Сексуальные Традиции Сексуальная Революция
⚡ 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
теория и история
литературы, критика
и библиография
Сексуальная революция и ее издержки
Ключевые слова: рынок желаний, сексуальные свободы, парадигма либеризации
«Чем больше я занимаюсь любовью, тем больше отдаю себя революции». Примерно так звучал популярный во Франции лозунг в самый пик студенческих бунтов 1968 года; тогда же радикалы украсили стены парижских домов надписями с требованием: «Оргазм без берегов!» А в Западной Германии в то время в ходу была поговорка: «Удовольствие, секс и политика неразделимы». У всех было ощущение, будто наступила заря новой эры. Британская феминистка Анджела Картер буквально так и отзывалась о конце 1960-х: «Поистине, казалось, мы живем в первый год новой эры»[1].
Однако связь между радикальной политической активностью масс и глубочайшими преобразованиями в сексуальном ландшафте Европы в 1960— 1970-е годы остается до конца не проясненной. Что же явилось причиной «сексуальной революции»? Слишком долго сексуальность во второй половине XX века мыслили в рамках простой парадигмы неуклонной либерализации общества и постепенного преодоления препятствий на пути к сексуальной свободе. В поисках причин ученые метались от предположений о связи сексуальной революции с ростом культуры потребления и изобретением в начале 1960-х противозачаточных пилюль к мысли о том, что революция стала логическим результатом самоотверженной деятельности социальных движений, боровшихся за сексуальную свободу, легализацию абортов и права лесбиянок и геев. И то, и другое предположение находит подтверждение в фактах, но при этом вопросы, касающиеся взаимодействия между силами рынка и политическим активизмом, остаются неразрешенными. Тем более сомнительно, что успех революции оба подхода склонны объяснять безоговорочно неотразимой привлекательностью сексуальной свободы. Между тем, процесс либерализации не был столь прост (а также столь однозначен). Словом, эта парадигма требует всесторонней и многоуровневой проверки.
Помимо всего прочего, парадигма либерализации и подкрепляющие ее посылки предоставляют нам мало средств, чтобы понять причины возврата к сексуальному консерватизму. Историкам не удалось объяснить механизмы возрождения сексуального консерватизма в первое десятилетие XXI века в некоторых ветвях европейского христианства и ислама (в какой-то степени и иудаизма тоже), равно как и внутренне противоречивого сосуществования этого религиозно окрашенного консерватизма с бесспорно перенасыщенной сексом публичной сферой. Действительно, посткоммунистические (и в своем агрессивном национализме и одержимости проблемами демографии во многом постмодернистские) формы христианства в странах бывшего Восточного блока, не важно, католических или православных, как и неофундаменталистские течения европейского ислама, нередко преподносят себя в качестве силы, представляющей необходимую альтернативу либеральной терпимости к распущенности и беззастенчивой эксплуатации секса, предположительно возобладавших в чрезмерно секуляризированных странах Запада, — причем как раз в тот момент, когда сам Запад стал куда более амбивалентным по отношению к ценности сексуальных свобод. Романтической широте либеральных взглядов, за которые так долго боролись народы постфашистской Европы, угрожает серьезная опасность.
Бесспорно, немалую роль в том, что эта революция наконец разразилась, сыграло формирование капиталистического общества потребления. Свой вклад в эти процессы внесли и средства массовой информации, и индустрия рекламы. Перенасыщение визуальных средств информации все более и более рискованными образами, наряду с увеличением площади основных периодических изданий, отдаваемой связанным с сексом сенсационным репортажам, способствовало тому, что старая культура лицемерия и запретов была сметена, рассыпалась, как карточный домик. Зазор между тем, что люди делали в частной жизни, и тем, о чем они желали заявить публично, драматически сужался. Что некогда было тайным, стало явным. Перемены, произошедшие в обществе между 1964 и 1968 годами, просто поразительны. Публичная демонстрация наготы, добрачный секс, супружеская неверность, клубы со стриптизом, особые, усиливающие остроту удовольствия техники секса — все это неожиданно явилось обильной пищей для средств массовой информации и публичных дискуссий. Везде бесконечно говорили о сексе, рекламируя его как самое вожделенное удовольствие в этом мире. Не вызывает сомнений, что эта новая, бросающаяся в глаза вездесущность сексуальных образов, наводнивших средства массовой информации, обнажила пропасть между все более свободным, если не сказать распущенным, поведением людей в обществе и унаследованными официальными нормами, все еще бережно охраняемыми законодательством, тем самым побуждая либеральных и радикальных интеллектуалов, политиков, художников, активистов требовать изменения законов. Но ни в коем случае нельзя забывать, насколько невероятно трудно было — несмотря на все это — преобразовать законодательство в каждой стране таким образом, чтобы сексуальные права и свободы людей были надежно защищены.
