Секта "Мертвое дыхание"

https://mrakopedia.net/wiki/Секта_"Мертвое_дыхание"

Сразу попрошу не относиться к моей истории как к исповеди. За неё могла сойти длинная и слезливая часть моего пребывания в Косачовке, поэтому её и удалил. Косачовка – это село в Черниговской области, где был реабилитационный центр. Писать о случившемся, начал скорее под давлением своей разрушенной психики, которая в последние полгода словно вошла в финальную часть своего разрушения. Не для того, чтоб потом перечитывать это, и убеждаться вновь и вновь – всё это было по-настоящему. Да чего там, положа руку на сердце, мне кажется финал мой будет печальный, уж слишком много всего одномоментно пошло по пи*де. Опять же, можется показаться что мои наблюдения вроде как часть собственного расследования, которое если честно, тут так и просится, но это тоже не так. Меня вряд ли заставят сопереживать судьбы других людей, кто возможно столкнулся с этим, я просто хочу жить нормально, как раньше. По-хорошему нужно было бы удалить и эту часть, и начать сразу с истории, но тогда бы это противоречило принципу одного психологического упражнения, которому нас «подвергали» еще в Косачовке, на реабилитации.

В Косачовке, тем кто проходил реабилитацию, регулярно давали разного рода «упражнения». В большой степени это было банальное издевательство. Перебирать вручную пару смешанных ведер гречки, риса и пшена. Делать отдельные кучки, после чего Коза (надзиратель реабилитационного центра), приходил и ссыпал всё это обратно в кучу. Заставляли копать ямы, а потом их закапывать – просто так, без смысла. Зимой ловить снег простынями, летом рвать траву пальцами, каждую травинку отдельно. Были те, кого заставляли подметать территорию ползая на четвереньках и дуя на пыль. Этих издевательств было так много, и они были настолько в порядке вещей, что большинство уже стерлось из моей памяти. Но были и другие моменты, их можно назвать полезными упражнениями, одно из которых, сейчас наблюдаете вы.

Это очень базовый психологический прием – написать то, что очень сильно вас тревожит в максимально развернутой форме. Расписать проблему, выложить абсолютно всё, перечитать это, а затем удалить. На следующий день сделать тоже самое, выплеснуть все эмоции, весь гнев, всё что было подавленно, перечитать это и удалить. И так повторять это до тех пор, пока ты вроде как не примешь то, что случилось. Не проработаешь эту ситуацию, пока не научишься с этим жить. И я пытался, правда пытался, да только похоже это работает только с очень поверхностными проблемами, а у меня нечто большее, то, что понять увы мне не дано. То, что в итоге возьмет вверх и продолжит существовать и дальше, а вот меня уже скорее всего не будет. Всю жизнь мне было плевать, я никогда не боялся смерти, не боялся пока реально не столкнулся с её возможностью. Меня просто обдало сквозняком потустороннего, и это далеко не то, что было у меня в голове на протяжении всей жизни, это нечто другое, и оно по-настоящему жуткое. Самое печальное что и бежать то некуда, вообще, возможно из-за всего вышесказанного я и хочу в последний раз написав свою историю не удалить её после завершения. Хочу что-то оставить после себя, пусть это и будет никому не нужная история в неоднородном цифровом потоке информации. Поэтому, лишний раз перестрахуюсь и попробую спамить её везде, где только можно, на тот случай, если на меня вдруг опять снизойдет желание всё удалить.

Всё началось в 2009 году, когда меня двадцати трехлетнюю, пятидесяти пятикилограммовую «наркотичку», родители сплавили под белые ручки крепышей из Косачовки. Этому предшествовало так много всего что трудно и вспомнить, лишь за 2008 год, я успел перешвырять пол города на бабки, и передвигался по району чигирями да полуденными тенями. Дома, только за начало 2009 года вынес пол квартиры - ордена деда, фамильное золото, пылесос, утюг, свой старый комп и кучу таких вещей, которые даже помойка не всегда в силах принять, не говоря уже о их продаже. Список моего падения куда больше, чем может выдержать текст. Однажды пока родители уехали на Азовское море, мы с другом вырвали внутренности кухонной газовой колонки, а потом собрали ее обратно, только без меди, чтоб она выглядела «как было». Наскребли смешные пятьдесят гривен, за медь, которую сдали. Мои родители, итак, выдержали куда больше, чем требовалось, и вскоре обратились в Косачовку.

