« Сашенька »

«сашенька» 

со временем, Николай привык. привык к нынешнему Саше, который мог бегать со слугами по замку и играть в детские игрушки. к Саше, который постоянно рисовал и капризничал не желая пить касторку. к Саше, который просил Николая почитать ему сказку на ночь, посмотреть рисунки и искупать его. только на душе не было спокойно

это казалось каким-то.. извращением. извращением над Сашей, который не просто так играется, а действительно болеет. который почти всегда все забывает и называет императора «папой». это казалось ему добровольным издевательством. казалось, что он выполняет просьбу Бенкендорфа чувствовать себя извращенцем и мучителем

особенно тяжело было, если Саша жался к нему, не думая. обнимал, садился или залезал ночью в постель, потому что ему снова приснился кошмар. ведь моменты той интимной, страстной, глубокой близости до сих пор сидели в подсознании, заставляя потом противиться самого себя в отражении зеркала. это ведь он раньше трогал его за бедра и грубо целовал в порыве страсти, а сейчас изредка целует в лоб перед сном по просьбе и обнимает ночью, чтобы Александра не мучали кошмары

это казалось таким сильным извращением и ужасом, что на какое-то время Николай и вовсе перестал навещать Сашу. ссылался на забитое расписание и график, пока сам мог часами по вечерам смотреться в зеркало и терзать кожу руками, будто пытаясь не содрать, лишь бы не вспоминать тепло чужих рук на ней. таких наивных и почти детских рук. взрослых, но теплых детских рук 

потом стало будто легче. сначала Николай начал показывать на недочеты в рисунках, причем таких детских, что даже взрослый мог допустить их не думая. но за них мог поставить в угол или не навещать целый день, пока Александр это ошибки не исправит. потом начались уже срывы. от нервов на службе, проблем с политикой государства и народом, а так же с Сашей

по дворцу поползли настолько жуткие и громкие слухи, что уже даже не верилось в них. так что же ему делать? только срываться на Сашу. за очередной косяк, очередной сломанный карандаш и покрашенную стену. за очередной съеденный кекс, который был для гостей и детскую шалость. даже за кошмары, которые Саша и вовсе не мог контролировать. но ведь.. он тоже устает, верно?

только, император не учел тот факт, что ведет себя Граф как ребенок не просто так, а из-за болезни. доверие между ними было разрушено. теперь Саша даже не пускал его извиниться, даже если он стоял в одной рубашке и брюках без мундира, даже если в руках был серебряный поднос с теплым молоком и имбирным печеньем. не пускал, закрывался в комнате и перестал рисунки показывать. это было самым тяжелым что мог представить себе Николай

оставалось только корить себя. гнобить, унижать и корить за каждое слово, каждый высокий тон, от которого Александр на его же глазах начинал плакать. раньше он гнобил себя за то, что радовал Сашу. теперь, он гнобит себя за то, что доломал Сашу.