Шопенгауэр обвиняет Гегеля

Сложность Гегеля стала притчей во языцех. 

Вот, пожалуй, самый ясный и простой для понимания фрагмент из пролога «Феноменологии духа»: «Однако именно в том, что сознание вообще знает о предмете, уже имеется налицо различие, состоящее в том, что для него нечто есть в-себе, а некоторый другой момент есть знание или бытие предмета для сознания. На этом различении, которое имеется налицо, основывается проверка. Если в этом сравнении одно не соответствует другому, то, по-видимому, сознание должно изменить свое знание, дабы оно согласовалось с предметом; но с изменением знания для него фактически изменяется и сам предмет, так как наличное знание по существу было знанием о предмете; вместе с знанием и предмет становится иным, ибо он по существу принадлежал этому знанию. Тем самым для сознания выясняется то, что прежде было дано ему как в-себе, не есть в себе или что оно было в себе только для него».

Шопенгауэр называл подобные умствования издевательством над философией, напыщенной галиматьей, нагромождением бессмыслицы, бредом душевнобольного. Он посвятил Гегелю немало теплых строк в своем сборнике эссе «Парерга и паралипомена». Например, такие: «Если вы хотите превратить юношу в посредственность, неспособную мыслить, лучшее средство — чтение Гегеля. Ибо, погрузившись один раз в чудовищную трясину пустых слов и абсурдных построений, молодой ум навсегда утратит вкус к размышлению. Чтобы охладить пыл ученика, подающего чересчур большие надежды, наставнику следует заставить его изучать Гегеля до полного изнеможения».

Последними словами Гегеля перед смертью были: «Лишь один человек понимал меня, да и тот — не до конца».