Так меня и забрали, без стука и «здрасте», прям в трусах, с кровати. Далее бус воняющий собаками и мокрой бумагой, что-то на азбуке Морзе из ухабов и ям, очень долгий путь, вечный. А потом всё и началось. Тут, к слову, не один раз и была та часть, слезливая, полная жалости к себе, та, что мной в итоге удалена окончательно. Там враги повержены, а плохие ситуации решены грамотно, в жизни же всё было иначе. Но оно было, прошло и этого не вернуть, кажется, у меня наконец получилось отпустить это. Ох… сколько раз это уже было написанно…Теперь перехожу к той самой истории, что заставила меня писать всё это.

Когда после нескольких месяцев одуревшей реабилитации в порыве своего инфантильного максимализма, я с еще парой человек сделал то, от чего нам дали белые футболки. Их тогда носили только те, кто совершил одно действо, что для меня звучит как пережёвывание битого стекла. Куском стекла, которым и совершилось то, за что нам по итогу дали белые футболки. Тогда, после нашего «перформанса» меня и еще пару человек перекинули на больницу. Заперли в палате «спидозников», так как в обычном корпусе пара «тяжелых» была введена в искусственную кому. Там нас перевязали и приковали к койкам, так совпало что моя кровать была рядом с больничной койкой типа, у которого дай Бог памяти, была одна или две клетки. Опять же, могу ошибаться, те дни были слишком сумбурные. И вот этот парень, Кирюха, доживал свои последние дни, буквально. Весь в язвах, кожа даже не восковая, а сброшенная рептильная чешуя. Сам парень лежал возле окна, голос и вовсе словно проводка на стене коротит. Такое не то зудение, не то звук за стеной - иными словами вещал Кирюха будто шум с того света. Там слово от хруста накрахмаленной подушки проскользнет, там матрац скрипучий фразу вставит, а за всем этим его голос – треск проводки, зуд лампы на потолке. Знаю, что похоже на помутнение, но так я это запомнил. Конечно, он говорил обычным голосом, но именно эти детали очень красочно врезались в мою память.

Говорил он о том, что вообще здесь происходит, на реабилитации, в Косачовке. Спрашивал не замечали ли я странностей, и как долго здесь нахожусь. Мои невнятные потуги отвечать не меняли вектор его мысли, и он продолжал. О том, как столкнулся с тем, что его уже почти вылечившегося от зависимости, вернуло в привычную колею поиска «дел» и «варок». Рассказал про «Церковь: Дыхание Христа». Тут будет небольшое отступление – нужно понимать мой скепсис в то время. Почему всё что он мне сказал, никак меня не зацепило. Всё сказанное им тогда, и описанное мною здесь — это со слов одного спидозного умирающего нарика. Больше с подобной информацией и формулировками мне сталкиваться не доводилось. Теперь с его слов:

Вокруг Христа всегда крутились самые разные сомнительные люди. От обычных фанатиков, до совсем обезумивших культистов, которые верили в его другую миссию и роль в мироздании. В то время у их культа даже не было имени. Службы их, как и молитвы строились на дыхании. Культ рос, силами римлян истреблялся, то уходил на восток, то возвращался. И по мере гонений, верования в культе ощетинивались, порой и вовсе извращались, а с появлением фигуры Христа, как и подобает всем культам и сектам, стали считать его исключительно своим пророком. Говорили они что вместе с Иосифом, который снял тело Христа, был еще один человек. То чье имя с годами стерлось, но не деяние его. Тот, кто выпил дыхание Христа, вдохнул его последний вздох. Отсюда и берет свое начало «Церковь: Дыхание Христа».

Вера их была в то, что последний вдох Христа, передается без перерыва, две тысячи лет. Что вокруг человека «сосуда» непрерывно ходит группа людей, и постоянно наблюдает за ним. Контролирует каждый его шаг. Стоит «сосуду» умереть, как следующий кандидат вдыхает последний выдох того «сосуда», и сам становится им. Верят в то, что, когда придет судный день, они предстанут перед господом, попросят прощение что не смогли уберечь сына его, но сохранили дыхание его, последний вздох. И простит их господь, и примет в сады свои.

