Серпуховская купчиха: Анна Мараева и ее музей
Иван ДавыдовКак получилось, что в маленьком подмосковном городе появился огромный художественный музей с целым этажом европейского барахла и прекрасной коллекцией русских икон
(дата первой публикации: 13.10. 2020 г)
Уникальность любого места – люди. Прежде всего – люди. Потом уже – камни, церкви, музеи, питейные заведения, что там еще влечет туристов. Без людей ничего бы и не было. Город – тело, люди – душа.
Знаете, к примеру, что в Подмосковье есть город, в художественном музее которого целый этаж занят картинами западноевропейских мастеров XVI, XVII и XVIII века? Не сказать, правда, что там – сплошные шедевры, может, даже, наоборот, но об этом – позже. Сам факт наличия такого места уже делает обычный райцентр особенным. Да, это Серпухов.
Не всегда, но часто за таким вот особенным местом – личная история одного человека. Здесь все как раз так. В Серпухове есть музей, потому что там жила купчиха первой гильдии Анна Мараева.
Встреча
Не было повода отметить печальную годовщину – годовщину гибели создателя московского Музея русской иконы Михаила Абрамова. Пропустили как-то. Но мы помним, и мы благодарны ему за то, что его музей – есть. Ну, вот, и повод есть вспомнить.
В конце 2018-го, а может – в начале 2019-го я как раз оказался в его музее. Показывал его кому-то из приятелей, как собственное открытие: почему-то мало кто знает, что есть в Москве такое место. Там шла выставка – иконы из коллекции серпуховской купчихи Анны Мараевой. Честно говоря, ничего особенного я не ждал. Тем приятнее было ошибиться. Выставка оказалась первоклассной. Под сотню досок, практически все – высочайшего качества, совсем старые вещи и даже безусловные шедевры.
До того в Серпухове был я раз проездом (что-то унылое, советское, обшарпанные пятиэтажки, типичное промышленное Подмосковье; таким показался мне город). Где-то на периферии сознания болталось словосочетание «Серпуховской Кремль». Ну, а про Анну Мараеву я и вовсе прежде не слышал.
Теперь вот кое-что знаю. И про город, и про купчиху. Попробую рассказать.
Князья
Про город, пожалуй, проще – все-таки, его многие видели. Город как город. На выходе с вокзала приезжего встречают бронзовые князья на вздыбленных конях. Это Дмитрий Донской и Владимир Храбрый. Владимир – двоюродный брат Дмитрия, местный удельный князь. На поле Куликовом командовал вместе с воеводой Дмитрием Боброком-Волынским засадным полком. В «Сказании о мамаевом побоище» он суетится и нервничает, глядя, как войска татар сминают московские рати. Князь рвался в бой, опытный воевода его удерживал, пока не пришел подходящий момент:
«И вот наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам, и воскликнул Волынец голосом громким: “Княже Владимир, наше время настало и час удобный пришел!” И прибавил: “Братья мои, друзья, смелее: сила святого духа помогает нам!”
Соратники же, друзья выскочили из дубравы зеленой, словно соколы испытанные сорвались с золотых колодок, бросились на бескрайние стада откормленные, на ту великую силу татарскую; а стяги их направлены твердым воеводою Дмитрием Волынцем; и были они, словно Давидовы отроки, у которых сердца будто львиные, точно лютые волки на овечьи стада напали и стали поганых татар сечь немилосердно.
Поганые же половцы увидели свою погибель, закричали на своем языке, говоря: “Увы нам, Русь снова перехитрила: младшие с нами бились, а лучшие все сохранились!” И повернули поганые, и показали спины, и побежали. Сыны же русские, силою святого духа и помощью святых мучеников Бориса и Глеба, разгоняя, посекали их, точно лес вырубали – будто трава под косой ложится за русскими сынами под конские копыта. Поганые же на бегу кричали, говоря: “Увы нам, чтимый нами царь Мамай! Вознесся ты высоко – и в ад сошел ты!” И многие раненые наши, и те помогали, посекая поганых без милости: один русский сто поганых гонит.
Безбожный же царь Мамай, увидев свою погибель, стал призывать богов своих: Перуна и Салавата, Ираклия и Хорса и великого своего пособника Магомета. И не было ему помощи от них, ибо сила святого духа, точно огонь, пожигает их».
Это одна из самых красивых древнерусских книг, мы о ней как-нибудь поговорим. И не смущайтесь ни тем, что татар наш книжник называет половцами, а Мамай молится Перуну. Толерантности предкам не хватало, чтобы разбираться в сортах кочевников, а язычник (русские считали мусульман язычниками) и должен молиться языческим богам.
Но то все дела совсем давние. Серпухов, кстати, основан был лет за сорок или пятьдесят до Куликовской битвы. Касательно точной даты историки спорят. Князья так и вовсе появились перед вокзалом прошлой осенью.
Город
Серпухов безусловно достоин визита. Тут два монастыря со старыми храмами – Высоцкий мужской и Введенский владычный – женский. Сейчас, правда, все там почти закрыто – ковид. Но, во-первых, когда-нибудь откроется ведь, а во-вторых, полюбоваться церквями снаружи все еще можно. В Высоцком, кроме того, имеются стада кур и цесарок, а также – странное строение, тяжеловесный каменный шатер. Это храм Всех святых работы знаменитого в свое время архитектора Романа Клейна. Усыпальница местных купцов Коншиных.
По городу разбросано еще несколько церквей, стоящих внимания. В самые красивые – не зайти, все закрыто. К некоторым – даже и не подойти. Довольно много сохранилось старых домов – начала ХХ века, XIX века и даже XVIII. Иные – в сносном состоянии, иные – в удручающем, иные – в руинах.
