Самый важный ученый, о котором вы никогда не слышали. Часть 2

Исследования Кехо также привели его к ошибочному выводу, что существует количественный порог для отравления свинцом. По его мнению, токсин безвреден, если в крови содержится менее 80 микрограммов на децилитр (мкг/дл) свинца. Если в крови 81 мкг/дл — человек отравлен. Если в крови 79 мкг/дл — опасность есть, но пока все в порядке. 

То есть дело в степени отравления. Вы можете быть немного отравленным, умеренно отравленным, чрезвычайно сильно отравленным или смертельно отравленным. Но много повреждений может произойти и до того, как вы достигнете отметки 80 мкг/дл (для справки, в настоящее время ЦКЗ начинает беспокоиться, если уровень свинца в крови превышает 5 мкг/дл). 

Две ошибки Кехо — что свинец естественен в человеческом теле, и что существует порог отравления — были приняты политиками и поняты индустриями, правительством, прессой и общественностью как непоколебимая истина. Для миллионов людей открытия Кехо были «фактами». Ему были присвоены такие звания, как президент Американской академии профессиональной медицины, Директор Промышленной медицинской ассоциации, Президент Американской ассоциации промышленной гигиены, заместитель председателя Совета по промышленному здравоохранению Американской медицинской ассоциации, а также множество других. Кехо был столь высоко уважаем, что журнал Archives of Environmental Health посвятил целый выпуск его заслугам. 

Но он ошибался. 

Держась за живот, позеленевший Клэр Паттерсон висел над перилами лодки, выплевывая обратно свой завтрак. 

После открытия возраста Земли в 1953 году, Паттерсон поставил новую задачу — узнать, как сформировалась земная кора. Он знал, что изучение свинца в океанических отложениях может дать ответ, и отправился в море. Но морская жизнь была не для него. Как он вспоминал, «Я чувствовал себя очень паршиво! Я не знал, что, черт возьми, я делаю здесь. Я ненавидел все это!» 

И снова Харрисон Браун любезно субсидировал исследование Паттерсона. Клэр дал нефтяной индустрии ложное обещание о том, что бурение древнего песка может принести им выгоду. «Харрисон каждый день получал от них огромные суммы, чтобы финансировать работу моей лаборатории, которая не имела никакого отношения к нефти», — рассказывал позднее Паттерсон. 

Благодаря деньгам Американского института нефти, Паттерсон собрал образцы осадочных пород и водяных столбов в Тихом океане, Лос-Анджелес; Центральной Атлантике, недалеко от Кейп-Код; в Саргассовом море около Бермудских островов; а также Средиземном море. 

Паттерсон знал, что если он сравнит уровни свинца на мелководье и на глубине, то сможет рассчитать, как со временем меняется океанический свинец. Недавно выпавшие дождевые осадки, штормы и речная вода, а также вода на поверхности моря моложе вод, покрывающих морское дно. Такая же стратегия применима к осадочным породам. Песок, покоящийся на морском дне, относительно свежий, но слой, погребенный на 12 метров ниже, значительно старше. В геологических кругах, это называют законом суперпозиции: чем глубже пласт, тем он старше. 

Собрав образцы, Паттерсон вернулся в свою сверхстерильную лабораторию. «Результаты получились не воодушевляющими», — вспоминал он. Обнаружилось, что образцы молодой воды содержали в 20 раз больше свинцовых отложений. 

Это было странно. 

В поиске объяснения этому во всех возможных источниках, Паттерсон наткнулся на данные об этилированном бензине. Он соотнес числа. «Все легко объяснялось количеством свинца, находящимся в бензине, которое после сжигания попало в атмосферу», — пояснил он позже. 

Когда нефтяные компании финансировали работу Паттерсона, они и подумать не могли, что у них возникнут серьезные проблемы. В любом случае, он опубликовал полученные данные. 