Не менее важно помнить, как много сексуальная революция принесла с собой в общество противоречий, неуверенности и смятения. В том числе и среди радикальных политиков, которым (подумать только!) вдруг открылось, что сама ненавистная капиталистическая система порождает для людей все новые сексуальные возможности. Упования на то, что, занимаясь любовью, ты делаешь революцию, довольно быстро развеялись как дым. Оказалось, что удовольствие, секс и политика вовсе не так уж нераздельны, коль скоро явное потворство все новым сексуальным экспериментам преспокойно уживается с поддержкой военных действий во Вьетнаме и с ориентированной исключительно на прибыль рыночной экономикой. Возможно, политика стимулирования сексуальной активности была на самом деле средством заставить низшие классы общества молчать. Многих радикалов увлекла теория философа Герберта Маркузе, который считал, что сексуальная революция, поощряемая потребительским капитализмом, выработала лишь «репрессивную десублимацию» — мнимую свободу с постоянным подогреванием сексуальной активности, призванную отвлечь внимание от политической борьбы в обществе, где человек человеку волк, и сделать тревоги будней для людей хоть немного более сносными. Эту мысль с едким цинизмом выразил Джон Леннон в песне «Герой рабочего класса» («Working Class Hero»): после того как в течение «двадцати с лишним лет» в голову молодому рабочему вдалбливали чувство неуверенности в себе («тебе внушают, что ты человек маленький», «they make you feel small»), посадив «на иглу религии, секса и телевидения», ему сообщают, что «место наверху» для него все-таки есть, но сначала он должен научиться «с улыбкой убивать»[2]. Одним словом, секс, быть может, никакой не путь к революции, а наоборот, противоядие от нее.
Второй источник противоречий имеет отношение к ответу на непростые вопросы: что в действительности означало освобождение желания и каковы границы такого освобождения? Как быть с жестокостью, агрессией и насилием над женщинами? А с детьми и их беззащитностью? Где заканчивается право одного человека на сексуальное самовыражение и начинается право другого и как можно обеспечить возможность сексуального самоопределения для каждого? Феминистское движение, возникшее вместе с сексуальной революцией, ставило своей целью в конечном счете не просто отмену законов, криминализирующих развод, контрацепцию и аборты, но и введение более строгих законов, наказывающих за изнасилование, защищающих права жертв насилия на частную жизнь, и выступало за широкое освещение в средствах массовой информации случаев сексуального насилия над детьми. Феминистки яростно критиковали эгоцентричные и зачастую женоненавистнические притязания, нередко наблюдаемые среди активистов «новых левых» мужского пола, как, впрочем, и среди представителей политического мейнстрима. Одновременно активисты движения за освобождение геев и лесбиянок разоблачали гетеронормативные предрассудки, очевидные не только в консервативных кругах, но и среди самозваных мнимых прогрессистов.
Тем не менее путающие общую картину противоречия сохранялись. Зачем, если разобраться, нам нужен секс? Глубокие разногласия, например, вызывал вопрос, как относиться к сексу, который покупается за деньги? Феминистки спорили, являются ли проститутки их сестрами по борьбе за сексуальное самоопределение, жертвами мужской развращенности или (по крайней мере, для гетеросексуальных женщин) соперницами, конкурирующими за внимание мужчин. Озадачивали женщин и другие формы деперсонализированного секса, например пип-шоу. Чем именно привлекал обезличенный секс, почему столь многие мужчины испытывали к нему тягу? Многих женщин (и некоторых мужчин тоже) не на шутку тревожил вопрос, не иллюзия ли пресловутая эмоциональная близость партнеров во время сексуального акта.
Вообще говоря, многие противоречия, вихрями возникающие в ходе сексуальной революции, довольно быстро перехлестнувшей границы контркультуры и накрывшей собой даже культуру мейнстрима, были связаны с эмоциональными сложностями, неизбежно возникшими с новыми свободами — и с новым гнетом, порождаемым этими свободами. Чем считать, например, сексуальную верность партнеру — давно устаревшим мелкобуржуазным идеалом или же законной и даже передовой практикой — теперь, когда некогда респектабельные, степенные люди с энтузиазмом и открыто экспериментируют со своими побуждениями к адюльтеру? Что делать, если кто-то хочет, чтобы ты с ним спала, а сама ты этого не хочешь и тогда тебя объявляют фригидной или скованной? И более того, что делать, если занимаешься сексом, а он не приносит тебе радости, которой ты от него ждешь, в то время как все кругом только и кричат о том, что секс — это потрясающе?
