Счастье робота
Пожарные, которые разжигают пожары, книги, которые запрещено читать,
и люди, которые уже почти перестали быть людьми…
Рэй Брэдбери «451° по Фаренгейту»
***
«Третий том. Страница 689. Дата написания 1880 год. Источник: А.П.Чехов. Полное собрание сочинений. Добавлено в библиотеку: 02.03.2023 г.»
Он закрыл формуляр и посмотрел на стеллаж. Появилась какая-то мутная картинка и перед глазами строка «Ошибка 404». Так было всякий раз, когда он пытался вспомнить, как та или иная книга попала к ним в Хранилище. Книги здесь были отсортированы не только по жанрам и авторам, но даже по некоторым хронологическим событиям.
Например, в правом крыле Хранилища размещались тома, посвящённые событиям 2001 года, когда два самолёта врезались в 110-этажные башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, третий самолёт рухнул на здание министерства обороны США в Вашингтоне, а четвёртый упал в 80-ти милях от города Питсбург. Четыре спланированные террористические атаки описывались многими авторами и их воспоминания заняли почти несколько стеллажей в два ряда. Вообще «террористические атаки» по тегу популярности поиска стояли на втором месте, после запроса «любовные романы».
Год 2004 и обложки со штурмом школы как ни странно, но даже вот такие эмоциональные издания не вызывали в нём никаких откликов. Он просто молча перебирал корешки, выставляя их по датам, вытаскивал, смотрел на обложку с детскими плачущими мордашками, и ни одна слезинка не появлялась в его глазах. Конечно, это слишком образно, но даже и вот так образно и опустив факт, что он физически не мог плакать, то как быть с ощущениями? Их не было тоже. Он не помнил и как оказался тут. Просто в один из дней он осознал себя, стоящим перед стеллажами, и протягивающим металлические клешни к бумажным кирпичикам. Он лишь знал, что делать это нужно очень аккуратно, дабы не повредить переплёт и без того прохудившихся книг. Некоторые были так сильно попорчены, словно их кто-то намеренно держал в огне, а были и с абсолютно выцветшими от воды буквами. Он знал, что умеет читать, ему были знакомы символы, которые он хорошо различал. Он мог видеть и картинки, в некоторых книгах, но испытывать ту или иную эмоцию, он не умел. Его стальные пальцы перебирали книги монотонным и безучастным процессом погружения в работу. Он не уставал и не испытывал необходимости прерываться. Он бы и работал вот так, безустанно и безостановочно, пока не приходил Старший по Хранилищу и не выкрикивал его имя: «Две тысячи двести десятый! Твоя смена закончена, можешь отправляться на склад».
2210 съезжал на своих выдвижных металлических ногах вниз, задвигал назад полки стеллажей, закрывал формуляр с описью книг. И отправлялся на склад, где вместе с такими же рабочими Хранилища он и пребывал до следующего дня. Из всего необходимого для нормального жизнеобеспечения, ему было нужно только иногда подключать себя к сети и подпитываться энергией. Такую роскошь, как отдельную розетку, ему никто не предоставлял, а так как рабочих было много, а розеток всего две. То случалось так, что иногда 2210 стоял незаряженным пока в его чиповый отсек не вставляли клемму и не заряжали. Старший по Хранилищу выдавал формуляры перед каждой сменой, а после окончания смены забирал. Формуляры ходили между рабочими и иногда попадали через несколько металлических рук к нему только через какое-то время. Время здесь тоже нельзя было определить, как и дни, как и месяцы. Он не понимал, и не задавался вопросом. Лишь однажды подняв голову в зале, где хранились особо ценные книги в красном и очень мягком на ощупь материале, с буквами Э Н Ц И К Л О П Е Д И Я, он обратил внимание на облака, которые проплывали над прозрачным куполом. 2210 на мгновение задержался и словно вспомнил что-то, какие-то обрывки картинок снова пытались пробиться через воспоминания. Ему виделись белые облака, качающиеся зелёные великаны, тёплый воздух и запахи… Только он не мог их вспомнить. Но он и не пытался особо. Он давно уже для себя определил, что его задача, правильно разнести книги по стеллажам и так же аккуратно вписать вновь прибывшие в формуляр. Зачем и для чего ведутся эти отчётности и кому они нужны эти все бумажные книги... Даже некоторые-то и книгами было назвать нельзя. Так остатки. Отдельные листочки. Обрывки. Но кому-то это было нужно. Кто-то считал эти обрывки жемчужинами. И бережно их собирал в Хранилище книг.