За последние девять лет нефтяная индустрия присудила Паттерсону около 200 тысяч долларов. Но в тот момент, когда он опубликовал в Naturе статью, в которой нефтяная промышленность обвинялась в аномальных концентрациях свинца в снеге и морской воде, Американский институт нефти отменил финансирование. Затем был расторгнут его контракт со Службой общественного здравоохранения. В Калифорнийском институте член попечительского совета — глава нефтяной индустрии, чья компания продавала тетраэтил свинца, приказал президенту университета прекратить работу Паттерсона. 

Однажды в дверь кабинета Паттерсона постучали. Четыре нефтяных главы (или, как назвал их Паттерсон, «белые рубашки и галстуки») были вполне дружелюбны. Они показали ему краткую сводку о текущих проектах и спросили, не ищет ли он финансирования, чтобы изучить что-то новое. «[Они пытались] подкупить меня поддержкой исследований, которые были бы им выгодны», — вспоминал Паттерсон. Вместо того чтобы выгнать, Паттерсон усадил их в аудитории, и стал объяснять. «Ученые будущего получат четкие данные, показывающие, как эти разработки отравляли свинцом человечество и нашу окружающую среду. Я объясняю, как эта информация может быть использована в будущем, чтобы закрыть эти разработки». 

После этой лекции мужчины ушли. Позже Паттерсон узнал, что нефтяная индустрия попросила Комиссию по атомной энергии прекратить субсидирование его работы. «Они зашли с другого конца и попытались заблокировать все мои финансы». 

В книге Денворта Toxic Truth подробно рассказывается о том, как индустрия пыталась выставить Паттерсона чокнутым, что, честно говоря, было несложно. Паттерсон был чудаковат. В дни, когда Пасадена была затянута смогом, он прогуливался по улице в цветных носках и противогазе. Он совсем не выглядел и не вел себя как профессор. Он носил футболки, военную форму и высокие сапоги. Он ничем не владел. Однажды он звукоизолировал свой кабинет в Калифорнийском институте и установил две двери, двойной слой стен и двойной потолок. Как отметил его коллега Томас Черч, Паттерсон был похож на свои образцы горных пород: ему не нравилось быть «загрязненным» внешними воздействиями. 

Был он психом или нет, но работа Паттерсона привлекла Кэтрин Буко, редактора Archives of Environmental Health, которая попросил его написать статью об океаническом свинце. Паттерсон представил эссе, опаленное огнем и серой, в котором были перечислены все возможные естественные причины свинцового всплеска: вулканы, лесные пожары, удобрения, морская соль, и даже копоть от метеоритов. Он показал свои расчеты и объяснил, что все эти явления не могут объяснить такое высокое содержание свинца. Числа совпадали только тогда, когда он учитывал выплавку свинца, свинцовые пестициды, свинцовые трубы и «свинцовые алкилы», то есть бензин. 

Его заключение было ужасающим. Человеческое тело, вероятно, могло содержать свинец в количестве, в 100 раз превышающем норму. 

Кехо попросили просмотреть статью. Он ответил, что все рассуждения Паттерсона были смехотворными. Он был геологом и физиком. Что он мог знать о биологии? 

«Выводы относительно естественного содержания свинца в организме человека, я считаю необыкновенно наивными, — писал Кехо. — Это пример того, насколько неправ может быть человек в своих биологических постулатах и выводах, когда он вступает в область, в которой он так невежественен и даже не имеет никакого представления о глубине своего невежества, и потому настолько неосторожен в своих радикальных выводах». 

Кехо мог бы разгромить эту статью — в конце концов, он был авторитетом в области свинца — но он все равно дал зеленый свет, полагая, что публикация этой статьи разрушит доверие к Паттерсону. «Проблема, которую он поднял в этой статье, не может быть проигнорирована, — писал он. — Нужно столкнуться с ней лицом к лицу, и поэтому я одобряю ее публикацию». 

В 1965 году токсикологи раскритиковали статью Паттерсона. Общим посылом их критики было: занимайтесь своими камнями, а вопросы человеческого тела оставьте экспертам. «Общепризнанные медицинские данные убедительно доказывают, что свинец в окружающей среде не представляет угрозы для здоровья населения», — говорилось в заявлении Американского института нефти. Герберт Стокингер, токсиколог из Цинциннати, сетовал: «Паттерсон пытается стать второй Рейчел Карсон? Будем надеяться, что эта статья окажется первой и последней из области научной фантастики». 