Последние предложения своего рассказа Кирюха и вовсе читал подобно заученной молитве, будто он знал это не как рассказ извне, а пережил на своем опыте. Повторюсь - всё вышесказанное со слов человека, которого мне довелось знать меньше часа. Сам я в эту шизу верил не особо, и запомнил это только из-за того, что день был предельно эмоциональный, жесткий. Кирюха продолжал говорить и дальше, даже после того, как мои последние мысли окончательно утонули в мутных и вязких водах жалости к себе, за которыми начался грубый и бытовой сон, словно мое же сознание имело меня на сухую. Предлагая один и тот же сюжет, в котором предельное разные люди гуляли у нас больничной палате. Ритм их шагов напоминал танец, что завершался прилеганием к губам больных. Лишь когда кто-то наклонился надо мной, мне стало ясно, что они вовсе не прилегают к моим губам, а как бы высасывают воздух из рта, держась при этом в паре сантиметров от лица. Их непонятное шествие-танец по ощущением длилось до рассвета. Вместе с лучами солнца в моем теле появилось давно забытое чувство, будто мир стал прежним, таким, каким был до зависимости. Койка Кирюхи была пуста, как и еще пары человек кто лежал здесь до этого с вичюхой.

То был далекий 2009-тый, год с которого началась моя трезвость. Тут можно было и закончить – история, в которой ничего не произошло, но тут моя история только начинается. Наверное, моя жизнь даже успела побыть нормальной, в 2017 году почти женился, тогда же купил хату. Жил вполне хорошо, работал в офисе - установка пластиковых окон. А потом был 2019 год, мне стукнуло тридцать три. Именно эту цифру мне хочется считать виновной во всём. Не десять лет трезвости и плату за неё, не какие-то сглазы, проклятия и прочее, нет. Да блин, это даже произошло на следующий день после моего тридцати трехлетия.

Был самый обычный день для мая, в воздухе прям витало тепло. Такой теплый майский вечер, хорошее настроение в преддверии выходных. Шел через дворы, как и всегда, срезал путь, до дома идти пару минут. И слышу, как из дома справа, прям из подъезда зовет меня кто-то, по имени. «Свяяяят». Зовут меня Святослав если что. «Свяяяят». Вроде и шепот, но из-за подъездного эха звучит очень громко. Снова «Сввввяяяяяяттт». Почему-то остановился, обычно никогда на улице на свист либо свое имя не останавливался, и уже тем более не поворачивался, а тут замер. «Свяяяяятттт», «Свяяяяятт», «Свяяяяяяяяттттттт». Уже более грубо, громко что ли. Смотрю, а на дверной ручке подъезда белое полотенце висит. В моем регионе их обычно вешают тогда, когда кто-то умирает. И как-то в секунду всё стало жутко, прям реально пробрало, хоть до этого, всегда был сторонником того, что жизнь куда страшнее всякого потустороннего. Тут же всё было иначе, и так забоялся, что решил на зло себе пойти в этот подъезд, чтоб раз и на всегда убить этот страх, встретиться с ним лицом к лицу.

Зашел в подъезд, слышу, а голос с верхних этажей звучит. Всё тот же шепот «Свяяяяттт», «Свяяяяятттт». Стал подниматься по ступенькам, иду, а шепот всё зовет. Так дошел до двери, на третьем этаже. Стою и уже за ней шепот продолжается, всё зовет меня. Думал позвонить в звонок, а дверь сквозняком подъездным движимая чуть приоткрылась. Небольшая щель, за которой слышно движение, ходьбу и шуршание, а за всеми этими звуками всё то же «Свяяяттт». Так и зашел, как последнее быдло, просто потянул ручку и влетел в квартиру. Залетел туда, а там людей куча, все в черном и гроб в центре зала. В воздухе тоска и горе, траур в разгаре. В гробу женщина лежит, на лбу какая-то повязка. Люди что были вокруг, по очереди наклонялись над гробом, сначала думал в лоб целуют, а когда присмотрелся, чуть не вылетел из квартиры. Они вовсе не прощались с покойной, а вроде как втягивали губами воздух возле её рта. И тогда я увидел, что в квартире были совершенно разные люди, очень явно выделялись родственники, которые словно загипнотизированные смотрели в пол, и не менее сильно выделялись те, кто здесь были явно чужие. Это тоже были люди, только эмоции что выражали их лица были другие. Азарт, нескрываемая радость, легкая оголтелость в глазах, будто дай им только волю… Эти «залетные» люди, по очереди наклонялись над гробом, и пили дыхание мертвой женщины, пока мои попытки понять, что происходит пробуксовывали. Затем один из них заметил меня, и вместо какой-либо реакции, просто пошел к гробу, подчиняясь своей очереди. Всё эти непонятные люди, эти зависшие родственники с пустыми глазами, вообще это «действо» так напугало меня, что желание вмешиваться отпало. Хотелось просто попасть домой.

