«С плеч покатятся головы»
Белый шум
События хлестали Хитлера вовсю, но его поддерживали самомнение и самоуверенность, равных которым не имел до него ни один партийный вождь в Германии.
«Что можете вы дать народу, — обращается он к старым правым партиям, — какую веру, в которую он мог бы ухватиться? Ровно никакой! Ибо вы сами не верите в свои собственные рецепты. Зато величайшая задача нашего движения — дать этим алчущим и заблуждающимся массам новую, крепкую веру, чтобы они могли хотя бы отдохнуть душой. И мы выполним эту задачу, будьте уверены!»
Такому человеку, основателю новой религии, приходилось обивать пороги у генералов-карьеристов, у тупоголовых чиновников, у тёртых полицейских! Это были люди без веры, и никакая новая вера не могла пробить себе дорогу к ним. Они считали Хитлера полупомешанным, пригодным только «для масс». Ежедневные мытарства у этих представителей власти разжигали все его злые инстинкты. И вот однажды, вернувшись к своим, он произнёс знаменитые слова: «В этой борьбе покатятся с плеч головы, либо наши, либо чужие. Постараемся же, чтобы это были чужие!»
Это — холодные, обдуманные слова; их никак нельзя ставить на одну доску со стереотипными «лозунгами» вроде: «На виселицу изменников!» От этих странных слов Хитлера отшатнулся даже кое-кто из его сторонников. Поэтому он и сам настаивает, что эти слова надо понимать самым серьёзным образом. «Нас спрашивают: неужели, прийдя к власти, вы найдёте в себе достаточно жестокосердия, чтобы осуществить это? Будьте уверены, мы найдём в себе достаточно жестокосердия!» Гробовое молчание царило в зале... Палач, который уже в 1919 г. составлял обвинительные акты для военно-полевых судов, не устает вдалбливать в головы своих слушателей: «Милосердие не наше дело. Оно принадлежит тому, что выше нас. Мы же должны будем творить правый суд». И далее: «Мы спокойно можем отказаться от гуманности, если только сделаем таким образом немецкий народ снова счастливым!»
Устоят ли его нервы в решительный момент перед этой жуткой жаждой крови? До сих пор он постоянно откладывал момент испытания. Он прививал массам веру в кровь: ту кровь, которая течёт в наших жилах, и в пролитую кровь. Но его единственное дело, — оно должно было совершиться в ноябрьские дни 1923 г., — было делом не веры или кровожадности, а отчаяния.