Паттерсон не обращал на это внимание. Его спасительная благосклонность была сочетанием старомодного упрямства и сердечной убежденности в том, что наука, воспринятая большинством или нет, является воротами к истине. Он решил, что единственный способ победить скептиков — делать больше исследований. Для этого ему придется посетить самые холодные места на планете. Его манил арктический ветер. 

Летом 1964 года вертолет доставил Паттерсона в Арктический исследовательский центр США в Кэмп-Сенчури, Гренландия. С воздуха лагерь казался спящим — сплошное снежное поле с нефтяными бочками и гусеничными тракторами. Но на глубине около семи метров подо льдом сотни солдат ходили по лабиринту тоннелей, в которых были, помимо театра, библиотеки и почты, несколько секретных ответвлений. Военные называли лагерь «полярной исследовательской станцией», но это было одновременно и местом разработки проекта «Ледяной змей» — секретной (и неудавшейся) 4500-километровой сети тоннелей для хранения и запуска ядерных ракет. 

Паттерсон с бомбами завязал. Он приехал, чтобы откапывать гигантские кубы льда. 

В Арктике снег имеет свойство отстаиваться — старый снег остается глубоко внизу, а новый наслаивается сверху. Если вы будете копать достаточно глубоко, вы по сути попадете в прошлое. Паттерсон хотел сравнить свинец из старого льда с новым, и для этого ему нужно было выкопать около ста галлонов. 

Каждую ночь, пока солдаты спали, команда Паттерсона опускалась по скользкому тоннелю на сотню метров вглубь. На этой глубине снегу было 300 лет. Команда была одета в костюмы и перчатки, очищенные кислотой. С помощью обработанных кислотой пил они медленно выпиливали кубы льда по 60 см, помещали в обработанные кислотой контейнеры и выгружали из тоннеля в обшитый пластиком трейлер на поверхности. Лед растапливали, грузили на военные самолеты и везли в калифорнийскую лабораторию. 

Хотя эта база была отличным местом для раскопок древнего льда — они добыли образцы аж 2800-летнего возраста — поверхность в ней была слишком загрязнена. Поэтому, чтобы найти новые слои льда, Паттерсон и группа солдат уселись в три трактора-снегохода и поехали по снежной буре. Пурга затмевала солнце, и Паттерсон, безуспешно пытавшийся ориентироваться по солнечному компасу, был вынужден каждые несколько метров останавливаться и ставить флажок, чтобы обозначить путь. Достигнув уединенной снежной равнины, они выкопали траншею в 15 метров глубиной и 90 длиной. 

Через год Паттерсон повторил это в Антарктиде. При летней температуре -10°С его команда в чистых пластиковых костюмах завела электропилы и начала копать тоннели в снегу, длиной 90 м и шириной 42 м. Они собрали образцы из 10 различных эпох. Как позже вспоминал в «Ядовитой правде» один из участников, «Пата дико бесило, что у всех тек нос от мороза. Он боялся, что сопли незаметно упадут на кусок льда. Если из носа все же капало, мы брали инструменты и вырезали кусочек вокруг того места, куда капнуло». 

Чтобы собрать молодой снег, команда поехала на тракторе к нетронутому участку льда в 210 км от своей базы, двигаясь против ветра. «Нам пришлось взяться за ледорубы с лопатами и безо всякой механики выкопать наклонный ствол длиной 30 м, чтобы добраться до нужных слоев снега, — писал Паттерсон. — Один участник с горькой иронией отметил, что мы выгрузили льда из этой заброшенной дыры в общей сложности где-то на 1000 банановозов». 

