Семантические соображения

НАУКА и ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ (конспект)

Мы говорим много и размыто о ‘структуре’ языка, но пока что мы, и другие, проделали очень мало работы в этой области. В настоящей работе, мы не только пытаемся разобраться с этой проблемой настолько эффективно, насколько можем, теоретически, но мы также применяем язык новой не-эл, функциональной структуры, и результаты, независимо от их ценности, на деле становятся результатами такой процедуры.

Совсем недавно мы даже не знали, что такие проблемы существуют. Одни только фантазии о таких проблемах никак не помогали, потому что, прежде чем мы можем сравнить структуры двух разных сущностей, нам сначала придётся предъявить эти сущности. Тогда и только тогда мы можем сравнивать и оценивать их. Прежде чем мы могли бы сравнить A, E и N системы с не-A, не-E и не-N системами, последние пришлось бы создать, независимо от их ранних несовершенств.

Нечто подобное мы можем сказать о языках. Чтобы мы могли говорить о них во множественном числе и сравнивать их, нам потребуется более одного для сравнения. В математике мы узнали об этой проблеме благодаря геометрии. Например, когда нам приходится работать с разными системами отсчёта или системами ко-ординат, мы обнаружим, что они представляют два разных языка, и что из них мы можем вывести чисто вербальные высказывания, которые никак не относятся к предмету нашего анализа (внешние характеристики). Мы также обнаруживаем, что некоторые характеристики могут появляться в одной форме представления и не появляться так же легко в другой. Например, мы знаем, что каждая линия, кроме оси X через точку 0, в которой парабола пересекается со своей осью X, пересекает кривую второй раз. Этот факт, который нам стоит знать, чётко проявляется в форме представления полярной системы ко-ординат, но не проявляется в прямоугольной форме уравнений, хотя если мы узнаем характеристику кривой, мы можем осуществить перевод в другие языки ко-ординат. В случаях подобных этому, язык новой структуры обладает своего рода творческим характером в том, что он упрощает некоторые структурные открытия.

Однако методы ко-ординат оказались не совсем удовлетворительными. Они слишком легко наплодили слишком много посторонних внешних характеристик, относящихся к языку, а не к предмету. Математики решили отойти от этих метафизических ‘неприсущих’ отсылок, сослав эту сущность на саму себя, чтобы она стала боле экспериментальной. Они разработали внутреннюю теорию поверхностей — векторный язык которым они ссылают сущность на саму себя, её кривизну, длину и направление. Наконец, с помощью дополнения к векторному языку, которое называется тензорным исчислением, они добились ещё большей независимости. Разработав три языка, на которых мы говорим об одной проблеме, мы теперь можем начать решать задачу сравнения этих языков, в связи с чем, сразу же возникают важнейшие структурные и методологические проблемы.

Новую квантовую механику тоже стоит считать исторической языковой структурной инновацией, не только в физике, но и в методологии. На данный момент мы имеем три или, пожалуй, больше квантовых механик, с помощью которых можем говорить о об одном предмете, но на совершенно разных языках. Я говорю ‘три или больше’, потому что с методологической точки зрения, на данный момент не получается легко утверждать точно, потому что эти слишком новые проблемы пока не достаточно проанализировали. Схожие замечания мы можем привести в отношении систем. Прежде чем мы можем сравнивать две системы, нам придётся создать вторую.

В нашем кратком вербальном анализе ‘пространства’, ‘времени’ и ‘материи’ мы увидели, что все три представляют термины, или языковые средства — не объекты. Мы также увидели, что эти устаревшие формы представления обладают очень неудовлетворительными структурными подоплёками. Этими терминами мы допускаем вербальный элементализм, который структурно отсутствует в природе и посредством процесса овеществления ведёт ко всякого рода вымышленной пагубной метафизике. Благодаря Эйнштейну и Минковскому мы теперь пользуемся отличным термином ‘событие’ в научной литературе. Я считаю этот термин настолько исторически семантически важным, что, на мой взгляд, его следует плотно ввести в повседневное употребление, начиная с начальных школ. Преподаватели не выполняют свои обязанности добросовестно или разумно, если пренебрегают такими структурными, языковыми и семантическими вопросами, которые, как мы видели, выступают центральной проблемой всего возможного образования.