Путь домой, вечер и быть может последующую неделю, особо вспомнить не могу. А вот пиз**ц что начал творится далее, помню отчетливо. Начиналось всё с недопониманий. Мне казалось, что моя девушка дышит на зеркало в ванной и оставляет для меня послания. Думал, что забыл купить очередной хлеб, майонез и т.д. Эти надписи мною регулярно начали обнаруживаться в самых разных местах. Сначала, как и говорил в ванной, затем на стекле кухонного окна увидел одну, когда утром ориентировался по людям за окном, как одеваться на работу. И все надписи неразборчивые, иногда просто каракули, порой слова, но хер прочтешь. Вроде слово хлеб, и вот прям хлеб-хлеб, а секунду взгляд подержишь на надписи, а там х*й. Спрашивал у своей в чем тайный умысел этих посланий, а она только плечами вела. Длилось это долговасто, постоянные недопонимания. Потом стала злиться, ну, а дальше самое страшное для таких как я, удар ниже пояса – спросила «не под чем-то ли я?». Для тех, кто долгие годы в завязке, это нож в душу. Там уже и я не выдержал. За пару недель отношения, которые строились годами превратились в пыль. А мой персональный ад только начинал греться.

Когда она уехала, всякие новые обнаруженные надписи, мною резонно списывались на незамеченные ранее. Другие намеренно не замечались, а вскоре обманывать себя стало слишком сложно, и мне пришлось признать, что эти следы от дыхания на стекле и надписи, новые. Ключи от хаты уже были только у меня. Пугать меня начало это тогда, когда места появлений этих следов от дыхания стали слишком странные. На стекле, за окном, на четвертом этаже, практически ровное пятно от дыхания. Затем одно такое было с обратной стороны серванта в зале, снова на стекле. Запотевали стаканы в кухне, крышки кастрюль, и камеры для овощей в холодильнике. Везде так, словно кто-то дышал в них, и везде с обратной стороны.

С такой вот шизой я и жил какое-то время. Как умственно отсталый всматривался в горлышко пустой пивной бутылки, опасаясь увидеть там след от дыхания внутри. Долго глядел на свое карикатурное отражение в столовой ложке, прежде чем запустить её в суп. Боялся, что она за секунду, упущенную из вида, покроется этим мерзким потусторонним конденсатом. Конечно, у меня были серьёзные вопросы к происходящему, вы не подумайте, я не еб**тый. Меня всё это очень сильно напрягало, но единожды сев и хорошенько подумав, я прикинул, а какие у меня перспективы. В том плане, кто мне вообще поверит? Вот бывший нарк, который рассказывает про какие-то запотевшие окна-ложки, похороны-пир и людей воров дыхания. Мне было отчетливо ясно, что родные, чье доверие после моей бурной молодости так долго восстанавливалось, скорее поверят, что я вновь присел на «металл», чем в подобную паранормальную чушь. В лучшем случае будет тяжелый разговор, в худшем «Косачовка- 2.0». Другое дело если это справедливое возмездие организма за годы употребления. Эта версия казалась мне логичной, и подчиняясь её логике, я вновь не хотел оказаться в плену тех, кто может творить с тобой всё что угодно, пусть в этом случае это и был бы дурдом. Оценив все свои перспективы как можно более трезво, я пришел к выводу, что мне следует помалкивать о том, что происходит в моей жизни. Друзей у меня, к слову, в тридцать три года, было полтора человека, которые уже давно стали пузатыми семьянинами, и о делах дней ушедших, словно придавленные чувством вины, говорили они без охоты.

