Сережа

Стоит начать с того, что его первая попытка попасть на войну случилась задолго до СВО — поссорившись с некой рыжей красавицей Сережа поехал на Донбасс еще в 2020 году. Да не был пропущен на границе по причине:«да нахер тебе это надо? Вали отсюда!». Вернувшись в Магнитогорск, он вышел с плакатом «требую опустить Навального» во время протестов за Навального, попал на Нехту, в местную мусарню, был отчислен из университета и замечен партийным руководством — молодого пассионария «эвакуировали» в Москву. 

Так Сережа Демидов не стал учителем истории, но стал ее творцом — а началось все с несчастной любви.

Отлично помню нашу первую встречу: парт-хата в Москве, выше меня на голову он был одет как скинхед из нулевых, но рассказывал угарные истории настоящего панка и, конечно, свои кринжовые анекдоты про трупы, педофилию и говно. Я тогда позавидовал его обезбашенности и полной отрешенности от суетного нашего мира и подумал, как замечательно, что Партия дает таким парням путевку в жизнь. (Сережа бы сказал, что не в жизнь, а в красивую смерть, и что в общем-то, это одно и то же.) Потом, узнав его ближе, я понял, что на самом деле за черным юмором и грязным цинизмом скрывался сентиментальный и искренний парень. И я хочу, чтобы эти его черты также остались в нашей памяти. 

Он по-юношески умел любить, по-лимоновски пиздастрадать. Он был классическим типом русского интеллигента: бесстрашный бунтарь, солдат, но до боли сострадательный и чувственный. 

Мне было охуительно голодать с ним в Екатеринбургском спецприемнике (мы объявляли голодовку, чтобы нас оттуда отпустили после организованных митингов и акций), ведь я был в нем уверен: такой не предаст и не подведет. 

Мы сидели в соседних камерах, месяц общаясь перестукиваниями. Но в те веселые и беззаботные дни его больше волновала судьба книги («Другая Россия»), которая была подарена ему очередной возлюбленной — перед задержанием на собрании я выдал ее почитать местному школьнику-сочувствующему. Сережа отдал символ памяти о ней (не пустые слова для него) скрипя сердцем, но всё же дал. В итоге мне пришлось заботиться, чтобы к нашему выходу книга вернулась. Он был очень благодарен мне за это. 

 В Екатеринбурге же он признался мне как счастлив и рад, что из рядового партийца он стал тем, кого отправляют в ответственные командировки. Исполнительный партиец, он отчаянно стремился к подвигу и был готов подписаться на любую авантюру. После он доказал это не раз. 

В Москве Сережа помогал мне с заработком — брал меня на шабашки по тасканию гробов. Признаться, у морга, в катафалке и на чужих похоронах анекдоты Сережи звучали смешнее и аутентичнее всего.  

После начала СВО мы встретились уже в Донецке, чтобы направиться в бар «Ганджубас» в поисках «герлы» — так он называл этих тайных существ, занимавших немалую часть его мыслей. Но Сережины зачитывания анекдотичных прокламаций про украинскую писечку не дали результата, все девки поразбежались, и мы, пьяные, грустные, разочарованные, стали звонить проституткам. Приехав на адрес, нас ждал очередной облом: женщина в трубке оказалась вовсе не донецкой, а, похоже, львовской (только там мы обратили внимание на номер), и просила скинуть предоплату перед тем как она к нам «выйдет». Мы кричали ей в трубку, что она ебанная блядь и шлюха (да ладно?), и мы ее все равно когда-нибудь найдем и выебем.

Спустя день или два, уже на позициях под Угледаром, мы несли сурикатные дежурства, мешая хохляцким дронам летать, я брал у него интервью и, естественно, слушал его анекдоты — куда без них? Позже он стал вести свой канал, сочиняя талантливые и угарные пасты про войну. Сережа представитель выросшего на дваче поколения — отсюда его грязный стиль без намека на какую-либо этику. Словив популярность и оказавшись перед широкой аудиторией, он не стал под нее подстраиваться, продолжая писать как пишется и даже фотографируясь с вражескими трупами — Сережа был вечный битард.

Земфира погибла в день его рождения. Сережа в тот день совсем не шутил и не сдерживал слез. Сережа напился и рыдал, заедая портвейн тортиком. Он многим в тот вечер признавался в любви и уважении, как будто прощаясь. Например, обняв Настюху, он признался ей, что помнит как она вкусно готовила нам в Екатеринбурге. Вспоминая Земфиру, он благодарил ее за то, что та успела снять с ним интервью — она ему вообще очень нравилась. После он бегал за прибившейся к нам собачке и намеревался ее поцеловать.  

В последний раз мы должны были встретиться под Кременной. Видимо неподалеку от места, где он погиб. Позиции Сурикатов мы нашли случайно: нужно было предупредить неких рэбовцев перед запуском дрона. Сурикаты менялись раз в сутки, и на следующий день на месте ожидался Сережа. Но в больнице скончался Берег (его капитан и командир), и Серж не приехал. Он и Миша Боровских были с Берегом с самого начала этого проекта, и проявили себя как настоящие солдаты. Хотя бывало, что Сережа жаловался на недостаточный «экстрим», ведь он отчаянно продолжал искать свой подвиг.

Он его нашел. Погибнуть на войне молодым, красивым и задорным — в этом есть его личная победа. Я запомню его не только как героя, но как умеющего тонко чувствовать человека, что попросил в завещании «сжечь на хуй» волосы некой «герлы», которые он (неизвестно сколько) бережно хранил в баночке.   

Да, смерть! Ты умер в день рождения своего любимого исполнителя — так будем слушать Молот Родины, смеяться и пить водку за тебя, Сережа. Творить авантюры, как только ты их творил.

Кирилл Имашев