Шкаф

Анна сопротивлялась как могла, но юркие существа брали числом и слаженностью действий. Буки висли на ее руках, наваливались всем скопом, ловко уворачивались от пинков. Пижамная рубашка продержалась недолго: стоило отлететь первой пуговице, как остальные тут же последовали за ней с тихим треском рвущихся ниток. Обнажилась упругая грудь с парой аккуратных сосков, плоский животик — плод фитнесса и йоги. Увы: ни йога, ни фитнесс ничем не помогли Анне, когда одному из бук удалось прокрасться к ней сзади, и его длинные руки с ловкими пальцами коснулись ее обнаженного тела. После этого дела у нападавших моментально пошли на лад.

— Нина, у тебя такая непослушная мама... и недальновидная... щекотки боится, а мнит себя главной в доме... ну да ничего, сейчас воспитаем ее как следует, — воспрял духом главарь бук, но, обернувшись, обнаружил что Нины и след простыл. Это не особенно обеспокоило буку: он прекрасно знал, что засов на входной двери открывается слишком туго. Девочка могла спрятаться где-нибудь в доме, но седой был уверен, что без труда найдет сбежавшую дочку. Дело было за малым — разобраться с матерью.

Защекотав Анну до того состояния, когда из-за предательской слабости она больше не смогла отшвыривать от себя нападающих, буки опутали хвостами ее щиколотки, не забыв перетянуть большие пальцы. К босым ногам женщины, ерзающей на полу в бесплодных попытках освободиться, подсел тощий бука в рыжих подпалинах, и, вывалив наружу бородавчатый язык, принялся за дело.

— Прекратите... отпустите меня, я... нет, не надо... только не под пальцами...

Ехидно улыбаясь и переглядываясь, буки стащили с нее расстегнутую рубашку, практически не встретив сопротивления.

— Ну как, справилась с нами? — Осведомился один из бук, нарочито нежным движением просовывая неестественно длинные, суставчатые пальцы к подмышкам пленницы, пока его собратья связывали ей руки пижамной рубашкой, разорванной на полоски. Еще несколько полосок перетянули ей груди, заставив ее соски стоять торчком.

— Перестаньте....

.. что вы со мной делаете... — выдавила Анна. Было видно, что она пытается сопротивляться, но стоило буке пошевелить пальцами — как плечи хозяйки дома затряслись от беззвучного смеха.

— Что, щекотно? — Нарочито удивился пегий бука, неторопливо опуская ладони вниз. На боках он задержался, ласково перебирая пальцами по ребрам с выражением скромной невинности на сморщенной морде. — Ай, как неловко вышло... защекотали защитницу Ниночки, сисечки ей связали, пяточки вылизали... Ты уж прости моего брата за бородавки на языке... но я же видел, ты перед ним от удовольствия стонала. Ну не артачься, лучше сознайся, моя маленькая...

Пользуясь тем, что заливающаяся звонким смехом женщина не могла ничего ответить, бука продолжал пытку под одобрительные возгласы товарищей. На улице стояло лето — жаркое и душное, с затянувшими ночное небо облаками; горячий ветер с юго-востока не приносил облегчения. Обнаженное тело исступленно хохочущей пленницы быстро покрылось испариной; капельки пота медленно стекали по груди вниз, кожа влажно поблескивала в свете ночной лампы. Буки, почуяв скорую развязку, откровенно издевались над Анной.

— А голой-то ты мне мне больше нравишься...

— Посидишь перед нами босиком, посветишь голыми пятками — научишься манерам...

— Жаль, дочка твоя сбежала... нужно было при ней тебя защекотать, чтоб обеим была наука — как на нас руку поднимать...

— Привыкай, что руки связаны... про свободу теперь можешь забыть...

Точку в противостоянии седой бука поставил лично, придушив хозяйку дома до полуобморочного состояния своим длинным, облезлым хвостом. Ряды кукол, расставленных на детском комоде, безучастно смотрели на то, как он с ухмылкой щекотал своей пленнице соски, наблюдая за тем, как нехватка воздуха гасит огонек сознания неудачливой соперницы. Бука считал легкое удушение одним из самых удобных способов демонстрации своей власти, обладавшим почти идеальным балансом между унизительностью процедуры, и ее эффективностью. Обмякшую женщину перетащили на ковер у постели Нины, и оставили приходить в себя, привязав ее руки к круглому набалдашнику на спинке кровати. Ноги ей распутали, но подняться на них она уже не могла. Тощий бука — обладатель длинного языка — юркнул в приоткрытую дверцу шкафа, вскоре вернувшись оттуда с запыленной коробочкой. Зажимы из странного, тускло-серебристого металла, извлеченные оттуда, надели беспомощной пленнице на соски. Тонкая цепочка, соединенная с отполированным до блеска камнем, похожим на агатово-черный жемчуг, обхватила талию Анны; сам камень удобно лег в ямку пупка. На ее щиколотки надели браслеты с маленькими бубенчиками, пальцы ног украсили парой тонких колец.

— Это сделает тебя более сговорчивой, — заметил главный бука, больше размышляя вслух, чем обращаясь к побежденной. — Ведь без мужика живешь, а этот металл... он непрост, ох как непрост. Слабачка вроде тебя просто не сможет выдержать его прикосновения к голому телу.

Судя по всему, он был прав: с Анной явно что-то происходило. Еще не придя в сознание окончательно, женщина тихо застонала. Все ее тело совершало движения, будто бы украшения бук были оковами, которые она тщетно пыталась сбросить, скользя босыми ногами по ковру и покачивая связанными грудями, налившимися желанием. Как только взгляд Анны обрел полностью осмысленное выражение, главарь бук встал перед ней. Остальные обсели их полукругом, наблюдая за процедурой.

— Ничего, что я тебя немножко придушил? Такая бойкая была, такая смелая... а стоило сиськи связать — так и притихла сразу. Стыдно небось? — С этими словами седой бука постучал по зажимам, от чего те вдруг тихо загудели, вибрируя на сосках женщины. Было видно, что она изо всех сил пытается держать себя в руках — но ее воли было явно недостаточно. Когда жемчужина в ее пупке отозвалась на вибрации зажимов, Анна не выдержала.

— Стыдно... пожалуйста, отпустите... ох... — женщина осеклась, тяжело дыша, пока бука оглаживал ладонью ее голый живот.