Русские Лесбиянки Любовь
💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ЗА ПОДРОБНОСТЯМИ ЖМИ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻
Бургин Диана Л . "Оттяготела . . ." Русские женщины за пределами
обыденной жизни . -
СПб .: ООО ИНАПРЕСС, 2004, с . 45-65 .
Хотя слово "лесбиянка"
вошло в русский язык не ранее второй половины XIX века, о "таких женщинах" (или
"этих женщинах") вполне определенно, пусть и эпизодически,
в России писали уже с XIV века . Как и на Западе, о женском гомосексуализме
высказывались главным образом мужчины — мастера врачевания
души, тела и разума, то есть церковники, врачи, психиатры . Кроме того, в
XX веке лесбиянки, их сексуальность, их поведение и
поступки время от времени привлекали внимание русских
юристов-мужчин . Тем не менее, если бы мы поставили себе задачу собрать
историографию по вопросу об отношении к лесбийской любви в России, главным
образом она состояла бы из работ благочестивых церковников и «грязных медиков»,
если воспользоваться определением русского философа,
теоретика «лунной любви» Василия Розанова (1911 год) .
Немногие из этих авторов отличаются оригинальностью, когда говорят о женщинах,
которых называют «извращенками», «содомитками», «селенитками»,
«трибадками» и «гомосексуалистками» . Русские клирики следуют традиции
византийской церкви, провозгласившей греховность любой (в том числе и женской)
однополой любви . Врачи, а затем и психиатры в основном опираются на
достижения западноевропейских сексологов конца XIX века, главным образом
немецких .
46
Поскольку
работы русских авторов о лесбийской сексуальности построены
на западных образцах, а сексология как дисциплина и предмет
специализированных исследований пересажена на русскую почву в готовом виде, надо
быть очень острожным в оценке всего, что сказано русскими
церковными авторитетами или врачами, «изучавшими» лесбийский опыт в России: дают
ли их работы реальное представление о русских людях
вообще, о русских женщинах и даже о русских лесбиянках в
частности? Западный исследователь, открывая новые или
пересматривая забытые источники по православной покаянной системе, изучая
русскую юридическую и медицинскую литературу, — то есть то, на чем
основана данная глава . — может переоценить их значение
для создания адекватной истории женской гомосексуальности в России, даже на те
периоды, которые, казалось бы, обеспечены достаточным количеством подобного рода
«научных» источников, — например, на 20-е годы XX века . На самом же деле обо
всем, что написано авторами-мужчинами относительно
лесбийской сексуальности по-русски, перефразируя мрачную сентенцию о
человеческой жизни широко известного экономиста, можно сказать: «омерзительно,
сексис т ски и недолговечно» . 1 И, что самое
главное, добавим, едва ли имеет отношение к реальной жизни и реальным судьбам
лесбиянок в любые времена .
Русская православная церковь играла
крайне важную роль в определении и регулировании культурной, общественной и
частной жизни, особенно в эпоху Московского государства, до реформ Петра I .
Церковный контроль над судьбами русских женщин достиг апогея в XVI веке, когда
«Домострой» предусмотрел и предписал по крайней мере основные принципы поведения
и жизни женщины — в соответствии с обычаями и учением Православной церкви .
Согласно этому учению, женщины — это источник зла, хаоса, неповиновения и
безнравственности, если не держать их под контролем . Как отмечает Н . Пушкарева,
«правила христианского благочестия и добродетели быстро превращались в гнет
принуждения» (Пушкарева, 104-105) .
Формально православие рассматривало
секс, особенно секс, которым занимаются женщины (все равно — между собой ли, или
с мужчинами), как в лучшем случае неизбежное зло, оправдываемое только
необходимостью
продолжения рода и в основном греховное .
-----------------------------
1 Имеется в виду Мальтус, сказавший о человеческой жизни: "омерзительная, грубая
и недолговечная» . (Прим . перев .) .
47
Русский
религиозный идеал — целомудрие как мужчин, так и женщин .