В изобилии – уныние советской массовой архитектуры. Как минимум, один приличный ресторан. Внутри в основном московские дачники (это если летом или ранней осенью путешествовать). Для местных дороговато. Цены тоже московские, как дачники.
Из неочевидных достопримечательностей – небольшой вокзал на станции «Ока», чуть в стороне уже от города, но рядом. На берегу Оки, как несложно догадаться. Начало ХХ века, модерн. Прежде путешественники пересаживались здесь с поездов на пароходы. Теперь пристани нет, и в вокзал не зайдешь – там базируется военизированная охрана железнодорожного моста. Но можно полюбоваться издалека.
Да, и музей, конечно.
Купчиха
Но пора, наверное, и про Анну Васильевну Мараеву (урожденную Волкову) кое-что сказать. Родилась в 1845-м, в Калужской губернии, в крестьянской семье. Родители – старообрядцы-беспоповцы, это важная деталь. В 1869-м вышла замуж за Мефодия Мараева, единственного сына серпуховского купца первой гильдии Василия Мараева. Василий – самородок, тоже из калужан, перебрался в Серпухов, устроился на фабрику, сумел сколотить состояние, купил два завода. Может показаться, что для сына этого селфмейдмена брак с крестьянской дочерью – мезальянс, но и Мараевы – старообрядцы, выбор здесь определяет вера.
Старший Мараев умер в 1881-м, младший – следом за отцом, в 1882-м. И управлять семейными заводами взялась Анна. Параллельно пришлось судиться – родственники мужа решили оспорить ее права на наследство (ткацкие фабрики, земли, дома в Москве). Мараевы – напомню – беспоповцы, то есть в официальной церкви не венчались, за это и уцепился двоюродный брат Мефодия. Процесс длился 11 лет, Анна его выиграла.
Дела шли с переменным успехом. Кое-что пришлось перед Первой мировой войной закрыть, кое-что продать. Но кое-что она все-таки успела. Естественно, значительная часть доходов тратилась на поддержку местной старообрядческой общины. В 1906 году на средства Мараевой был построен старообрядческий Покровский храм (красный кирпич, неорусский стиль, архитектор – Михаил Питорович). Церковь рядом с музеем, и мы туда еще заглянем. Если повезет.
При церкви была богадельня, а во время Мировой войны – еще и госпиталь на сто мест, который содержала Анна Мараева, разумеется. Сестрами милосердия там были ее дочери и внучки.
Не знаю, хорошо ли жилось рабочим на ее фабриках. Вопреки модным теперь сусальным картинкам, империя не была местом, где простой человек особенно как-то процветал, – иначе бы не рухнула. Купцы тех времен умели выжимать деньгу и пот из рабочего люда.
Но есть и такая деталь: все имущество семьи Мараевых было национализировано в 1918-м. А умерла Анна Васильевна в 1928-м. Похоронили ее на старообрядческом Преображенском кладбище в Москве (там у Мараевых фамильный склеп, он и сейчас сохранился). И весь город вышел ее провожать в последнюю дорогу. Гроб до поезда несли на руках бывшие рабочие ее фабрик. Хотя их хозяйкой она перестала быть за десять лет до того. Видно, новая жизнь оказалась погорше старой, и старую вспоминали не без печали.
Коллекция
А еще она всю жизнь собирала дониконовского письма иконы и старые книги. И, похоже, понимала толк: коллекция, как уже где-то сказано, великолепная. Самые старые вещи – XV века. XVII век – в изобилии. Среди книг – «Пустозерский сборник», написанный рукой самого огненного протопопа Аввакума. Печатают сейчас этот памятник как раз по списку, принадлежавшему Анне Мараевой.
Правда, в искусстве Запада наша купчиха разбиралась куда хуже. Выиграв дело о наследстве, она купила коллекцию картин у поиздержавшегося чиновника Юрия Мерлина. Полотна старые, но сплошь – второсортные. Впрочем, говорят, она это сделала, чтобы вложить средства. Искусство ведь не дешевеет, даже если речь не о шедеврах.
В конце XIX века архитектор Клейн (тот самый, который возвел тяжеловесную шатровую церковь в Высоцком монастыре) построил для Мараевой большой новый дом. Этакий торт с каменными цитатами из классицистической эпохи, провинциальный шик. Там теперь и находится музей, в котором, как выше сказано, целый этаж занимает собрание Мерлина.
А вот иконам повезло меньше – в главном здании музея для них места почему-то не нашлось. Они хранятся отдельно, в построенном на деньги Мараевой Покровском храме. Храм работает не всегда, на экскурсию надо еще попасть, и если приедете, не подготовившись и не высчитав время, можете и не увидеть то, что составляет настоящую ценность Серпуховского музея.
Там вообще не без странностей – в фондах музея, например, есть несколько картин гениальной Натальи Гончаровой. Но их выставляют не всегда. Места не хватает. Ремесленнические поделки из собрания Мерлина почему-то важнее, так здесь, видимо, считают. Все ж-таки заграница, Запад!
И это все, скажу я вам, грустно.
Память
В Гражданскую в доме Мараевой была ставка командования Красной армии. В одной из комнат несколько месяцев прожил Иосиф Сталин. До 1958-го обстановку комнаты берегли, как святыню, а в 1958-м уничтожили. Зато теперь в музее есть небольшой зал, посвященный памяти Анны Мараевой. Довольно толковый рассказ о том, как жили семьи купцов-старообрядцев. Личные вещи, одежда, портреты.
И это, я скажу вам, хорошо и правильно.
А еще в Серпухове собираются поставить ей памятник. Макеты тоже выставляются в музее и, пожалуй, глаз не радуют, но и это, наверное, лучше, чем ничего.
(Текст был написан давно. Сейчас перед музеем стоит памятник Анне Мараевой. И хорошо, что он есть.)