня жалобу, я получила ответ, что могла остановить разбирательства в кабинете первого проректора, но сама сделала свой выбор, а если мне страшно ходить в универ, то нужно быть просто аккуратнее.

Администрация факультета утверждала, что наше письмо в службы безопасности может быть переслано в комиссию по этике, но оно ушло в центр по борьбе с экстремизмом. Меня и К. через заместителя декана пригласили на Рузовскую побеседовать. По иронии судьбы оперативники оказались верующими мусульманами. Они говорили, что А. – просто бедный мальчик-сиротка, которому нужен кадий, что я оскорбляла Пророка, а это попадает под 148 УК РФ. На мой ответ, что я не оскорбляла Пророка, что я вообще-то на арабской филологии учусь, и мне просто интересна моя специальность во всех ее проявлениях, мне сказали, что для этого есть лингвистическая экспертиза. Меня пытались расколоть и спрашивали «не для протокола», специально ли я подняла тему религии, чтобы разозлить А.. Опер убеждал меня, что держит связь с проректором по безопасности университета, а когда в протокол нужно было внести ее имя, выяснилось, что он его не знает, поэтому спросил у меня и очень удивился тому, что проректор по безопасности СПбГУ - женщина.

Кажется, до кадия дело так и не дошло, но сотрудники центра «Э» уверяли, что поговорили с А. и что он больше не будет никого трогать. Прошло несколько дней, и он накинулся на одного из наших одногруппников на паре самой грозной преподавательницы кафедры по непонятным мне причинам. Пришел заведующий кафедрой. Он спросил, все ли подтверждают то, что А. напал первым, а потом снова сказал, что мы плохие студенты и ужасно учимся, что его беспокоит только наша успеваемость, после чего начал гонять нас по морфологии арабского глагола как ни в чем не бывало.

Через неделю было заседание комиссии по этике. Я попросила, чтобы туда были приглашены и другие одногруппники. Я рассказала свою часть истории. А. упорно отрицал все, на что мы жаловались, обвинял всех вокруг в провокациях и клевете. О.С. заявила, что мальчик в девочку влюбился, вот и получилось. Единственным человеком, который тогда высказал здравую мысль, был начальник УРМ по СПбГУ. Он сказал, что никакие провокации не дают человеку права вести себя неадекватно, и спасибо ему за это.

В тот же день проходило другое заседание комиссии по этике. По его итогам все СМИ, которым не лень, написали, что СПбГУ заявил в МВД на девушку, которая плюнула в лицо председателя комиссии. Что касается итогов моего заседания, то протокол опубликовали только через 2 месяца. В протоколе говорится, что я позволяла себе недружелюбные к исламу высказывания, затрагивающие религиозные чувства А., и он отвечал мне не менее резко. Я не делала тех вещей, в которых меня обвиняли, о чем свидетельствовали мои одногруппники, но до членов комиссии по этике донести это не удалось. Я не святая и не спорю с тем, что могла внести свой вклад в развитие конфликта, но многие важные моменты были просто опущены и проигнорированы. Про домогательства ко мне – ни слова. Про оскорбления в адрес К. – ни слова, про физическую агрессию А. в адрес других студентов – ни слова. Администрация университета вместе с комиссией по этике скрыла большую часть фактов, проигнорировав свидетельские показания, аудиозаписи и переписки.

На этом история не закончилась. Через пару дней О.С. сообщила мне, что в университет придут люди из органов, чтобы пообщаться с теми из нас, кто писал в службы безопасности вуза. Разговор был очень тяжелым. На меня орали и говорили, что проблема в этой ситуации только одна, и это я, что я пойду по 306 УК РФ за ложный донос, и даже если меня не посадят, то уголовка будет тянуться за мной до конца жизни, и придется выплатить солидный штраф. Одногруппникам сказали то же самое. С А. тоже поговорили. Его хватило ровно на неделю, а потом все началось по новой и стало даже хуже в некоторых моментах, но никто из нас никуда не жаловался, потому что мы были убеждены, что смысла от этого нет никакого.

Из-за всех этих разбирательств я пропустила месяц учебы. У меня не было ни сил, ни времени готовиться к парам, и я просто чаще не ходила на них. Зачеты по языкам мне поставили почти даром, разрешив сдать некоторые долги в конце декабря.

После сессии я всячески старалась отключиться и не думать о востфаке, но в середине января меня вызвали в полицейский участок у факультета, чтобы спросить о публичных угрозах А.. От участковой я узнала, что опера из центра «Э» вынесли решение, согласно которому мы с одногруппниками оскорбляли Пророка, вот и получили отпор.

Во втором семестре А. до меня уже не домогался. Он просто оскорблял меня на парах и пытался спровоцировать на конфликт. Когда началось дистанционное обучение, я была по-настоящему рада, но проблемы перенеслись в онлайн. Например, в конце семестра я жаловалась на А. в УРМ, потому что во время моего ответа на зачете по французскому он сильно мешал мне, я отключила ему микрофон, из-за чего он начал орать на меня матом в присутствии преподавателя, срывая сдачу зачета. В УРМ ответили, что передадут жалобу на рассмотрение заму декана, а дальше – тишина.

Третий курс начался спокойно, хотя мы с одногруппниками ожидали худшего. Сначала А. просто не ходил на пары, потом нашу группу перевели на дистанционное обучение, поэтому мы не взаимодействовали. В октябре я практически не была на занятиях из-за личных и семейных проблем, а в ноябре, когда занятия снова стали очными, оскорбления в мой адрес возобновились. Я узнала, что вести тайную запись своих разговоров не запрещено законом, купила диктофон и приготовилась себя отстаивать, однако, в какой-то момент мне стало понятно, что администрации вуза глубоко плевать на проблемы студентов, а проходить через суды я не испытываю ни малейшего желания, поэтому я сдалась. Я поняла, что мне больше не хочется учиться на восточном в СПбГУ и что мне просто омерзительно быть студенткой этого учебного заведения, поэтому перед началом зачетной сессии я написала заявление на отчисление.

Описанные мною события стали лишь одной из причин моего ухода. Меня совершенно не устраивало качество образования. В течение двух лет мы учили арабский преимущественно по средневековым и художественным текстам, разговорный аспект представлял собой зубрежку текстов в спартанских условиях без права на ошибку, первое систематическое аудирование появилось на третьем курсе, я не понимала, зачем нужно домашнее чтение в том формате, в котором оно было. Французский для востоковедов и турецкий меня тоже не сильно радовали по схожим причинам. Я растеряла остатки уважения к заведующему кафедрой и не хотела больше видеть его в роли рецензента своей курсовой. Отношение некоторых преподавателей к студентам на нашей кафедре и за ее пределами обескураживало. Преподаватели могли унижать и оскорблять студентов на занятиях, кто-то не гнушался писать нелицеприятные вещи об обучающихся в соцсетях. Если администрации вуза становилось об этом известно, никаких мер не предпринималось. Бывало, что  преподаватели, на которых писались жалобы, устраивали охоту на ведьм и становились только злее. В общем, к третьему курсу от моего искреннего интереса к арабистике не осталось и следа, к тому же я нашла себя в другой области и хотела развиваться в новом направлении. Впрочем, это уже новая страница моей жизни, и я горжусь собой, что смогла ее перевернуть.