Не вызывает сомнения, что важнейшим фактором в изменении нравов стало изобретение и производство в начале 1960-х годов противозачаточных пилюль, а в последующие годы все более широкое их распространение — в большинстве стран сначала только среди замужних женщин, а потом, к концу 1960-х — началу 1970-х, при наличии рецепта от врача и среди незамужних. Хотя добрачные половые отношения после Второй мировой войны во всех странах были довольно часты (правда, в разных странах по-разному, в зависимости от национальных традиций, региональных различий внутри каждой нации и особенно классовой принадлежности), надежность пилюль значительно снизила страх забеременеть во время коитуса, и впервые женщина во время полового акта могла экспериментировать так же свободно, как раньше мог позволить себе только мужчина.
Первоначально возникла надежда (ожидания действительно были очень большие), что эти пилюли, как «естественный», а не механический способ предотвратить зачатие, будут одобрены Ватиканом и это облегчит муки совести миллионов католичек. В 1964 году, например, на площади Святого Петра в Риме исполненные оптимизма демонстранты несли плакаты с призывами: «Да противозачаточным пилюлям!», «Нет взрыву демографической бомбы!» В 1965 году нобелевские лауреаты в количестве восьмидесяти одного человека обратились к папе с петицией признать необходимость контроля за рождаемостью, вызванную демографическим кризисом, трудностями, с которыми сталкивается «нежеланный ребенок», а также на том основании, что родители должны иметь право произвести на свет «такое количество детей, которое они в состоянии вырастить и воспитать»[3]. Однако, несмотря на мощную поддержку противозачаточных пилюль влиятельным католическим духовенством, папа Павел VI в своей энциклике 1968 года «Humanae Vitae» («О человеческой жизни») еще раз подтвердил, что католическая церковь отвергает любую контрацепцию, кроме периодического воздержания.
Тем не менее применение противозачаточных пилюль ширилось. В Италии они поступили в продажу уже в 1964 году, правда, сначала как лекарство против менструальных расстройств; до 1971 года их распространение врачами считалось противозаконным деянием. Однако к 1969 году, по оценкам Министерства здравоохранения Италии, оральные контрацептивы принимала каждая десятая женщина. Во франкистской Испании также, начиная с 1965 года, гинекологам было разрешено прописывать контрацептивы в качестве лекарства (хотя формально они были узаконены только в 1978 году, через несколько лет после смерти Франко).
Во Франции противозачаточные пилюли сначала были доступны только по предписанию врача с целью «урегулирования менструального цикла». Но уже к 1966 году французское Движение за планирование семьи (Mouve- ment fran§ais pour le planning familial, MFPF), начавшее свою деятельность в 1956 году, имело по всей стране двести центров, и члены его столь открыто игнорировали закон 1920 года, запрещающий контрацептивы, и даже пропагандировали их применение (чтобы обойти этот закон, надо было лишь вступить в эту организацию), что контраст между законодательством и реальной жизнью подсказал депутату-голлисту Люсьену Нойвирту мысль внести на рассмотрение парламента поправку, исключающую применение противозачаточных средств во Франции из числа уголовно наказуемых деяний. В 1967 году поправка прошла; помимо прочего, политиков убедил аргумент, что с распространением контрацепции уменьшится число незаконных абортов. В 1975 году, как только национальная программа страхования здоровья покрыла издержки и ограничения на их использование несовершеннолетними были сняты, добрая четверть француженок попробовала, что это такое.
В Западной Германии перемены были еще разительнее. В 1964 году всего лишь около двух тысяч западных немок пользовались противозачаточными пилюлями и большинство врачей отказывалось прописывать их незамужним. Разъяренные этими отказами, радикальные активистки превратили пилюли в cause celebre, продавая их на аукционах во время так называемых «партизанских театрализованных представлений», распространяя адреса врачей, готовых прописывать пилюли одиноким женщинам, и требуя свободной продажи пилюль в университетах. И очень скоро многие женщины сами приняли решение. Уже к 1968 году число западных немок, применяющих пилюли, перевалило за 1,4 миллиона и в дальнейшем продолжало расти. К 1975— 1977 годам треть способных к деторождению женщин Западной Германии сидели на этих таблетках; среди молодых женщин уровень был даже выше — около восьмидесяти процентов моложе двадцати лет.