2210 сегодня работал в паре. Он мельком иногда поглядывал и только замечал, что у этого работника были не такие металлические клешни, а обтянутые кожей руки. И голова не покатая, как его железное яйцо, а с небольшой шевелюрой. Работник доставал книгу, также как и 2210 открывал, переписывал данные в формуляр, ставил книгу назад на стеллаж, спускался с лестницы и переходил на новый стеллаж. Он делал почти ту же работу, только после него, как уже успел заметить 2210 иногда за какой-нибудь книгой, спускался сверху крюк, подцеплял бумажный кирпичик и утягивал наверх. Опять же 2210 не задавался вопросом, почему и куда забирают эти книги. И почему их переписывает этот работник. Лишь однажды они, ухватившись за одну книгу, смогли пообщаться:
– Куда ты уцепился? – 2210 одёрнул свою металлическую клешню и замер. – Не видишь что ли, что я уже взял эту бесполезность.
– Рассказ. Что чаще всего встречается в романах, повестях и тому подобное? А.П.Чехов. 1880 год. Я внёс её в формуляр. – Затем 2210 открыл формуляр и прочитал уже оттуда. – Дата внесения второе марта две тысячи двадцать третий год.
– Да, да…– не обращая не него внимания, работник делал записи в своём формуляре. – Книжонка, которая утратила свою актуальность в связи отсутствием необходимости писать.
– Если книги нужны для необходимости их читать, значит, должна быть необходимость их писать. Разве не так? – удивился 2210.
– Для металлической болванки ты задаёшь ненужные вопросы. Тебя ж вроде должны были запрограммить исключительно на выполнение стандартной работы.
– Найти подходящее место по систематизации для книги. Разместить книгу на полке на подходящем стеллаже. Описать книгу в формуляре под подходящими данными.
– Именно. Только вот вопросы ты задаёшь какие-то неподходящие.
2210 больше ничего не говорил. И правда, в его функции не входило задаваться вопросами, даже если он предполагал какую-то неправильность в действии. Пусть даже он ничего не понимал, но запись, сделанная им не так давно, говорила о том, что книга была нужной. А теперь вот этот кожаный вдруг заявляет, что она бесполезная. И что означает эта фраза «отсутствие необходимости писать»? Разве больше никто не пишет книг? Тогда как они попадают сюда? Откуда? Кто их пишет? Его металлическая голова расширялась от вопросов, на которые он никогда не получит ответов. Ведь он просто механическая единица, выполняющая операции с другими такими же единицами.
***
Сегодня они снова разбирали книги в паре, так оказалось, что их смены каким-то образом вновь совпали. Они не мешали друг другу, но 2210 всё же по-прежнему тайком наблюдал, за тем, какие книги достаются и изымаются. Кожаный заметил этот внимательный взгляд металлической болванки и усмехнулся:
– Снова наблюдаешь за мной? Думаешь, что если ты следишь, то можешь как-то спасти их?
– А зачем их спасать? Разве туда, куда они отправляются, им делают больно.
– Ха ха… – кожаный достал книгу и прочитал то, что было написано на обложке «Дзен в искусстве написания книг. Автор Рэй Брэдбери. Год издания две тысячи двадцатый».
– О чём она?– Внезапно поинтересовался 2210.
– Она о писателях, – и выдержав паузу, добавил, – и о том, как писать.