Хотя самокастрация осуждалась церковью, однако русские святые проповедовали
воздержание от соблазна похоти . Возможно, именно духовный идеал целомудрия
помогает понять, почему два главных теоретика гомосексуальной любви в России,
Василий Розанов и Марина Цветаева (см . главу IV),
оправдывая однополую (или «идеальную») любовь, подчеркивали напряженную
духовность и непорочность большинства (по их мнению) такого
рода отношений .
Разрушительная сила
женской сексуальности так пугала русских клириков, что
они — по крайней мере на взгляд иностранных наблюдателей — молчаливо прощали или
смотрели сквозь пальцы на мужской гомосексуализм, допуская его как
предпочтительную замену сожительству с женщиной вне брака . В русском
языке нет собственной, незаимствованной терминологии
(кроме обсценной), отражающей эротику или сексуальность, и в русской среде
(особенно простонародной) до сих пор бытует мнение, что
настоящий мужик «больше интересуется едой и выпивкой, чем
женщинами» (Моуlе, 221) .
Русские церковники, как и
католические, не считали женский гомосексуализм серьезным нарушением
христианских канонов, относя его к разновидности мастурбации . Тем не менее в
церковных предписаниях сексуальным отношениям между
женщинами уделяется особое внимание, возможно, еще и
потому, что опять, как и на Западе, женский гомосексуализм связывался с
ересью и языческими ритуалами . Хотя нет данных о том, что русские женщины
более, чем мужчины, были привержены язычеству, тем не менее выясняется, что тс
из них, кого теперь назвали бы лесбиянками, обвиняются в «богомерзких блудах» и
— тут же—в молитвах языческим женским божествам — вилам .
В варианте требника XV века читаем: «Аще блудивши с бабами богомерзкыя блуды кы
(sic), молишися вила, год поста» (Алмазов, 1б1) . «Блуд» —
это в древнерусском языке и «разврат», и «заблуждение», поэтому предписание
требника может относиться и к сексуальному разврату, и к религиозному
заблуждению, то есть поклонению языческим божествам .
Самые ранние
зафиксированные в письменных источниках сведения об отношении русской церкви к
женскому гомосексуализму находим в требниках XIV века,
книгах для священников, содержащих правила службы и исповеди . Здесь
перечисляются вопросы, которые надлежит задавать женщинам на исповеди, в
том числе о мастурбации и «любовных» отношениях между женщинами .
Поскольку в XIV веке церковные порядки диктовались из Византии, можно считать,
чт о эти вопросы перекочевали из подобных же византийских
источников . (Интерес-
48
но отметить: в русских требниках женщины — сексуальные партнерши женщин
именуются «подругами», что звучит как калька с греческого слова betaira .
В древнерусском языке «подруга» имеет три основных значения: друг
женского рода; жена; наложница, преимущественно в
переводах Библии) . В рукописном требнике XIV века,
изданном А . Алмазовым, среди многочисленных вопросов,
касающихся, скажем так, гетеросексуальных грехов, находим два, имеющих
отношение к нашей теме:
[1] . . . «А на подругоу ци возлазила? Или подруга на тя творячи акы съ моужем
грех?»
[2] . . . «Сама своею рукою въ свое лоно персътомъ или чим ци тыкала еси? Или
вощаномь съсоудомь? Или стькляном съсудомь?» (Алмазов, 159)
Когда в
одном пенитенциальном источнике запрет (в данном случае на «неестественные»
сексуальные поступки) повторяется неоднократно и в нескольких вариантах, это
указывает на широкое распространение греха, против которого направлен запрет .
Поэтому четырехкратное упоминание определенных действий, связываемых с
мастурбацией и женским гомосексуализмом, в требнике XVI
века свидетельствует в пользу того, что лесбийский секс не был уж столь
необычным явлением в средневековой «Московии»:
[1] . . . «С девицами друга на другу лазила еси блудити?»
[2] . . . «Или сама своею рукою или иным чим себя блуди до истицаниа похоти [т .
е . до наступления оргазма —Д . Б .]?»
[3] . . . «Или иная подруга тебе рукою блудила а ты у ней тако ж?»
[4] . . . «Или целовала девицу или отрока с похотию до истицания, а им тако ж
сотвори еси?» (Алмазов, 1б4-1б5)
И в
приведенных цитатах, и в других запретах, содержащихся в православных
требниках, особо подчеркивается греховность оргазма как желанной цели
одиночных или взаимных сексуальных игр однополых или гетеросексуальных партнеров .
