Санджай Ганди, урбанизм и стерилизации: The Emergency, часть третья

Итак, Индией правила Индира, всякие неприятные вещи вроде парламента и независимого суда были устранены, но на жизнь большей части населения это никак не повлияло. Экономика была на подъёме, оппозиция в тюрьме и, казалось бы, ничто не предвещало беды. Тем не менее, само правительство вводило чрезвычайное положение вовсе не для того, чтобы оставить всё «как есть».

Идея о том, что Индия отстаёт в развитии от части азиатских стран потому, что ей мешает парламентаризм и демократические институты, была популярна среди части функционеров Индийского национального конгресса. Главным выразителем таких идей стал Санджай Ганди, ставший после 1975 года вторым по влиянию человеком в стране

Санджай был младшим сыном Индиры, но его старший брат Раджив ни малейшего интереса к политике не проявлял — получил в Великобритании диплом инженера-механика, женился на итальянке и мирно работал в Indian Airways. Раджив Ганди постарался максимально отдалиться от высшей власти и показать, что он ни на что не претендует и претендовать не собирается. В скобках отметим, что Раджива это не спасёт — ему всё-таки придётся стать премьер-министром, получить в наследство все индийские проблемы и погибнуть от рук тамильских террористов. Но сейчас речь не о Радживе, а о его младшем брате.

Санджай рвался к власти — его поддерживала группа выходцев из молодёжной организации ИНК, решившая подвинуть старых товарищей. В 1975 году «люди Санджая» пришли в правительство — министром обороны стал его ставленник Банси Лал, сторонники Санджая контролировали пропаганду и управление столицей.

Санджаю было тридцать лет, законченного образования он так и не получил. Младший сын Индиры участвовал в автомобильных гонках, заводил романы с болливудскими звёздами, а теперь стремился изменить страну.

В 1975 году Санджай выдвинул «программу из 5 пунктов» для каждого члена ИНК — каждый партиец должен был обучить хотя бы одного неграмотного, взять в жёны девушку из другой касты, не брать приданного, родить не более двух детей и посадить дерево. Для того чтобы устраивать ликбезы и межкастовые браки надо было добиться очень высокой дисциплины в ИНК, но Санджай и собирался преобразовать Конгресс по типу компартии.

О своих взглядах Санджай охотно рассказывал во многочисленных интервью — проправительственная пресса уделяла его деятельности большое внимание. Санджай говорил о том, что государством должна управлять партия, парламентские институты в общем-то лишние, а вот экономические свободы надо расширить, уменьшив роль государственного регулирования. Санджай и его сторонники следили за тем, что делалось в Южной Корее и на Тайване, а позднее — и за политикой властей КНР. Первым шагом, необходимым для быстрого экономического развития, Санджай считал начало борьбы с перенаселением.

В 1950 году в Индии жило 357 млн. человек, в 1960 году 442 млн., а в 1970 году — 555 миллионов. Население продолжало расти бешеными темпами, а города тонули в потоке переселенцев из деревень.

Если читать подпольное оппозиционные газеты, то могло сложиться впечатление, что действия Санджая в Дели были продиктованы исключительно его злой волей. Но с Дели действительно надо было что-то делать, причём немедленно. В начале XX века это был тихий средневековый город, почти целиком помещавшийся внутри стен ещё могольской эпохи. Затем британцы перенесли туда столицу и возвели Нью-Дели — гигантский комплекс правительственных зданий. В город переехали чиновники и военные, а в 1947 году сюда хлынул поток беженцев из Пакистана. В это же время из Дели в Пакистан уехала большая часть мусульманской общины, но на общую демографическую ситуацию это не повлияло — каждые десять лет население столицы удваивалось. Большей части новоприбывших жить было негде, в городе разрастались трущобы.