– Но разве это не важно? «О том, как писать» – повторил 2210.
– Уже нет. Никому сейчас не нужно писать, да и писателей не осталось. Всё перешло в джигитал-управление. Все книги создаются нейронкой, все иллюстрации рисуются дримерами, всё выгружается на онлайн-платформы и читатели имеют доступ к любой книге, справочнику, энциклопедии или каким-то исследовательским работам прям тут в нашем Хранилище.
– Что же произошло с писателями?
– Их больше нет. Вернее нет тех, кого можно считать писателями в оригинальном варианте этого слова.
– Почему же?
– Они больше не нужны – кожаный посмотрел как-то с сожалением на книги, и резко бросил. – Давай-ка по-деловому, слишком много ты рассуждаешь, когда нужно заниматься делом.
2210 вернулся к своему монотонному перебиранию книг, но фраза «их больше нет» вертелась в его металлической башке и не давала сосредоточиться на работе. Если нет писателей, если никто больше ничего не пишет, то как люди продолжают узнавать что-то? Как они понимают, что идёт дождь или дует ветер? Как вообще нейронка может передать чувства и ощущения? Вот он – металлическая болванка, он не может даже описать стеллаж, который перед ним кроме как строго оцифрованных данных «деревянная конструкция высотой в два с половиной метра, шириной три с половиной метра, с деревянными перегородками, тёмного коричневого цвета». Но будет ли это полным описанием без ощущения? С чем связаны воспоминания об этом стеллаже? И словно где-то сработало кодовое слово, у него снова возникло изображение. На экране был шкаф, это точно был шкаф с прозрачными дверцами и металлическими, такими же как и его клешни, ручками. А внутри были книги, разного размера, разных цветов, но от них одинаково пахло, чем-то приятным, от чего хотелось улыбаться. Воспоминания тесно связаны с запахами. Он точно знал, что не всегда был такой вот «болванкой». Что он где-то жил и чем-то занимался, прежде чем оказаться здесь в Хранилище. Но чем именно и какие были его обязанности до перебирания книг, он никак вспомнить не мог.
Все его попытки насильно стимулировать воспоминания заканчивались провалом. Они не поддавались механическому принуждению и возникали спонтанно, словно замыкало свет. И лампочка ещё какое-то время продолжала выдавать импульсы. Он хотел снова ощутить запахи, ему было интересно снова вернуться в свои мысли. Но из этого благостного состояния его выдернул окрик Старшего по Хранилищу.
– Две тысячи двести десятый! Следуй за мной.
Кожаный не повернув головы, продолжал выдвигать книги, записывать и даже не смотреть, когда за очередной «неподходящей» спускался сверху крюк. «Интересно, а чувствует ли он что-то, вот вроде бы у него с ощущениями всё в порядке и он должен испытывать хоть какие-то эмоции», – размышлял 2210, пока двигался следом за Старшим по Хранилищу. Они проезжали огромные залы, где под потолок стояли книжные великаны с полками, забитыми сверху донизу бумажными кирпичиками. И как в его воспоминаниях здесь тоже были разные по цветам, размерам и, наверное, по запахам тоже. Книги перебирали такие же металлические пальцы, также шелестели страницы. Также вносились записи в формуляры и также сверху кое-где болтались крюки в ожидании подцепить очередную «неподходящую книгу».
2210 вошёл вслед за Старшим в помещение, ничем на первый взгляд не отличающееся от тех, в которых он уже был. Такие же стеллажи под потолок с такими же книгами… и только подойдя ближе, он увидел, что на этих книгах стояли отметки, словно они уже где-то и кем-то были отмечены. Он успел заприметить на одной такой буквы «КБ-879. Район Климино Центральное. Отдел научная литература».
– Ты будешь работать здесь. Задачи такие же. Вносишь названия и годы издания в формуляр и в конце рабочего дня сдаёшь формуляр. Всё ясно?
– Да, – ответил 2210 и, повернув голову за выходящим из помещения Старшим по Хранилищу, вернулся к осмотру изданий.