Вернувшись в Калифорнию, Паттерсон разработал строгие протоколы для предотвращения загрязнений. На анализ одного образца могло уйти несколько дней. Он заставил исследователей оборачиваться в обработанные кислотой полиэтиленовые мешки. Каждый новый образец брали в новой паре очищенных перчаток. Годы спустя, когда Паттерсон снова анализировал куски льда из Антарктиды, он показал на пятнышко на образце и сказал ассистенту Рассу Флегалу, что оно старше Иисуса. В книге воспоминаний «Чистые руки» Флегал пишет: «Потом он мне сказал, что если я уроню этот лед, это будет кощунство, и я до конца жизни буду изгнан из лаборатории».

Цифры из Гренландии были поразительными. Образцы демонстрировали «200- или 300-кратное повышение» уровня свинца за период с 1700-х годов по наше время. Но самый резкий скачок случился в последние тридцать лет. 

Какие уж тут еще нужны доказательства? Загрязнение свинцом резко увеличилось одновременно с взрывным ростом числа автомобилей и потребления бензина в Северной Америке. Более чем на 300 процентов. 

Паттерсон, однако, удивился еще больше, когда осмотрел самые старые образцы льда. Лед из 1750-х годов тоже не был чистым. Как и из 100 года до н.э. 

Свинцовое загрязнение было старо, как сама цивилизация. 

Медный век, Бронзовый век, Железный век. Огромные периоды раннего человеческого прогресса от неолитических времен до появления письма названы в честь металлов, руд, из которых древние люди делали инструменты, оружие, посуду и деньги — сверкающие искорки цивилизации. При этом странно, что свинец не остался в учебниках истории. Люди пользовались им тысячелетиями. 

Около 6 тысяч лет назад люди обнаружили, что могут добывать серебро, расплавляя свинец из серных шахт. Древние месопотамцы и египтяне, а позже и китайцы, использовали свинец для укрепления стекла. Начиная с вавилонян, люди покрывали свинцом посуду. Из-за своей низкой температуры плавления этот мягкий и податливый материал был металлургическим чудом. 

Существование денег, в особенности серебряных монет, стало причиной первых значительных выбросов свинца в атмосферу Земли. Свинец был побочным продуктом добычи серебра в отношении 300 к 1 на пике греческой добычи руд. В исследовании, опубликованном в журнале Science, Паттерсон утверждал, что добыча свинца и серебра стимулировала «развитие греческой цивилизации». 

Но она также загрязняла атмосферу. И никто не замечал этого. Когда Рим захватил греческие шахты, единственным загрязнением, которое заметил греческий историк Страбо, был наплыв «жадных италийцев». 

Римляне добывали свинец везде, докуда могла дотянуть свою щупальца империя — в Македонии, в Северной Африке, в Испании, в Великобритании — и использовали этот металл для производства косметики, лекарств, цистерн, гробов, контейнеров, монет, медалей, снарядов для пращ, украшений. Они даже использовали ацетат свинца, или «свинцовый сахар», для подслащения вина. 

С 700 г. до н.э. и до пика римского могущества около 1 г. н.э., люди производили 80 тысяч тонн свинца в год. Паттерсон писал: «Это самое древнее известное крупномасштабное загрязнение на нашем полушарии, задолго до начала промышленной революции». 

Древние быстро поняли, что свинец угрожает здоровью. В первом веке Плиний-старший жаловался, что от питья подслащенного свинцом вина наступает «паралич рук». Греческий медик Диоскорид согласился, описывая свинцовые напитки как «крайне вредные для нервов». 

К сожалению, немногие римские граждане полностью осознавали опасность свинцового отравления, потому что большинство рабочих в свинцовых шахтах были рабами. Работая по 12 часов в день, римские шахтеры выкапывали карьеры глубиной 200 метров и добывали металл, поджигая глыбы породы. Плиний подозревал, что дым отравлял их легкие, и предупреждал: «Во время плавки дыхательные пути нужно защищать, иначе смертельно ядовитые пары плавильни будут вдыхаться, а собаки от этого подыхают стремительно». Шахтеры защищались от свинцовых паров, покрывая рты пузырями животных. 

Со временем страсть Рима к свинцу росла. В самом деле, Вечный город настолько погряз в этом металле, что даже запретил использовать его как валюту. Вместо этого он использовался в производстве пропусков в цирк и театр и, конечно, в гидроинженерных проектах города. 