Джагмохан Малхотра, один из руководителей делийской мэрии считал, что вид столицы позорит Индию.Он считал, что районы Старого города нужно расселить, переселив обитателей в новые дома на восточном берегу реки Ямуны. Старый город же следует расчистить, освободить подходы к древним памятникам и сделать деловым и туристическим центром. Малхотра выдвигал проекты сноса трущоб ещё с конца 1960-ых гг., но тогда этому воспротивились парламентарии. В 1975 году Малхотру взял в свою команду Санджай и всё пошло гораздо более быстрыми темпами.

В 1976 году центр Дели начали расселять — трущобы сносили, жителей переселяли на восточный берег. Но что-то пошло не так сразу по нескольким причинам.

Во-первых, Малхотра и Санджай Ганди совершенно не учли экономическую составляющую. Да, жителям действительно давали жильё — и обычно гораздо лучше старого. Но большинство переселенцев было ремесленниками и мелкими торговцами, работать они продолжали всё равно в Старом городе, а путь через реку был неблизким. Во-вторых, городские власти стали проявлять всё большее рвение и сносить вместе с трущобами и дома, на которые были все необходимые документы ещё с британских времён. Ну а в-третьих, исторически сложилось, что старые районы населяли именно мусульмане.

Малхотра утверждал, что его действия не имеют никакой религиозной подоплёки, но верили ему далеко не все. Вспомнили, что сам Малхотра — беженец из пакистанского Панджаба, потерял родственников во время резни в 1947 году и к существованию мусульманских кварталов в центре Дели скорее всего относится не очень хорошо. Делийские мусульмане были самой бедной и необразованной частью городского населения — богатые и образованные за тридцать лет до этого сбежали в Пакистан. Слухи о том, что в новых районах мусульман расселяют так, чтобы они оказались в меньшинстве среди индусов, дополнительно накалили обстановку.

В начале апреля 1976 года было принято решение о сносе трущоб у Туркменских ворот в Старом городе. Этот квартал был практически полностью мусульманским, кроме того, там было много зданий, на которые имелись все необходимые бумаги. Было проведено что-то вроде общественных слушаний, на которые приехал сам Санджай Ганди — но всё было напрасно, жители наотрез отказались переезжать и бросать выгодные торговые места.

15 апреля в районе появились бульдозеры — на их пути встали местные жители. Депутации жителей квартала отправились к различным общественным деятелям, снос удалось временно приостановить. Но 19 апреля бульдозеры вернулись в сопровождении полиции. В полицейских полетели камни, в ответ был открыт огонь на поражение.

Впоследствии так и не удалось установить, кто отдал приказ о применении оружия — чины МВД пытались свалить ответственность друг на друга. Полиция признала, что в результате стрельбы у Туркменских ворот погибло 6 человек, но эти данные были очевидным образом занижены. Число убитых в разных исследованиях колеблется от 40 до 200 — скорее всего, ближе к реальности первая цифра. Легальная пресса о событиях 19 апреля хранила глухое молчание, никаких официальных комментариев власти давать не собирались. Это дало обратный эффект — поползли слухи о том, что в Дели погибли тысячи людей, что трупы из города вывозили грузовиками, а Малхотра сам стрелял по толпе из автомата.

За делийских мусульман вступился Шейх Абдулла, глава кашмирского правительства. Он встретился с Индирой и сумел убедить её в том, что действия столичных властей чудовищно влияют на репутацию правительства. Снос временно приостановили, но недовольство росло в связи с другим проектом Санджая — массовой стерилизацией.

Программы по контролю рождаемости действовали в Индии ещё с 1960-ых гг. Правительство финансировало деятельность «Организации по планированию семьи», которая убеждала индийских мужчин, имевших трёх и более детей, пройти операцию по стерилизации. В подарок согласившимся выдавали по радиоприёмнику и соглашались действительно довольно многие, но на общую демографическую ситуацию это не влияло практически никак.

