Самая искренняя любовь⁠⁠

Когда я был ещё совсем маленьким, наша семья жила в небольшом доме, окружённом лесами и болотами, в центральной части страны. Раньше он принадлежал старому фермеру, так что на участке хватало ветхих сараев и других свидетельств деревенской жизни. Отец построил новый дом, и стена густого, тёмного леса подступала почти к самым его стенам. Этот лес всегда пугал меня в детстве, и, как назло, окна моей комнаты выходили как раз на ту сторону. Дело в том, что сперва отец хотел устроить в ней что-то вроде рабочего кабинета, и уже потом переделал комнату в спальню, так что это окно, по первоначальной задумке, должно было быть дверью, ведущей на задний двор. Можете себе представить: широкое, высокое окно, находящееся на уровне земли, а в нескольких метрах за ним начинается тёмный, жуткий лес. Меня очень пугало такое соседство, но я пытался поменьше об этом думать: закрывал жалюзи на ночь, отвлекал себя видеоиграми и мультфильмами, стараясь не давать волю воображению и не думать о том, что какой-нибудь кошмарный монстр может выйти из темноты и постучаться в моё окно.

Примерно в то же время родители завели очень большую собаку. Дога, если быть точным. Ей не позволяли заходить в дом, и она спала в конуре на заднем дворе, рядом с лесом. Она была моим первым настоящим домашним животным, так что я очень к ней привязался и мог играть с ней часами. Это была очень дружелюбная, ласковая и игривая собака, настоящая защитница. Идеальный спутник для одинокого ребёнка, скучающего в загородном доме. Мне было намного спокойнее, когда, выглянув ночью из окна, я видел её, прогуливающуюся рядом с домом. Мне казалось, она защитит меня от любого лесного чудовища.

Однажды, когда мы с отцом, взяв с собой собаку, отправились исследовать лес, нам попалось кое-что странное. На маленькой полянке, буквально метрах в двадцати от нашего дома, из земли выглядывала полускрытая травой круглая бетонная конструкция. Это было плоское кольцо около двух метров в диаметре, в центр которого был вставлен круг поменьше. Отец сказал мне, что, скорее всего, это старый колодец, который давно забросили и, для надёжности, залили цементом. Мне показалось немного странным, что колодец вырыли так глубоко в лесу, но я решил, что, наверное, он просто был очень старым, и лес успел вырасти вокруг со временем, уже после того, как его забросили.

Когда мы уже собирались идти домой, я споткнулся о корень ближайшего дерева и упал, ударившись головой о край бетонного круга. Я ненадолго потерял сознание, и отцу пришлось нести меня домой на руках. Ничего страшного не случилось, я быстро пришёл в себя, но с тех пор со мной стали случаться приступы лунатизма. Иногда ночью я открывал окно спальни, вылезал наружу и шёл в лес. Наутро, проснувшись, я обнаруживал себя лежащим, свернувшись калачиком, на той странной бетонной конструкции, а рядом со мной дремала наша собака. Думаю, когда я выходил из дома, она отправлялась следом, чтобы охранять меня. Случалось это несколько раз в месяц. Родители обычно находили нас в одном и том же месте, и быстро приноровились сразу отправляться к тому колодцу, если моя кровать утром оказывалась пуста. Они даже, в конце концов, записали меня на приём к детскому психотерапевту, чтобы выяснить, что за «психическая травма» могла вызывать такое странное поведение, но в остальном я был совершенно здоровым и нормальным ребёнком, и выяснить ничего не удалось.

Однажды поздно ночью, во время очередного приступа, я проснулся намного раньше обычного. Я снова пришёл в себя на крышке старого запечатанного колодца, стояла глубокая ночь, но, как ни странно, собаки нигде не было видно. Я страшно перепугался. Конура находилась на заднем дворе, и я добрых десять минут кричал и звал, но моя защитница так и не проявилась. Сдавшись, я решил возвращаться один. В лесу была кромешная темнота, за густым пологом деревьев, скрывавшим лунный свет, едва виднелся огонёк далёкого фонаря, висевшего на заднем дворе. Стараясь не оглядываться, я побрёл в сторону дома.