Подобным образом мы уже видели, что кусок природы, который мы называем ‘карандаш’ не есть ни ‘материя’, ни ‘пространство’, ни ‘время’; термины остаются лишь терминами. Вы считаете такой эл язык структурно подходящим для разговора о мире вокруг нас? Мне кажется бесполезным отрицать, что такой язык сильно устарел и более не удовлетворяет потребности. В этом языке допускается структурно искусственный элементализм вербального характера, несмотря на то, что даже по самому элементарному соображению структурно он идёт против фактов; в частности, в том, что ‘материю’, ‘пространство’ и ‘время’ никак не удастся экспериментально разделить. Этот старый, вредный элемнтализм нам помогают целенаправленно устранить такие термины как ‘событие’.

Во всём, с чем нам приходится иметь дело во внешнем мире, нераздельно фигурируют ‘материя’, ‘пространство’ и время. Говоря старым языком, что-то не может происходить где-то в ‘никакое время’, как не может происходить и что-то в какое-то ‘время’, ‘нигде’, или ‘ничто’ ‘где-то’ в какое-то ‘время’. Всё, что происходит, обязательно структурно представляется как что-то, где-то, в какое-то ‘время’. Если бы структура мира характеризовалась так, что ‘ничего’ происходило бы ‘нигде’ в ‘никакое время’, то мы бы ни о чём не могли разговаривать, и всё, что мы могли бы сказать, относилось бы к нашим выдумкам. Четырёхмерный язык, которым мы описываем то, что происходит структурно ближе к тому, как мы это испытываем, служит именно языком ‘событий’. Стоит помнить, что в повседневной жизни мы живём по четырёхмерным событие-условиям. Под этим мы имеем в виду, что события, которые нас интересуют, представляют собой что-то, где-то, в какое-то ‘время’. Если мы хотим познакомить двух своих друзей, мы приглашаем их к себе домой и назначаем встречу в трёх измерениях в ‘пространстве’ (влево или вправо, вперёд или назад, вверх или вниз) и в данный час. Так мы видим, что мы живём свои повседневные жизни в четырёхмерной пространственно-временной совокупности, и мы начинаем ценить то, что наука сравнялась с такими фундаментальными структурными ‘реальностями’. Стоит заметить, что в новом четырёхмерном пространственно-временном языке мы не пользуемся, или нам не стоит пользоваться, термином ‘материя’ так, как мы им пользовались старым способом. В новом языке, кусочки материалов, с которыми мы имеем дело, связываются аналитически с ‘искривлением’ пространственно-временной совокупности.

Читателю следует осознать, что структурно новый язык сходится со структурой нашего опыта и включает основательные методологические, и следовательно, психо-логические, семантические факторы. Он несёт совершенно иные семантические ценности [значения], и возможно, по этой причине, представляет собой необратимый прогресс, как бы мы не меняли подробности.

Последователи Ньютона, большей частью, упускают тот факт, что все теории, включая их собственные, представляют собой семантический продукт функционирования нервной системы, и поэтому включают некоторую ‘логику’ и ‘психологию’. В новых теориях, всегда появляется своего рода физическая субъективность, которую стоит учитывать. Мы знаем, что, например, когда мы вертикально погружаем часть прямой палки в воду, она выглядит погнутой, хотя на деле она остаётся прямой. Фотоаппарат тоже фиксирует это подобным образом. Так мы видим, что помимо психо-логической субъективности, существует более важная физическая субъективность, о которой мы говорим в контексте применения инструментов. Главные трудности в современной науке заключаются в исключении этой физической субъективности, особенно, когда мы работаем с настолько малыми сущностями, что их обходят световые волны. В случае, например, гипотетического гамма-лучевого микроскопа, лучи образуют то, что называется эффектом Комптона ([Артур] Комптон обнаружил, в 1923 году, что образование вторичного непрерывного рентгеновского излучения первичным осуществляется увеличением длинны волны.), и результаты эксперимента подвергнуться изменениям из-за инструмента и процедуры.

Нам не стоит удивляться, что старые системы ‘движения’ и ‘эмоции’ в науке (Ньютон) и ‘философии’ ([Анри] Бергсон) появляются из догадок на старом A эл языке и посредством внедрения вымышленных и ошибочных предположений о ‘бесконечности’ и прочих выдумок. Осознание этого отмечает новую семантическую эпоху в наших жизнях. Благодаря этим двум людям, которые умело резюмировали эти старые тенденции, мы получили возможность преодолеть их. Мы вернёмся к этой теме, когда проанализируем четырёхмерный ‘мир’ Минковского, а затем кратко резюмируем то, что мы знаем о ‘пространстве’, ‘времени’ и ‘материи’ (см. Части IX и X).