Санджай решил повысить эффективность процесса — его команда составила план по стерилизациям, главам правительств штатов было приказано обеспечивать нужные показатели в обязательном порядке. Действительно, дело пошло быстрее, за период чрезвычайного положения было стерилизовано более 10 миллионов человек — вот только добровольным этот процесс быть как-то перестал.

Местные власти, пытаясь заслужить расположение центра, стремились давать всё более и более высокие цифры. Приёмников больше никому не дарили, да и вообще особо ничего не объясняли — полиция оцепляла деревни и городские кварталы, вылавливала многодетных по заранее подготовленным спискам и везла их в медицинские центры. Списки составлялись впопыхах, часто в них попадали даже бездетные и неженатые молодые люди.

Народ всему этому отчаянно сопротивлялся — на закрытие газет и роспуск парламента большинству было плевать, но вот это не оставляло равнодушным вообще никого. К тому же, большинство людей не понимали смысла слова «стерилизация» и считали, что их будут в самом прямом смысле кастрировать. В регионах, где власти проявили наибольшую активность, начинался хаос — толпы громили медицинские центры, врывались в административные учреждения и уничтожали все документы. В городе Музаффарпур (штат Уттар-Прадеш) толпа попыталась отбить увозимых в медицинский центр, полиция открыла огонь — погибло несколько десятков человек.

Естественно, сколько-нибудь образованных и состоятельных людей всё это не касалось. Облавы проводились в бедных кварталах, абсолютное большинство стерилизованных составляли представители низших каст и мусульмане. Но средний класс Индиру и так никогда особо не любил, именно он составлял главную опору оппозиции. Основным тезисом правительственной пропаганды было то, что оппозиция придя к власти задавит меньшинства и лишит низшие слои населения любых социальных гарантий. Ещё в начале 1970-ых гг. это звучало очень убедительно — и мусульмане, и неприкасаемые поддерживали Конгресс, тем более, что собственного политического представительства ни у кого из них не было. Теперь же, глядя на действия Санджая, низшие слои индийского общества понимали, что никто их интересы особо учитывать не собирается и задумывались — многим ли хуже оппозиционеры?

В оппозиции тем временем дела обстояли так: 10 июня 1976 года наконец-то арестовали неуловимого Джорджа Фернандеса — теперь все первые лица, кроме Крипалани, оказались в тюрьмах.

Сложившаяся ситуация изменила расклад сил в лагере противников Индиры. Раньше первую роль играли выходцы из ИНК, но они оказались совершенно не готовы к подпольной работе. После ареста лидеров, партии практически не могли продолжать организованную работу. Совсем по другому дело обстояло у правых — все их лидеры сидели под арестом, но партия Бхаратия джана сангх (Индийский народный союз) изначально строилась по образцам заклятых врагов-коммунистов. Руководство перешло к младшему поколению правых активистов — людям 30-35 летнего возраста, которые уже в принципе не застали колониальных времён. Именно в годы чрезвычайного положения в правой среде начинают политическую карьеру люди, которые сейчас сидят в индийском правительстве — Нарендра Моди (тогда — один из координаторов подполья в Гуджарате), Арун Джетли (тогда — лидер правого студенческого движения), Раджнатх Сингх ( тогда — глава отделения Джана сангх в провинциальном Мирзапуре) и т. д.

Тем не менее, даже правые занимались только вербовкой сторонников и изданием подпольных газет. На организацию каких-либо массовых кампаний у оппозиции явно не было — правительство продолжало оставаться явно сильнее, несмотря на все инициативы Санджая Ганди. Поэтому, когда в январе 1977 года Индира внезапно объявила об отмене режима ЧП, этому сначала просто никто не поверил -и внутри страны, и в Европе считали, что это какой-то странный трюк, за которым последует дальнейшее ужесточение режима и окончательный разгром оппозиции.

Но Индира всерьёз собралась отменить чрезвычайное положение и провести парламентские выборы. Что из этого получилось — расскажем в следующей части.