Свинцовые трубы соединяли римские дома, бани и города с потрясающей сетью водоснабжения. Как писал в Журнале общества промышленной археологии Ллойд Б. Теппер, римляне выкопали с 200 г. до н.э. по 500 г. н.э. 18 млн тонн свинца, значительная часть которого пошла на трубы. И все это время они осознавали его опасность. Римский архитектор Витрувий умолял власти использовать вместо него керамику: «Вода ни в коем случае не должна проводить по свинцовым трубам, если мы хотим, чтобы она была здоровой». 

Рим не слушал. А потом он рухнул. «Использование свинца было таким повсеместным, что отравление свинцом — плюмбизм — иногда приводится как одна из причин деградации римских граждан, — пишет Жан Давид К. Булакиа в Американском археологическом журнале. — Возможно, поспособствовав расцвету Империи, свинец предопределил ее крах». 

Древний лед говорит нам, что после падения Рима свинцовое загрязнение уменьшилось и оставалось на одном уровне до конца X века, когда в районе современной Германии, Австрии и Чехии открылись новые серебряные шахты. Уровень свинца снова упал в XIV веке, когда чума убила 30% населения Европы, но вновь вырос, когда западное общество оправилось от нее. 

В 1498 году Папа Римский запретил добавлять свинец в вино. Этот указ был по большей части символическим. К этому моменту свинец был повсюду — даже в косметике. Ванночио Бирингучио, итальянский металлург, в своем труде 1540 года De La Pirotechnia отмечал: «Женщины в особенности многим обязаны [белому свинцу], поскольку при искусном обращении он дает некоторую белизну, которая, словно маска, скрывает их очевидную и естественную смуглость и тем самым обманывает простой мужской взор, делая смуглых женщин бледными, а ужасных — если и не красивыми, то хотя бы менее уродливыми». (Ну и льстец.) 

Интеллектуалы продолжали бить тревогу, но никто их не слушал. Наоборот, строились целые здания, посвященные только производству свинца. Европейские городские пейзажи пестрили пулевыми башнями, где плавленый свинец стекал по желобам, формируя пули. Луи Такерель де Планш, французский врач, отмечал, что пуледелы страдали от «свинцовой колики». 

В колониальной Америке Бенджамин Франклин заметил, что печатники, зависевшие от свинца как печатного металла, страдали от того же «паралича рук», который за столетия до этого наблюдал Плиний-старший. Франклин также упоминал, что в 1786 году жители Северной Каролины жаловались, что очищенный свинцом ром из Новой Англии вызывал «сухую боль в животе и онемение конечностей». 

Как и Рим, британские и ранние американские города предпочли снабжаться водой по свинцовым трубам. В любящей свинец Новой Англии детская смертность и число мертворожденных были на 50% выше, чем в местностях, где использовался другой металл. Люди знали, что виноват свинец. В Англии патолог Артур Холл рекомендовал любой женщине, желающей сделать аборт, просто попить воды из-под крана. На черном рынке свинец был главным ингредиентом таблеток для аборта. 

В 20 веке свинцовую краску рекламировали как замену обоям. Фирма Dutch Boy Lead, ведущий производитель свинцовой краски, направляла рекламу на детей, продаваяраскраски с такими слоганами: «С моей краской Dutch Boy Lead в этой детской будет свет!» В одной книжке под названием «Свинцовая вечеринка голландского мальчика», мальчик — член «свинцовой семьи» — несет ведерко краски, радостно шагая в паре очеловеченных ботинок, которые поют:

В 1923 году Национальная свинцовая компания купила рекламу в National Geographic, гласившую: «Свинец бережет ваше здоровье!» В том же году Томас Миджли-младший и Чарльз Кеттеринг добавили свинец в бензин. 

Люди умирали. Больницы были переполнены. И все равно за безопасность этого металла продолжали ручаться. В 30-х годах группа лоббистов свинца гордо заявляла: «Во многих городах мы успешно противостояли пересмотру законодательства, который бы снизил или запретил использование свинца». 