Некоторые «кирпичики» были не просто пообтёсаны, или с оторванными листами, а от них, казалось, пахло чем-то мрачным. Он выдвинул книгу с зелёной обложкой и отметкой: «К Н И Ж Н А Я Б И Б Л И О Т Е К А К А Ф Е Д Р А Б И О Л О Г И И» и, прочитав, перенёс буквы к себе в формуляр: «п о в е д е н и е ж и в о т н ы х а в т о р ч а р л ь з д а р в и н г о д 1 9 6 5». Он уставился на цифру – 1965, это так давно, что кажется, будто бы книга пролежала где-то очень долго. Так оно, наверное, и было, подумал 2210 и открыл её. На первой странице в самом верхнему углу были ещё буквы, но эта запись была более изящной, с волнистыми линиями и всё же ему удалось прочитать «м о е м у д р у г у н а п а м я т ь о т г л у б о к о ц е н я щ е г о т е б я п р е п о д а в а т е л я к р е п к о о б н и м а ю год 1 9 9 9». Он вдруг ощутил, что от этой записи тоже делается как-то очень приятно и также хочется улыбнуться. Он начал листать, практически на каждой странице буквы в несколько рядов подчёркивались линиями бурого цвета, а кое-где появлялись знаки «!» или «!!». Некоторые строчки даже обрамлялись по кругу квадратиком также бурового цвета. Он листал, листал и чем дальше, тем больше ему хотелось прижать эту книгу к себе, словно она была чем-то ему понятным. Витиеватые буквы встречались и дальше на пустых местах в книге, чаще справа или внизу. Они были отдельными фразами или в несколько строчек, некоторые он прочитал с трудом, так как книга эта также как и некоторые другие в Хранилище была местами сильно обожжена… «с в е р и т ь с и с с л е д о в а н и я м и у ч ё н ы х и з ш в е й ц а р с к о й л а б о р а т о р и и з а а в г у с т»… «н а й т и о п ы т ы с п о в е д е н и е м п ч ё л»… Эти все записи были сделаны почти до самого конца книги.
2210 вдруг снова увидел картинку. Теперь уже более отчётливо. Та же комната, тот же стеллаж, те же книги. Но теперь он уже понимал, о чём эта книга. Он знал, какие чувства в ней описываются, даже посмотрев на название «Преступление и наказание. Ф.М.Достоевский. Роман в шести частях с эпилогом». Он ощутил сырость и боль, он чувствовал запахи старых подъездов, видел серые дома, слышал плач и крики. Осуждал и прощал. 2210 перебирал тысячи разных вариаций своим ощущениям. Он читал её раньше. Это было определённо, она была ему знакома. Он знал, что в ней написано и самое главное, он это чувствовал. Ему были узнаваемы и другие книги рядом, стоящие ровными рядами с большими буквами на них ЖЮЛЬ ВЕРН… ЧЕХОВ… ГЮГО… РЕМАРК… ТОЛСТОЙ… Его сознание словно узнавало всё заново. Он застыл с открытым изданием и, посмотрев на изящные буквы, ощутил человека, который их делал. Он понял, насколько важна была эта книга для него и с какой жадностью он буквально заглатывал прочитанное и оставлял свои мысли. Он размышлял. Также как и 2210 размышлял сейчас. И вспомнил слова кожаного. «Они больше не нужны». Но теперь он воспринимал это по-другому: Писатель это – тот, кто направляет мысли, тот – кто нужен человеку для формулирования свих размышлений, даже если они будут спорными или витиеватыми, как на страницах этого вот потрёпанного и опалённого издания. Он понимал, что судьба этой книги будет такой же, как и у некоторых других: спустится сверху крюк и её утащат.