И все же соблазн вступать в сексуальный контакт с живым человеком из плоти и крови, поддаться которому с противозачаточными таблетками стало гораздо проще, был не единственным импульсом, оказавшим влияние на трансформацию европейской сексуальной культуры; свою роль в разгуле сексуальной революции сыграла и порнография. В 1964 году в газетных киосках Британии появился вполне современный (и не какой-нибудь элитный или засаленный и грязный, из-под полы, а вполне себе глянцевый и вместе с тем общедоступный) порнографический журнал «Кинг». Год спустя стал выходить «Пентхаус» Боба Гуччионе, а еще годом позже «Мейфер», за которым в 1968 году последовали два приложения к «Пентхаусу» под названием «Форум» и «Лордз». Британский ученый Маркус Коллинз язвительно замечает, что новая атмосфера вседозволенности в 1960-е годы была порождена не просто «рядом либеральных законов, но и всенародным движением, поддержанным легионом мастурбаторов, потребителей "мягкого" порно»[4].
Именно волна общественного спроса на стимулирующие образы породила ситуацию, когда законы, карающие за непристойность, оказались неприменимыми. По законам, принятым в 1959 и в 1964 годах в Британии, если доказана художественная либо познавательная ценность эротического материала, его публикация не влекла за собой уголовного преследования. И хотя было очевидно, что к вышеперечисленным журналам эта оговорка неприложима, на торговцев подобной продукцией теперь просто смотрели сквозь пальцы. Вот что говорят цифры о распространении американского журнала «Плейбой»: в 1966 году в Европе было продано «полмиллиона из четырехмиллионного тиража этого ежемесячника; в Италии, например, "Плейбой" можно получить по почте, если ее не проверяет цензура. А как сосчитать тех итальянцев, добропорядочных отцов семейств, которые садятся в машину, едут к швейцарской границе и покупают "Плейбой" там?»[5]. Во Франции, несмотря на то что официальная декриминализация аналогичных законов произошла лишь в 1994 году, наблюдалась та же картина; в 1969 году один из обозревателей отмечал, что «порнографическая пресса, что во Франции, что за границей, открыто продается практически в каждом газетном киоске»[6].
Но лидером в официальной декриминализации порнографии стала крохотная Дания (литературная и другие формы вербальной порнографии были легализованы еще в 1967 году, а откровенные изображения — в 1969-м), и на несколько лет она стала самым крупным в мире экспортером этого товара. Уже в первые годы торговля порнографией принесла стране десятки миллионов долларов. В Дании также нашли себе приют около сотни секс-шопов, четверть посетителей которых составляли иностранные туристы. Вскоре примеру Дании последовали Швеция и Западная Германия: спустя всего несколько лет их законодательство изменилось в ту же сторону. Не случайно в 1969 году эти две страны были признаны самыми крупными производителями эротических фильмов. Но уже в 1968 году, когда порнография все еще была запрещена законом, Западная Германия вышла на первое место в мире по ее потреблению. И хотя об этом в то время мало кто знал, довольно многие респектабельные издатели и организации (в том числе и некоторые органы католической печати) удвоили свои мощности, печатая как разрешенный, так и запрещенный законом товар. Примерно в то же самое время широчайшее распространение получила изобразительная продукция в жанре мягкой эротики. Куда ни посмотришь, всюду видишь роскошную и соблазнительную обнаженную женскую грудь, она украшала даже обложки журналов для семейного чтения, ею можно было любоваться и в витринах каждого газетного киоска, и на городских рекламных тумбах, и на огромных рекламных щитах.
Ретроспективно может показаться, что женщины должны были опасаться безудержной коммерческой эксплуатации их обнаженного тела, что у них было больше причин для беспокойства, ведь новые свободы могли обернуться свободами главным образом для мужчин, предоставив им еще больше возможностей бесконечно множить число сексуальных партнеров, морально оправдывая свой промискуитет тем, что они, не жалея себя, борются с репрессивными установлениями и освященными традицией запретами. Но в действительности сомнения одолевали и многих мужчин. Социологические опросы в 1970-е годы в Британии показали, что почти половина молодых англичан высказалась против применения противозачаточных пилюль, в частности, потому, что женщины благодаря им обретают сексуальную свободу. Другие обозреватели, и таких тоже немало, были озабочены тем, что «все кругом только и говорят» о сексе, но остается совершенно неясно, сделал ли секс людей по-настоящему счастливыми. Не менее важной была и еще одна проблема: как мудро заметил один представитель зап
Анал С Двумя Блондинками
Видео Собчак Минет
Егорьевска Секс
Порно Видео С Невестой Онлайн
Порно Писающие Во Время Секса
Сексуальная революция — Википедия
Иудейская сексуальная революция 1917 года | Крамола
Сексуальная революция и ее издержки
Сексуальные революции: сквозь историю разврата
Великая сексуальная социалистическая революци…
Заключение. Сексуальная революция
Сексуальная революция - это... Что такое Сексуальная ...
Три в одном: сексуальная, гендерная и семейная революции
Сексуальная революция
Сексуальная революция. «Make love, not war» (18+)
Сексуальные Традиции Сексуальная Революция