С 1940 по 1960 гг., как пишут эксперты здравоохранения Дэвид Роснер и Джеральд Марковиц в труде «Свинцовые войны», количество свинца, производимого для американских бензобаков, увеличилось в восемь раз. 

К 1963 году примерно 83 миллиона американцев владели автомобилем. 

Был 1966 год, и Роберт Кехо сидел под пристальным взглядом Подкомитета по загрязнению воздуха и воды в городе Вашингтон. Он пришел предложить свои экспертные знания по содержанию свинца в воздухе. За свою карьеру он давал показания перед десятками комитетов, и десятилетиями его превозносили сменяющиеся поколения политиков. На этот раз все было иначе. 

Годом ранее Служба здравоохранения США провела симпозиум на тему рисков свинцового бензина. С последней правительственной встречи по этому поводу прошло сорок лет, но Америка теперь переживала экологическое пробуждение. Вышедшая в 1962 году книга Рэйчел Карсон «Тихая весна», критиковавшая пестицид ДДТ за канцерогенность, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Министр внутренних дел Стюарт Удалл опубликовал статью «Тихий кризис» — настоящий лозунг для консервационистов. Накапливались медицинские доказательства того, что низкие уровни свинца, намного ниже порога Кехо в 80 мг/дл, могли наносить вред детям. И исследования Паттерсона вновь разожгли споры об автомобильных выхлопах. 

На симпозиуме Кехо пересказал свои заготовленные аргументы: есть порог отравления. Организм естественно приспособился к свинцу в атмосфере. Но на этот раз Кехо дали понюхать пороху. Гарри Хейман из Гарвардской школы здравоохранения цепко впился в него: «Крайне необычно для медицинских исследований, что в стране есть только одна небольшая группа в одном месте, занимающаяся исследованиями в определенной области». Кехо выглядел удивленным: «Похоже, вы решили немного надавить на меня». 

Через год, когда Кехо сидел в здании Сената, перед ним была группа скептичных законодателей, в том числе председатель комитета Эдмунд Маски. Внушительный и доступно говорящий Маски стал высказываться в защиту окружающей среды, когда узнал, что в его родном штате Мэн новые предприятия не пускают корни из-за загрязненных рек. Как председатель, он имел полномочия предложить поправки к свежепринятому Акту о чистом воздухе. Он пригласил в Вашингтон 16 экспертов, в том числе Кехо и новичка в городе: Клэра Паттерсона. 

Кехо негодовал от мысли, что ему придется объяснять труд своей жизни группе юристов: «Боюсь, если я начну это делать, мы тут пробудем до конца недели». 

Так и начался перекрестный допрос. 

Маски: «Действительно ли, с точки зрения медицины, ниже порога свинцового отравления от поглощения свинца нет никаких вредных эффектов?» 

Кехо: «Думаю, немногие так же уверены в этом на данный момент, как я». 

Маски: «Но вы уверены?» 

Кехо: «Так уж случилось, что у меня в этой области больше опыта, чем у кого-либо из ныне живущих». 

...Маски: «Ваше заключение таково, что с 1937 года и по наше время, на основании этих данных, не было никакого увеличения количества свинца, попавшего из атмосферы в организмы дорожных полицейских, посетителей станций техобслуживания или обычных водителей?» 

Кехо: «Нет ни малейших свидетельств того, что за этот период в этой картине произошли какие-либо изменения. Ни малейших». 

Неделю спустя Паттерсон давал показания. С характерной для него прямолинейностью он назвал идею Кехо о «пороге» отравления фантазией. Он в пух и прах разнес Национальную службу здравоохранения за то, что они приняли на веру данные, предоставленные представителями заинтересованной индустрии, назвав политику НСЗ «прямым нарушением задач и обязанностей этих здравоохранительных организаций». 

Кроме того, эти данные были ошибочны. «Все та же проблема загрязнения, на протяжении многих лет не позволявшего Паттерсону установить точный возраст Земли, также — хотя никто об этом и не догадывался — мешала ученым измерить точный процент концентрации свинца, — пишет Клифф Дэвидсон в „Чистых руках“. — В научно-популярной литературе приводилось огромное количество значений, однако в большинстве своем они были ошибочны». 