***
2210 закрыл формуляр и запустил внутри себя Панель Управления в программе «Запись», создал директорию «Сохранить» и активировал режим «Сканировать». Он не анализировал, почему вдруг возникло это желание и откуда он вообще узнал, что обладает такой способностью. В его системе была встроенная функция переноса содержания книг с бумажного носителя на электронный. Эта директива была условно-закрытой и включалась только в тех случаях, когда сохранность книги в бумажном виде уже не была возможной. А так как такие книги тут иногда попадались, то 2210 знал, как запускать такие операции. По предписанию, он сам должен был оценить какой урон нанесён книге, и с какой вероятностью, она будет окончательно испорчена со временем. Чтобы сохранить книгу ему нужно было только «отсканировать» её содержание к себе в память. 2210 снова перевернул на первую страницу книги, где было написано «п о в е д е н и е ж и в о т н ы х а в т о р ч а р л ь з д а р в и н г о д 1 9 6 5» и начал сканирование. Через 20 минут, перенеся буквы с последней страницы, он закрыл книгу и поставил её назад на полку.
2210 ощутил приятное тепло, как тогда в воспоминаниях о книгах в шкафу знакомой ему комнаты. Теперь у него была важная задача, чтобы делать этот перенос никому не заметным, чтобы «сохранить» как можно больше книг, чтобы спастиих от уничтожения.
Иногда то, что мы внезапно осознаёми становится нашим самым важным делом. 2210 теперь работал с большим напряжением. Он уже не концентрировался, как раньше, на своих внутренних ощущениях. Для него внезапно важным стало, что именно таким вот образом – сохраняя «ценный экземпляр», он спасает книгу и приносит пользу для других. Разве мы разбираемся в оценке ценности, когда нам кажется, что то, что мы делаем важно? Нет. Мы просто продолжаем делать то, что нам кажется важным. Просто в какой-то момент включается программа внутри нашего организма, пусть даже и вот такого механического, направляющая деятельность в «подходящую» сторону.
Со стороны не было заметно, что с 2210 происходит что-то не то, он активно вносил записи в формуляр, ничем не привлекая к себе внимание. Изредка задерживался с какой-то книгой, словно дольше читал содержащуюся в ней информацию. Медленно пролистывал страницу за страницей, и, дойдя до последней, закрывал и убирал её. Невозможно было понять, даже если бы рядом с ним кто-то находился в этот момент, какую эмоцию он испытывает. Радость. Вот что он чувствовал. Он понимал, что эта эмоция – светлого, тёплого и очень близкого для него ощущения. Воспоминания иногда возникали ещё, но все они носили обрывочный характер. Ему также виделись стеллажи, также в них стоящие книги, так же иногда он понимал содержание и мог ощутить характер людей, которые в них описывались. Его больше ничего не напрягало, кроме одного, он старался не пропустить ни одной книги, явно намереваясь перенести их как можно больше в свою систему.
Сегодня они снова работали вместе с кожаным, его перевели ещё вчера и он снова выписывал книги, за которыми спускался сверху крюк. Но теперь уже металлическая болванка не высказывал никакого сожаления и ничем не отвлекал на свои глупенькие вопросы про глупенькие книжонки. 2210 перешёл на новый стеллаж и проводил записи, внезапно он снова ощутил, что книга, которую он держит своими металлическими клешнями, возможно, ценна или даже важна. Он перенёс запись в формуляр: «к а к п о я в и л а с ь ж и з н ь н а з е м л е а в т о р с т и в е н х о к и н г г од 1 9 8 8» и открыл первую страницу. На ней как и на всех последующих были размашистые буквы в одну и кое-где в две строки: «п о ч е м у м ы з д е с ь ? в ы ж и в е м л и м ы ? с п а с у т л и н а с т е х н о л о г и и и л и у н и ч т о ж а т ? ». 2210 листал страницу за страницей, перенося книгу к себе. Он так увлёкся, что даже не заметил, как кожаный уже минут 10 наблюдает за ним. Закрыв книгу и поставив её на место, он вдруг увидел, как кисть кожаного опустилась на его металлическое плечо:
– Ничего не хочешь рассказать?