Запрет и
наказания, налагаемые на лесбийские связи на протяжении всего московского
периода русской истории (ХIV-XVII вв .), свидетельствуют об осведомленности
церкви в том, что ее прихожанки занимались женским гомосексуализмом .
Разнообразные формы и особенности сексуальных отношений между женщинами, о
которых говорится в требниках, заставляют сделать вывод: лесбианизм был довольно
распространенным явлением и рассматривался православием как грех, или порок,
настолько же тяжкий, как, с одной стороны, гетеросексуальный «блуд», а с другой
стороны — как религиозное отступничество .
49
Сопоставление подозреваемых в
тайном служении вилам женщин с лесбийскими «блудницами» ставит интересный (хотя
и умозрительный) вопрос: не были ли сексуальные действия между женщинами
составной частью ритуалов поклонения крылатым вилам, с ногами ослицы или
козы? . . .
В требниках одинаково
осуждаются (в отношении тяжести греха) и женщины, которые «взлезают» на подругу,
и те, на которых «взлезают» . Иными словами, не проводится различий между так
называемыми активными и пассивными ролями партнеров в женском гомосексуализме . И
те, и другие, по мнению средневековых русских клириков, «блудят» в равной
степени, что подтверждается формулировкой требника XV века: « . . .или на подроугоу
взлазила, или она подрогоу на себе въспущала . . .» (Алмазов, 165) . За оба
преступления назначается одинаковая епитимья — 40-дневный пост, как и за
мастурбацию («и въ свое лоно перстом действовала») . Ровно такое же наказание
ждет женщину, которая «на моужню женку възлазила», или «съ своим моужем в задний
проход сблоудила» . Надо отметить непоследовательность такого уравнивания грехов,
при том, что все они тщательно перечисляются . Относительная легкость церковной
кары не идет в сравнение с предписанием, которое дает в 59-й статье «Закон
судный людем» (то есть переводной Судебник царя Константина): женщину, уличенную
в том, что по отношению к другой женщине она приняла на себя мужскую сексуальную
роль, полагалось высечь .
Необходимо оговориться, что, оценивая
требники как источники, свидетельствующие о распространении женского
гомосексуализма в древней Руси, надо постоянно иметь в виду особенности
отношения к исповеди в русском православии: исповедь играла здесь отнюдь не
такую роль, как на католическом Западе . Большинство не верили в тайну (да и в
таинство!) исповеди и относились к ней достаточно цинично . Опасность того, что
сказанное на исповеди будет доложено «кому следует», осознавалось и в
средневековой Руси, и тягчайшие грехи прихожане старались скрывать . Во всяком
случае, исповедующийся сам должен был признаваться в грехах; формат,
предлагаемый требником, использовался не всегда — за исключением «глухой»
исповеди, когда умирающий не мог говорить, и священник сам перечислял его
предполагаемые прегрешения . И «вопросы к женам», касающиеся сексуальных грехов,
возможно, не так уж часто задавались — а если задавались, не всегда священники
добивались ответов . Скорее набор этих вопросов отражал позиции руководителей
Православной церкви — в Византии, а потом в Москве .
50
И тем не менее
пенитенциальные «вопросники» свидетельствуют о том, что на протяжении всего
русского средневековья Православная церковь стремилась предупредить священников
во всех городах и весях о распространенности гомосексуализма в женской среде, во
всех слоях общества, среди замужних и незамужних женщин . В XVII веке довольно
открыто бытовали «игры» девушек, окрашенные в лесбийские тона; в глазах церкви
они были безусловно греховны, но преходящи, как прелюдия к замужеству . Требник
XVII века пишет об этом так: «Не играла ли неподобно с подругами своими мужски
[?]» (Алмазов, 1б9) . Однако этот грех тут же прираавнивается и к
гетеросексуальным «играм»: « . . .Или с юношами не целовалася ли с ними съ похотию?»
Следовательно, в средневековой Руси церковь считала, что греховен секс сам по
себе, а не только секс грешников .
