СТАРЫЕ ЛЮДИ
Наследие
СТАРЫЕ ЛЮДИ
... когда медвежья пасть дохнула на него запахом неминуемой смерти, он воткнул нож в шею зверя. Пенистая струя крови ударила в лицо, а страшная боль словно разорвала его пополам. Перед глазами поплыла медвежья оскаленная морда, поплыл невесть откуда взявшийся человек с рогатиной, одетый в странную одежду, без шапки, с длинным русым волосом, стянутым на голове кожаным ремешком. Небо и солнце, скатившееся к горизонту, стали красными, а снег из белого стал чёрным и горячим. Данила понял, что умер, а всё, что он увидел перед самым концом, – это и есть смерть. Он еле разлепил похолодевшие вдруг губы и прошептал человеку с рогатиной:
– Ты за мной пришёл, святой Николай?
Очнулся Данила ночью. Он понял, что лежит совершенно голый на тёплой медвежьей шкуре. И – чудеса! – вокруг снег, а ему не холодно. Пахнут, дурманят травы, будто он на выкошенном вчера луге. Потому что запах на другой день на кошенине особый… Вокруг горят костры, ходят какие-то люди. Он помнит, что попал под медведя, а боли нет, словно и не было раны. Он хотел поднять голову, чтобы убедиться, что рана есть, но голова тяжёлая даже не приподнялась. И руки тоже недвижимы… Но глаза видят! Людей видят, мясо медведя, развешанное по деревьям.
Достали мужики из котла травы, обложили его, стали поливать из котла дымящейся водой. А вода и не горячая вовсе, только вспенилась вдруг на нем, словно брага хмельная, невыбродившая. А от запаха закружилась голова да в ушах звон пошел, словно он на тройке с бубенцами.
И вдруг весело ему стало и приятно! Во всем теле легкость! Нет ни людей, ни костров – всё, что окружало его, отодвинулось. Осталось только небо с гаснущими пред утром звёздами да огненные кони! И оттуда, куда стремилась тройка, полилась песня, длинная-длинная, печальная и осязаемая, словно она обрела форму. И от неё, как от русской печи, тянуло сухое тепло. От песни загорелось сначала в груди, будто от костра отлетел уголек, и пробил грудь, и остался в ней. Потом тепло пошло по рукам и ногам, словно бражки он выпил в первый раз. А голову заполняла песня! Когда же не осталось в нём свободного места, слова рассыпались вокруг него колокольцами. И завертелась земля вместе с Данилой…
Второй раз очнулся он от лая деревенских собак. Лежал у большой кедры на пихтовом лапнике. Костёр дышал смолевым дымом ему в лицо, заставляя прикрывать глаза и морщиться. Он пошевелился и с радостью понял, что тело принадлежит ему. Оно слушается! Не как в первый раз! А значит, он жив, и всё, что виделось ранее, было всего-навсего мороком, как и Николай Угодник с рогатиной, пришедший к нему на помощь. Данила приподнялся и увидел уже замороженное мясо медведя, которое тоже лежало на лапнике, и человека, идущего со стороны реки. Когда он уже подошёл настолько, что можно было видеть лицо, Данила узнал в нем Николая Угодника. Он прижался спиной к кедру. Опять блазнится? Но сейчас день… Человек снял лук с плеча, прислонил к дереву рогатину.
– Ты Николай Угодник? – Данила с интересом рассматривал необычного человека. – Почему ты мне вновь явился? Я ведь жив!
– А что за человек, твой Николай Угодник? – вопросом на вопрос спросил длинноволосый бородатый человек.
– Это святой! За охотников заступник.
– Заступник есть один для человека – Небесный Дед! Ему хвалу возносим за удачу. Он охраняет нас от темноты и мора. Он и тебе помог, чтоб выжил ты для сохраненья рода.
– А ты не из тунгусов будешь?
– Это ты о людях, которые кочуют на оленях? Нет, я воин непокоренных руссов. – Человек сел к костру. – Как солнце ляжет на закат, домой уйдешь. На следующей заре веди свой род к реке, там освежёваны олени – помогут роду голод пережить. Между родами подели окрестных деревень…
– А где твоя земля? Ты странно говоришь… И как попал сюда?
Данила во все глаза смотрел на незнакомца. Где-то в глубине души он ещё считал, что морок продолжается. Верхняя одежда из шкур, нож на шее, лук и стрелы… Ну, ладно про рогатину отец и дед рассказывали. Но чтобы ходить на охоту с луком? Когда ему лет пять было, ходил с луком, но это было детство…
– Моя земля… – по лицу человека пробежала тень печали, – в небытии, охотник… В утренней заре пока наш дом. Но сколько на светило ни смотри – глаза опустишь долу, а дом мой не увидишь… А как попал? Ты нас призвал, как только страх забыл! Когда ты, смерть поправ, свободным стал! Из отрока в мужчину превратился, в воина.
– Волхв помог тебе, омыл водою раны, сурой поил… Он много таинств знает, он говорит с богами.
– Сура – это вино?
– Нет, это напиток солнца. Волхв сам его готовил… Сейчас прощай! Мой путь неблизкий.
– Скажи еще, как я попал сюда. Меня несли? Я путь сюда не помню…
– Ты шёл сюда по солнечной дороге. Она открыта лишь свободным. Но ты её забыл – мы этого хотели.
– А ты уже уходишь?
– Да, на зарю мой путь. И меньше говори про то, что видел. Тебя понять не смогут… Прощай, охотник.
Ты, Данилка, тоже веришь, что люди балаболят? Чую, знаешь, только молчишь. Не велено, видно, говорить? Олени-то здесь все дикие лежат и побиты они стрелами, как в старину. А тунгусы с луками теперь не ходят…
– Это не тунгусы были, дед, но я не знаю, кто. Сказали только: из небытия они, и чтобы я никому не рассказывал.
– Значит, старые люди были.
– Да нет, они не старые, молодые да жилистые.
Улыбнулся Викулов:
– Не сказали, Данила, когда война кончится?
– Они-то откуда знают?
– Старые люди всё знают о нас и что будет с нами.
– Нет, не говорили… А разве есть эти старые люди?
– Есть, и ты их видел. Старики наши их тоже иногда видали, потому как не одни мы в лесу живём…
Тимофей АЛЕКСЕЕВ, ДЕТИ ЗАКАТА