Добравшись до заднего двора, я решил проверить, всё ли в порядке с нашей собакой: обычно она всегда прибегала ко мне, стоило только позвать. Но оказавшись возле конуры, я понял, что с ней что-то неладно. Я несколько раз позвал её по имени, но и теперь она не откликнулась. Медленно заглянув внутрь, я увидел, что она неподвижно лежит у задней стенки конуры, в темноте, куда едва проникал свет дворового фонаря. Она молчала и не двигалась, но её глаза были широко раскрыты, а морда исказилась в оскале. Я бросился домой и разбудил родителей. Они велели мне остаться в комнате, а сами вышли на задний двор. Кажется, в томительном ожидании прошла целая вечность, пока, наконец, они не вернулись, и отец не сказал мне, что собака и правда умерла.

Я впервые в жизни столкнулся со смертью, и это потрясло меня. Мы закопали мою любимицу на заднем дворе, выкопав могилку под конурой, и устроили небольшие похороны. Я крепился, как мог, и только несколько дней спустя маска спокойствия, которую я удерживал на лице всё это время, треснула, и слёзы полились из глаз ручьём. Я потерял лучшего друга, и теперь не мог чувствовать себя в безопасности в лесу.

Заглянув на задний двор через пару недель, отец заметил, что место захоронения потревожило какое-то дикое животное. От собачьей будки в сторону леса тянулась полоса просевшей земли. Это было похоже на следы, какие оставляют кроты на газоне, только намного, намного больше (в такой ход мог бы зарыться, наверное, волк или крупная собака). Отец понятия не имел, что за животное могло бы оставить борозду такого размера, и смог лишь предположить, что, верно, к нам на участок забрели койоты. Мы прошли вдоль следа в лес, сколько смогли, но в конце концов он оборвался в паре метров от того старого колодца, а когда мы взяли лопаты и раскопали собачью могилу, оказалось, что труп исчез. Нам не оставалось ничего, кроме как смириться и признать, что тело утащили падальщики.

Несколько лет спустя боль утраты стала слабее. Мысли о смерти любимой собаки посещали меня всё реже, и, наконец, я смог вернуться к нормальной жизни. Через некоторое время я даже перестал ходить во сне. Теперь, если это случалось, я больше не выходил в лес, а просто бродил туда-сюда по дому или даже не покидал комнату. Как ни странно, после смерти собаки я никогда больше не пытался вернуться к тому старому, залитому цементом колодцу. Приступы лунатизма случались всё реже и реже, пока, наконец, не прекратились совсем. Мне казалось, я наконец-то обрёл покой, пусть и дорогой ценой.

Затем, после многих спокойных ночей, я, внезапно, снова вышел из дома во сне. В первый раз за несколько месяцев. Но на этот раз всё походило на ночной кошмар.

Мне снилось, что я стою на заднем дворе, и вдруг почувствовал чьё-то странное присутствие. Подняв голову, я увидел, как из леса медленно выходит моя собака. Сначала я был в восторге! Мой лучший друг вернулся, и в голове сразу пронеслись мысли о том, во что мы могли бы поиграть вместе и куда пойти. Но потом я начал замечать, что что-то в ней изменилось. Разительно изменилось.

Её побелевшие глазные яблоки ввалились в череп и напоминали белки сваренного вкрутую куриного яйца. Тело лишилось всей шерсти, а кожа была бледной и полупрозрачной, испещрённой красновато-лиловыми пятнами. Она казалась дряхлой и истощённой, и медленно шла ко мне на задних лапах. Передние же конечности при этом были вытянуты в мою сторону, так что всё вместе напоминало грубую попытку подражать человеческой походке.

Я в ужасе кинулся прочь, а она помчалась следом, вихляя всем телом и пытаясь удержаться на задних лапах. Но хуже всего было то, что она говорила со мной, просила, УМОЛЯЛА искажённым, пронзительным голосом. Собака изо всех сил пыталась выдавить из своей глотки членораздельную речь:

‑ Почему ты убегаешь от меня? Ведь я же люблю тебя. Разве ты не скучаешь по мне? А я думала, ты любишь меня…

Собачья голова свесилась на грудь и с каждым шагом болталась из стороны в сторону, будто искривлённая шея не могла выдержать её веса. А на морде… на её лице была написана ужасающая смесь отчаяния и любви. Самой искренней любви, какую я только когда-либо видел.

Проснувшись, я обнаружил себя лежащим у старого колодца. Мои пальцы были все в крови, а некоторые ногти и вовсе оказались сорваны. Цемент, заливавший колодец, был весь покрыт царапинами, будто я всю ночь скрёб его голыми руками.

С тех пор каждый раз, как я выхожу на задний двор, в темноте леса мне мерещится прячущаяся за деревьями долговязая фигура.