Какие-то пару месяцев я балансировал на грани своего сомнения в том безумен ли я или нет, и старался соблюдать нормальный быт, а потом за одним неверным шагом, мой баланс рухнул и всё покатилось к чертям. Вновь кто-то звал меня. Снова этот жуткий протяжной шепот. «Свяяяяттт». «Свяяяяят». «Свяяяяяяяяяяттттттт». Теперь там не было похорон, и доносился он не из подъезда. Он застал меня на улице, в подворотне, недалеко от станции метро, с которой я обычно добирался до работы. Где-то в глубине меня кипела злость на тех довольных ублюдков, которых успел тогда увидеть на похоронах. Хотелось на ком-то оторваться за свою вновь покатившуюся к чертям жизнь, и эта злость погнала меня вперед, прямиком на шепот. «Свяяяят». «Свяяяяяяяттт». Ноги сами понесли меня, сначала за одну подворотню, затем по ступенькам вниз. Они неприятно погрузились в холодную подвальную воду, и скользя по непонятному дну шли вперед. Прямиком к мерзкому и шепоту, что произносил моё имя. В темноте мне было мало что видно. Только куча силуэтов, как они горбились и ползали вокруг бездыханного тела. Видел лишь то, как они по очереди наклонялись над ним, и всасывали воздух. Этот звук….. этот «Свяяяяяяяттттт», «Свяяяяттт». Каждый раз мое имя, каждый раз этот высасывание дыхания из трупа. Мои крики тонули в нем.

- ВЫ ЧЕ СУКИ В КРАЙ О**ЛИ?!

Мне правда хотелось кому-то вцепиться в горло, разорвать, убить. Обида и злость от своей беспомощности была слишком велика. Но они не реагировали на меня, а продолжали по очереди «пить» это бездыханное тело. Продолжали всасывать из него воздух, продолжали издавать свой ужасный шепот «Свяяяяттт». «Свяяяяяяяяяятттттт». «Свяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяят».

И когда они допили его, вместо какой-либо реакции они просто ушли. Мне хотелось догнать их, но ноги как во сне стали мягкими, а звуки, детскими кубиками с буквами, крутились во рту и не как не складывались в слова. Так они и ушли, пока мой «абрвал» и паралич сошлись в неравной схватке.

Этот случай был той страницей жизни, которую переворачивать не следовало, но ровно насколько неизбежна судьба, настолько она и жестока, а жестокость как известно её чувство юмора. Так одна из шуток судьбы, один из её еб*их анекдотов встретился мне на улице. Тот самый Кирюша с «рябухи», который умирал от «вича» со своей одной-двумя клетками. Кирюша на «бэхе X-6», в туфлях из белой кожи, с дорогими котлами на пол руки. Теперь он весил под сотку, здоровый, одни мышцы. Кажется, когда я видел его последний раз, в нем от силы было тридцать килограмм десять из которых был гной из «сепсисных» язв и «некрозных» ног.

- Здарова братан, хреново выглядишь… – сказал он, и посмотрел на меня в прямом смысле с высока.

У нас был не лучший разговор, большую часть которого Кирюша поучал меня жизни, так словно я снова вернулся к зависимости. Он вновь и вновь говорил про то, что мне нужно просто уверовать в Бога, обратиться к нему, что Бог меня любит и ждет в своем доме, и этот дом всегда открыт. Церковь. При этом слове меня немного трухнуло, было в нем что-то раскаленное, эдакое шипение клейма, будто так звучал некроз, что быстро жрет плоть. Раскаленное шипение. Тогда, в разговоре с Кирюшей все мои усилия были направленны на то, чтобы ни при каких обстоятельствах не попасть под его влияние. Можно поехать кукухой, но главное не терять базового рассудка. Еще со времен Косачовки я знал, что связываться с сектой, это хуже, чем быть наркоманом, вернее это как быть наркоманом, выносить всё из дома, только без «вознаграждения» в конце. Те, кто на той же «рябухе» начинал верить в «Бога» или в Смитовские двенадцать шагов, которые в моей молодости активно внедряли в Украине, те, как люди перестали существовать. Безусловно это могло кому-то помочь, и я практически сразу понял откуда у Кирюши заряженная тачка и такой шмот, но на одного такого Кирюшу тысячи и десятки тысяч битых судьб. И сейчас, когда мне было и так не сладко, попасть по влияние секты хотелось меньше всего.

Как известно беда не приходит одна, в этой баянной фразе, которая наверняка звучит мажорной нотой, есть своя правда. Вместе с следами от дыханий на поверхностях в моей жизни появился вездесущий Кирюша. Приезжал то на работу, то под дом. Казалось, падла там буквально дежурит. Всё звал в свою церковь, говорил, что мне срочно нужно помочь. Так задрал меня, что я согласился в итоге, лишь бы он отвалил. Это можно сказать финишная прямая моего человеческого падения.