– Нет, – отбросив руку, потянулся за новой книгой.
– Ты ведь понимаешь, что рано или поздно все поймут. Если я увидел, как ты сканируешь книги, то и Старший это увидит.
– Ну и что? Меня уничтожат, как и эти книги?
– Ты не представляешь никакой особой ценности, а вот то, что ты просканировал к себе – представляет… – помолчав, продолжил, – только зачем ты это делаешь? И главное, для кого?
– Ну мы же вот это всё, – он обвёл своей металлической рукой круг по залу, – для кого-то описываем. Мы для чего-то всех их переносим и сохраняем. Вот и я… сохраняю.
– Ты ничего не понимаешь. – Кожаный снова с сожалением посмотрел наверх, откуда съезжает крюк. – Они все со временем будут уничтожены. Понимаешь? Все. Просто пока ещё не всё можно передать. Не все описания и механизмы так называемого «мастерства писательства» знакомы сетке. Вот когда всё дойдёт до полной автоматизации, то все бумажные носители будут уничтожены. Как ненужные пылесборники.
– И даже те, тактильно-необычные, что в зале, где написано «ЭНЦИКЛОПЕДИИ»?
– Да, даже они. Всё, что создавалось некогда человеком, теперь имеет возможность создаваться машиной. И для этого не нужно тратить ни времени, ни средств. Просто задавай нужный жанр и машина сама напишет и «Таинственный остров» и «Горе от ума».
– Куда уходят наши формуляры? Они ведь тоже бумажные?
– В подвале есть Архив, там хранятся все описи. Они возможно и тоже, когда-то уничтожатся, но пока что, мы оставляем исходные данные каждого экземпляра Хранилища. А сами экземпляры уничтожаем.
– Как когда-то уничтожили и меня, да? – Я ведь не всегда был такой вот металлической болванкой? Да?
– Вообще-то всегда! – усмехнулся кожаный. Тебя создали, твоё имя – 2210. Давай, Карл, включи свою смекалку и предположи, почему у тебя такое имя?
– Я две тысячи двести десятая созданная модель и это мой порядковый номер. – Металлическая болванка уставился на книжный стеллаж и вдруг спросил. – Но ведь я чувствую, что знаю их. Эти книги. И эти события в них. И этих героев. Я помню, я и раньше их всех знал.
– Да ничего ты не знал. Это просто иллюзии, картинки, если уж говорить точнее, на которых и строится твоя система. Ты просто учишься чувствовать, как я, ты повторяешь те же эмоции, что и я. Да, ты что-то начинаешь делать лучше, чем я. И у тебя вдруг, как ты думаешь, появляются ощущения, всплывают моменты, которые ты пережил. Но на самом деле, ты как тот ИИ, которого учили писать книги, а он вдруг начал играть в шахматы. Понимаешь? В тебе уже изначально заложены функции повторения и обучения. Ты сам себя обучаешь и сам себя учишь чувствовать. Когда-нибудь, возможно, вы научитесь выражать настоящие эмоции, а не повторять их за нами.
– Я – робот! Я просто робот… имитация жизни.
– Ну давай, пусти ещё слезу и спроси меня «Разве робот не сможет написать симфонию?»
– Сможет. И даже нарисовать шедевр.
– Отчасти ты прав. Ведь когда-то твой квадратный предшественник на двух ножках не мог и двух шагов сделать и утыкался в препятствия. Но пара тройка заходов, несколько отработанных схем. И вуаля. Он уже шагает. Дело техники, так сказать. Как в биологии в структуре молекулы ДНК, которая описывается в виде формул, присутствует число Пи, так и в писательстве в структуре произведений, заложена формула, свой алгоритм.
– Только всё с чего-то началось. Когда-то была первая звезда. Был первый человек. И была первая книга. Нулевой экземпляр. Без этого ничего бы у вас не было. Даже нас.
С чего-то всё начинается.
