Слава в вышних Богу! (Рождественский этюд) 

Въ довольно большомъ, но небогатомх селѣ N., на высокомъ косогорѣ у рѣки, недалеко отъ невзрачной деревянной церкви стоитъ старообразное, посѣдѣвшее отъ времени, съ полупрогнившею и мѣстами поросшею мохомъ крышею зданiе съ простою досчатою вывѣской, гласящею: «Земская школа».

Уже 13 лѣтъ состоитъ учителемъ въ ней Николай Ивановичъ. Мужички успѣли привыкнуть къ нему и полюбить его за его честный и нелегкiй учительскiй трудъ. Нашъ сѣрый крестьянинъ умѣетъ цѣнить, что бы ни говорили его недоброжелатели, − людей, который беззавѣтно и съ любовію служатъ его нуждамъ. Честь ему и слава за это.

Съ первыхъ дней своего учительства Николай Ивановичъ не зналъ ни устали ни недуга. До самозабвенія, страстно полюбя свое дѣло, онъ отдалъ этому дѣлу всю свою душу, всѣ свои силы, онъ отдалъ этому дѣлу всю свою душу, всѣ свои силы, стремясь на дѣлѣ осуществить завѣтъ поэта: «Сѣйте разумное, доброе, вѣчное!»

Въ теченіе всей этой многотрудной жизни единственнымъ утѣшеніемъ и опорой Николаю Ивановичу была жена его – Вѣра Васильевна. Это была одна изъ тѣхъ женщинъ, которыхъ, кажется, самъ Богъ посылаетъ въ спутницы жизни такимъ труженикамъ, какъ Николай Ивановичъ, – чтобъ раньше времени «не упали ихъ натруженныя руки». При всей скудности средствъ они были почти счастливы. Говорю: почти, потому что среди этой непомѣрно-трудной, сѣрой, однообразной, деревенской жизни едва ли можетъ быть счастливъ человѣкъ. Нѣтъ, − это была только тѣнь настоящаго счастія. Беззавѣтно любя другъ друга, они не думали о будущемъ. Иногда, правда, когда Николай Ивановичъ, усталый, возвращался изъ класса, Вѣра Васильевна съ тревогою смотрѣла на изнуренное за день лицо супруга, на эти любимыя, но измѣнившіяся черты лица. «Хоть немножко пожалѣй ты себя, Коля! Да и кто видитъ, кто знаетъ, что ты такъ трудишься? Кто отблагодаритъ за твои труды?», говорила она тогда.

Скрѣпя сердце онъ долженъ былъ улыбаться, чтоб успокоить ее, долженъ былъ смѣяться, чтобъ показать, хотя и притворно, что онъ не слишкомъ еще усталъ. Онъ зналъ, что одна улыбка его мигомъ, разсѣетъ эту внезапно набѣжавшую тучку.

За послѣдніе три года, Николай Ивановичъ сталъ чувствовать, что часто, и особенно послѣ занятій, ноетъ – щемитъ что-то у него въ груди, − но не смѣлъ онъ сказать объ этомъ женѣ, боясь разрушить свое семейной спокойствіе, свое призрачное счастіе. «Доживу до лѣта, − отдохну, − пройдетъ. Вѣдь проходило же раньше» − думалось ему.

….Чутко сердце женщины. «Не заболѣй ты, Коля! Что я тогда буду дѣлать? Какъ я буду лѣчить тебя тогда и чѣмъ? говорила она супругу, когда онъ по неосторожности тяжелымъ вздохомъ обнаруживалъ свою боль. На это Николай Ивановичъ не зналъ, что отвѣтить: молча склонялъ онъ свою голову и задумывался. «Въ самомъ дѣлѣ думалъ онъ: «куда я тогда? Куда она? Что будетъ съ ней?... А вѣдь болитъ, − болитъ вотъ тутъ, въ груди… Ноетъ сильно она… Хоть бы годикъ – другой протянуть еще: теперь такъ много говорятъ о народной школѣ, объ учителѣ, − авось, какъ-нибудь улучшатъ его матеріальное положеніе… Скорѣй бы, скорѣй!..» При такихъ мысляхъ снова начинала въ глазахъ его искриться жизнь, откуда то вновь набирались силы, − послѣднія силы!..

Подходили святки – небольшой отдыхъ. Какъ утопающій бываетъ радъ брошенной ему соломинкѣ, такъ Николай Ивановичъ радъ былъ наступающимъ святкамъ, отдыху, – и продолжалъ работать. Но болѣзнь не унималась и продолжала производить свое разрушительное дѣйствіе съ возростающей невѣроятной быстротой.

Наступило 21 декабря: на лицахъ учащихся, особенно малышей, замѣчается въ это время какое-то особенное, веселое настроеніе. Но невеселыми возвращались въ этотъ день изъ школы дѣти села N.

− Что, ребята, − опять отпустили? Рады небось!

− Нѣтъ, батька, − не радостно намъ: Николай Ивановичъ у насъ нездоровъ; не былъ въ классѣ сегодня. Вѣра Васильевна, учительша плачетъ. Мы слышали, какъ она батюшкѣ говорила, что у Николая Ивановича кровь изо рта идетъ. Въ больницу сегодня повезутъ.

Такъ и не видѣли больше ребята своего дорогого, добраго Николая Ивановича. Больного отвезли въ городъ, въ земскую больницу, и онъ быстро началъ слабѣть. Вѣра Васильевна поселилась въ городѣ у какихъ-то родственниковъ и цѣлые дни просиживала у кровати больного. Даже и здѣсь на краю могилы Николай Ивановичъ все еще не терялъ надежды на выздоровленіе, все еще утѣшалъ свою Вѣру. «Отдохну, поправлюсь, по прежнему начну работать. Скорѣй-бы, скорѣй поправиться!.. Ахъ, какъ хорошо будетъ тогда!... У меня ничего, только тутъ… во-отъ»… И больной схватился за грудь и закашлялся, а Вѣра Васильевна, отвернувшись въ сторону, украдкой отирала глаза, полныя горькихъ жгучихъ слезъ. Наканунѣ самаго праздника Николаю Ивановичу стало гораздо хуже, и Вѣра Васильевна испросила у больничнаго начальства позволенія провести эту ночь у кровати больного. Весь день больной былъ какъ то безпокоенъ, и ни единаго слова въ утѣшеніе не сказалъ онъ своей Вѣрѣ. Къ вечеру онъ успокоился и уснулъ.

Рядомъ съ палатой, въ которой находился больной, помѣщалась больничная церковь. Раздался звонъ къ утрени: начинался праздникъ. Но не суждено было Вѣрѣ Васильевнѣ провести этотъ праздникъ такъ, какъ она проводила его изъ году въ годъ въ теченіе 12-ти лѣтъ супружества, − радостно, весело. Больной сталъ бредить: началась агонія. Онъ метался, сдиралъ съ себя одѣяло, стоналъ, открывалъ глаза, кого-то искалъ ими и не находилъ, силился что-то сказать. А несчастная Вѣра Васильевна уже ничего не видѣла и не слышала! Измученная, истерзанная горемъ она какъ бы не понимала всего происходящаго предъ ея глазами. Она какъ бы машинально поправляла одѣяло, отирала быстро набѣгавшія на глаза слезы и, повторяя слова, звучащаго за стѣной пѣснопѣнія: «Слава въ вышнихъ Богу!», крестила поминутно больного, который уже отходилъ въ вышнія селенія.

С. Корольковъ.