У них, как и у всех сектантов, была «церковь» без крестов, куполов и прочего. Обычное довольно большое здание в частном секторе, с дорогим ремонтом. Хорошая плитка, территория с газоном и площадками для детей. Секта попутно была школой английского языка – курсы, лекции и т.д. Та «служба», на которую он меня повез, вроде как была запланирована на вечер, и по приезду у нас еще было порядка двадцати минут до её начала. Осмотревшись там вокруг, увидел самых обычных людей, ничего особенного. Хотел было с кем-то заговорить, как Кирюша уже позвал внутрь, служба уже начиналась. Сели и пошло – всё тоже что мне в 2009 году говорил умирающий Кирюша, только очень красиво, в художественной форме. И снова эта шиза про то, что люди знают, что они обречены, и у них никогда не получится жить безгрешно, и во всем этом хаосе, в ужасе и боли, сквозь время и смерть, ответ творцу будет дыхание его единственного сына, который страдал за наши грехи. Что люди сквозь все свои страдания, смогли пронести его в своих телах, тысячелетиями передавая друг другу, как пламя, как тлеющий уголёк надежды человечества. Надежды на то, что всё было не зря. Что под конец они хоть что-то поняли.

Признаюсь вам, хоть всей той речи я и не помню, но меня пробрало. Из уст проповедника всё звучало немного иначе, нежели сбивчивые куски Кирюшиных откровений на реабилитации, и мои воссозданные фрагменты в тексте. Мне даже показалось что на меня снизошло, и в свете запотевшего от дыхания следа на одном из церковных окон, мне что-то улыбнулось. А потом Кирюша спросил хочу ли я быть не просто прихожанином их «церкви», а её частью. Хочу ли я ходить на службы, или быть таким как он. В его вопросе было явное ударение на «он», где за ним была новая «бэха», дорогие часы и куча бабок. И, естественно, я согласился быть таким как он. В глубине души мне всё еще хотелось вернуть свою малую, вернуть прежнюю жизнь и мне хотелось всего того, что было и Кирюши, пусть внешне это особо не выражалось. Тогда-то он и открыл мне то, как обстоят дела на самом деле.

То, что будет написано далее, уже частично додумано мной. Наш разговор был не настолько детальный и интимный, в плане посвящения в секреты. Он скорее пробежался по верхам, а большая часть собралась в единую картину уже у меня в голове, и картина эта признаюсь вам весьма и весьма ужасна. Как оказалось весь этот блаженный бред про уголёк надежды и ответ творцу от человечества, были лишь красивой оберткой для привлечение податливого стада. Они же охотились именно за человеческим дыханием, за последним выдохом и его следами. В частности, Кирюша занимался тем, что находил людей, которых впоследствии распихивал по центрам реабилитации, волонтерским организациям и больницам. Там, где они могли бы быть при тех, кто вот-вот умрет. Он говорил весьма абстрактно, витиевато, но всё и так сложилось у меня в голове. Ему хотелось, чтоб кто-то поехал на Косачовку, был при больнице, как волонтер от их церкви, и чтоб я собирал последние дыхания тех, кто умирает. А потом вез их сюда, где бы стал частью чего-то большего. Когда я поинтересовался как это, он аж закатил глаза от экстаза, когда собрался рассказать мне за процесс передачи.

- Братан, ты не понимаешь, это круче чем вся наркота, это такой кайф, это не сравнится ни с чем…. Коснутся его, вдохнуть в него чию-то жизнь, это просто настолько… – он хватался за голову, водил по волосам пальцами, сглатывал пенистую слюну, пока его скулы спазматически вибрировали.

Меня напугал его вид в момент рассказа про «передачу» дыханий, в том плане что он как-то изменился. Не простоя наркоманская хищность и предвкушение, нет. Он будто рябью прошел, а в его виде, в его лице агония сотен разных людей, все задыхаются, синеют. Лица жуткие, полны предсмертных спазмов, все пытаются сделать свой последний вдох, а не могут. Тогда я ему отказал, у нас даже произошла нелепая драка, в которой через минуту моя дыхалка меня подвела. А он только смеялся, смеялся и повторял свое «ну-ну». Он знает, что мне некуда идти, и, быть может, знает, что на самом деле происходит со мной. Главное не оправдалась одна жуткая теория, которая давно зрела в моей голове, а в момент нашего разговора, подошла к своей кульминации. В глубине души я искренне боялся, что он скажет мне, мол «это же ты там лежал со спидом и т.д.». Дескать мне уже каким-то образом «они» помогли, и теперь я их должник, а вся та жуть, что начала происходить с 2019 года, это логическое завершение моего пути или пути тех, кто не платит по счетам. Вроде это не случилось, и слава Богу.