– Это всё уже не так важно. – Он нахмурился. – Важно, что всё движется в другом направлении. Мы сейчас больше не создаём что-то новое, а просто повторяем, делаем лучше. Со – вер – шен – ству – ем. Давай-ка дальше повторять, то, что мы с тобой делали.
– Ты не хочешь об этом говорить… – я понимаю.
– Не вижу смысла. Да. И лучше будет к этому разговору больше не возвращаться. И для меня и для тебя.
***
2210 и не собирался возвращаться. Всё что он хотел услышать и понять, он для себя уже понял и услышал. Всё что он ощущал, он стал чувствовать ещё сильнее. И те действия, которые он выполнял, он также и продолжал исправно выполнять: он вносил данные книг в формуляр, сохранял содержание книг, теперь уже не только тех, которые чувствовал, но и тех, которые кожаный помечал как «неподходящий экземпляр». Он старался идти по пятам кожаного и не пропускать ни одно его действие. Он так увлёкся, что совершенно не думал, что его действия тоже кто-то не пропускает.
Это случилось внезапно. Вдруг посреди рабочего дня их рабочий процесс прервался окриком Старшего по Хранилищу.
– Две тысячи двести десятый. На сегодня ты закончил.
2210 не привык удивляться, даже если его время работы только началось. Кожаный тоже стоял безмолвно и смотрел на них. 2210 съехал вниз и последовал за Старшим. Они двигались вдоль длинного коридора, по правую и левую сторону которого были огромные залы. А в залах до потолка стояли огромные стеллажи, сверху и донизу забитые книгами. 2210 смотрел как много там книг, которые он ещё должен успеть спасти. Он не задумывался, как и кому эти сохранённые экземпляры могут быть важны, но если кто-то считал их ценными тогда, то, значит, они представляют важность и по сей день – так он рассуждал.
Старший остановился возле запертой двери, достал ключ и, вставив его в замок, дважды провернул. Толкнул, вошёл и прикрыл дверь, после того, как внутрь за ним проследовал 2210.
2210 осмотрелся. Ни одного стеллажа с книгами. Но зато здесь много разных мониторов и как змеи, расползающиеся по полу, провода. Вся комната буквально завалена коробами, коробками и маленькими коробочками. Что находится внутри них, неясно.
Старший открыл один из коробов и 2210 отпрянул, словно от картин, которые он видел, листая книжку с названием «Убийство на улице Морг» Эдгара Аллана По. Он не понимал, почему там внутри были такие же металлические части, из которых состоял он сам. Он просто ощутил что-то неприятное, что-то холодное и мрачное. И хотя Старший всё время молчал, но 2210 уже знал, что его не просто так сюда привели. Он перебирал все возможные варианты и беспокоился, всей своей металлической душой, только об одном – как запрятать то, что он успел отсканировать внутри себя, чтобы это никто не нашёл и не уничтожил.
Старший тем временем уже включил один из мониторов, и так же молча, подойдя к 2210, вытащил чип питания.
«С чего-то всё начинается. И на чём-то всё заканчивается» – подумал 2210 и словно лампочка, погас.
Металлическая конструкция бесцеремонно была сдвинута куда-то к стене, где было место среди такого же хлама железок. А Старший, уже вставив металлический накопитель в компьютер, щёлкал, переходя по папкам. Их было сотни. Сотни скопированных и сохранённых металлической болванкой бумажных книг.
Спустя время Старший вытащил накопитель и написал на нём «забытые книги». Взял накопитель и собирался уже выйти из комнаты. Но остановился, посмотрел на запись, потом на металлическое бездыханное тело возле стены. Открыл ящик и убрал накопитель внутрь него.
Он поправил свой бейджик и вышел из комнаты, закрыв дверь на ключ.
Никто никогда не спрашивал, но совершенно непонятно, зачем носить бейджик, на котором кроме цифры O ничего больше не было.
На следующий день в компаньоны к кожаному привезли новенького.
– Две тысячи двести одиннадцатый. – Представился он.