Паттерсон объяснил, что автомобили ежегодно выбрасывают в воздух миллионы тонн свинца, и население, скорее всего, будет заболевать настолько медленными темпами, что никто и не заметит. Другими словами, неточные цифры травили людей. 

Затем он переключился на аргументы Кехо. 

Паттерсон знал, что естественные показатели были ниже, чем предполагал Кехо. Он основывал свои утверждения на «снеге 200-, 400- и 4000-летней давности». Ученым и политикам явно следовало заглянуть в словарь. Содержание свинца в организме среднестатического американца не было чем-то удивительным — по крайней мере, в большинстве случаев — однако это явление вряд ли можно было назвать «естественным». 

Маски: Тогда почему [разницу между типичным и естественным уровнем свинца] не отметили ни эти компании, ни кто-нибудь еще, кроме вас? Мне, как адвокату, это кажется вполне логичным шагом. 

Паттерсон: Нет, если Ваша основная задача — продавать свинец. 

Маски: Ну, я не думаю, что основная задача Национальной службы здравоохранения — способствовать продаже свинца. 

Паттерсон: Именно поэтому так сложно понять, почему Национальная служба здравоохранения сотрудничала с индустрией свинца… 

Слушания не получили немедленной огласки. Однако показания Паттерсона в дальнейшем повлияют на Закон о чистоте воздуха 1970 года, согласно которому Управление по охране окружающей среды обладало полномочиями по регулированию добавок в топливо — в том числе и свинца. «На слушаниях было констатировано: отравление свинцом является не только профессиональным заболеванием работников соответствующей индустрии, но также может представлять собой развивающуюся без ярко выраженных симптомов болезнь», — написал доктор Герберт Нидлман в «Общественном здоровье». 

Однако Паттерсон по-прежнему был одинок в своих предостережениях, и Управление по окружающей среде, казалось, не вняло его увещеваниям. В 1970 году управление, собиравшееся разработать свод правил, обратилось в Национальную научную академию с просьбой предоставить в их распоряжение комиссии экспертов, которые могли бы подготовить соответствующий отчет. Академия избрала в состав комиссии консультантов из соответствующих индустрий, включая Кехо, а также ученых с нулевым опытом работы с содержащимся в воздухе свинцом. Паттерсона в комиссию не позвали. Отчет, опубликованный в 1971 году, полностью игнорировал проведенные им исследования. 

На шее Паттерсона запульсировала яремная вена. «Адвокаты — как и бюрократы — не ученые, и когда чиновников избирают люди, большинство которых верит в астрологию и не верит в эволюцию, можно ожидать именно такого развития событий», — говорится в его письме Харрисону Брауну. 

К счастью, все больше и больше экспертов стало разделять точку зрения Паттерсона. Специалисты Управления по охране окружающей среды, занимавшиеся исследованием влияния свинца на детей, обнаружили, что дети не только в 5 раз более чувствительны к свинцу, чем взрослые, но они также более склонны испытывать неврологические проблемы, связанные с накоплением свинца в организме. Доктора ознакомились с работами Паттерсона, но опасались упоминать его имя. Он приобрел репутацию слишком противоречивой фигуры. 

В 1972 году Управление по охране окружающей среды решило проявить осторожность и предложило новые правила, согласно которым содержание свинца в бензине должно было быть постепенно сокращено на 60-65 процентов к 1977 году. 

Как представители свинцовой промышленности, так и Паттерсон были в ярости. Промышленники назвали план постепенного сокращения слишком радикальным. Паттерсон настаивал, что эта схема слишком консервативна. Да почему они никак не могут понять? Свинец повсеместно известен как токсин. Он содержится в воздухе. 88% свинца выделяется из выхлопных газов. Он наносит ущерб мозгу детских организмов. Мы должны избавиться от ВСЕГО свинца! 

Когда эксперты «развенчали» страхи Паттерсона как слишком радикальные и нереалистичные, ученый вернулся к полевой работе. Ему еще много нужно было сделать.

Продолжить чтение.