Теперь о том, что без слов понял я из нашего разговора. Их «церковь» или правильнее говорить секта, это некое извращенное СНГшное ответвление, которое вполне себе успешно справляется с базовой целью набивания паствы. Быть может они башляют куда-то выше, и не только деньгами, но и теми самыми «мертвыми дыханиями». Скорее всего их структура классическое «МММ», пирамида, где всё идет наверх, к кому-то главному. На неделе гуглил, но как самой их секты, так и её упоминания нигде не нашел. Вот это действительно пугает.

Обсуждать всё это мне не с кем. Варюсь в основном в своих мыслях и пытаюсь свести всё воедино. Всё больше склоняюсь к тому, что цель их не преподнести дыхание Иисуса творцу на страшном суде, а вдохнуть дыхание Иисуса в того, кому суждено стать Антихристом. Это опять же не какая-то истина, это с высоты моих приземленных и поверхностных суждений. Быть может, так они и принесут конец всего на землю, не знаю, правда. Наверное, стоит пойти в нормальный храм что ли, особенно в моей ситуации. Или библию почитать. Как и любой бывший нарк, я знаю, что со смертью ничего не закончится, будто что-то другое. Главное, чтоб финалом был не солипсизм – люди не поймут. И хоть я верю в то, что реальность, это лишь один из снов что навалены друг на друга, и как там говорили в том фильме, что нам крутили на рябухе «Когда Майстер Экхарт смирился, и перестал бороться, демоны что рвали его на части стали ангелами, которые освобождали его от земных пут», всё это очень красиво но только мои демоны или кто там на другой стороне, никак не становятся ангелами. Хоть бороться я уже перестал очень давно.

Мои демоны продолжают оставлять дыхания на любых поверхностях, они дышат с той стороны. Дышат часто и их становится всё больше. На той неделе наблюдал за пятном на телевизоре, как оно то уменьшалось, то увеличивалось, словно на экран кто-то дышал. Бывало яблоко, оставленное на столе, было мокрое от конденсата. А еще они всё продолжают звать меня. «Свяяяяттт». «Свяяяяяяяяяяяяяят». Я слышу их, но больше не иду на этот зов, от этого он только усиливается. Вчера вот поднялся по лестнице, и замер перед своей дверью, а за ней всё зовут меня этот зов-вдох. «Свяяяяяяят». «Свввввввввввввяяяяяяяяяяяяттттт». «Ссссссссввввввввяяяяяяяятттт». Зовут громко, почти криком. Сегодня ночью вот спал, а они дышали уже мне в ухо, в затылок, в оголенный участок шеи. Ощущение такое неприятное, гробовой сквозняк.

Меня уже давно уволили, дома жрать толком нечего, всё стены мокрые, аж текут от конденсата. Кажется их дыхание уже слышно. Это сводит с ума.

Теперь мои сны всё меньше похожи на бессвязные абстракции. Они стали какими-то очень реалистичными, неприятными. В них вокруг себя я вижу людей, очень много давно умерших людей. Все они что-то пытаются сказать мне, но вместо этого глядят в пустоту полными агонии глазами. Их зрачки расширены, закрывают своей чернотой всю область глаза. А чернота эта пульсирует, медленно, за ней лишь тьма, с которой кто-то дышит внутри их глаз, за глянцевой темнотой, за их душами. Эти мертвые люди продолжают приходить, в моих снах они внутри моего дома, в моей комнате – везде. Они продолжают свои попытки что-то сказать, вымолвить хоть слово, и не могут. Только выталкивают из себя воздух, а вдохнуть не могут. Эти пятна на поверхностях продолжают увеличиваться, и они пишут в них. Пишут то, что мне никак не удается прочитать. Кажется там…. Беги…. Помоги…

Вода с крана перестала идти. Прислушался, а там только дыхание в кране. Выходить на улицу стало как-то слишком жутко, все зовут меня по имени… Пишу это кажется целую вечность, монитор в пятнах от дыханий. Вижу лишь малые островки текста. А они всё дышат изнутри – бессмыслица какая-то…. Хотелось закончить как-то нормально, да вот только сколько не пишу последнее предложение, какой бы длинны оно не было, на его конце вместо точки появляется эта проклятое пятно от дыхания. Поэтому, наверное, конец.