После XVII века, очевидно,
никаких письменных свидетельств относительно лесбийского эротизма и лесбийской
сексуальности на русском языке не существует вплоть до конца XIX века (за
исключением небольшого количества литературных примеров, самые яркие из которых
— «Неточка Незванова» Достоевского и «Полуночники» Лескова) .
«Запретная» тема попала в
печать и стала предметом обсуждения, главным образом юристов и медиков, в
значительной степени благодаря реформам 1860-х годов, после которых началось
профессиональное становление медицины и права . Интересно, что, в отличие от
европейского, русское женское освободительное движение последней трети XIX века
не имело в своем составе ощутимого лесбийского элемента . Русский феминизм
объединялся с радикальным народничеством и нигилизмом, а, как отмечал Симон
Карлинский, гомосексуализм предавался анафеме на всех направлениях русского
революционного движения . Поэтому все формулировки и дискуссии по поводу русского
варианта проблемы «женщина с женщиной» достались на долю мужчин, занимающихся
медициной и правом . Это означало, что лесбианизм в России на уровне «научных»
рассуждений и общественного мнения рассматривался как логический результат таких
проблем, как женская преступность, проституция и патология .
Хотя русские юристы и
врачи старались не отставать от западных сексологов и быть в курсе всех новинок
в этой области, озабоченность женским гомосексуализмом оставалась все-таки
скорее в сфере западноевропейских проблем, чем русских . До наших дней дошла
только одна работа, написанная в это время по-русски о лесбиянках (или трибадках,
если воспользоваться излюбленным термином автора) . Она принадлежит гинекологу
Ипполиту Тарновскому и называется «Извращение полового чувства у женщин» (СПб,
1895) . Американский историк Лаура Энгелстайн отмечает, что книга Тарновского —
это, собственно, «русский образец клинического жанра, основоположниками которого
являются западные медики» (Engelstein . 813) .
51
По мнению Энгелстайн, в России на
женский гомосексуализм обращали еще меньше внимания, чем в Европе (где им
занимались тоже мало) . Она выдвигает ряд любопытных социальных, культурных и
политических причин, обусловивших в России XIX века неготовность врачей
«клеймить позором сексуальные извращения как социальную и физическую патологию —
по крайней мере в отношении женщин» . Но я вижу еще одну вероятную причину,
сходную с той, которая приводится Юдит Браун в объяснение почти полного
невнимания к лесбийской сексуальности со стороны законодательства, богословия и
литературы Европы в эпоху Средневековья и на заре Нового времени . Как считает
Браун, такое игнорирование «заставляет предположить едва ли не упорный отказ
поверить» в это явление (Brown, 69) .
Интерес Тарновского к лесбиянкам и их
сексуальности ставит его особняком среди русских коллег-медиков, но ничем не
выделяет из массы европейских современников и предшественников . Так, он начинает
свои изыскания и обследования «врожденных трибадок» (то есть женщин, отдающих
сексуальное предпочтение женщинам с ранних лет), основываясь на полном убеждении
в том, что сексуальные особенности этих женщин объясняются физиологическими
отклонениями, в частности, наличием у них органа, напоминающего пенис . Здесь
Тарновский, как ни странно, подходит к проблеме лесбийского секса с позиций
итальянского клирика XVIII века Лодовико Синистрари . Последний, отталкиваясь от
определения содомии как «плотского проникновения в ненадлежащий сосуд», на «проклятый»,
всеми обсуждаемый вопрос: «в каком случае две женщины, лежащие вместе и
соприкасающиеся плотью, могут быть обвинены в содомии?» — отвечал, опираясь на
новейшие (к началу XVIII века) достижения медицины, что только женщины, имеющие
непомерно большие клиторы, могут заниматься содомией (цит . по: Brown, 74) . Из
фаллоцентрического убеждения — что полноценного соития (нормального или
ненормального, естественного или неестественного) между партнерами не может
быть, если один из них не имеет пениса или его подобия — из этого убеждения и
возникла гипотеза, согласно которой женщина, способная заниматься
«противоестественным» сексом (содомией) с другой женщиной, непременно в какой-то
степени гермафродит .
Тарновский описывает
гинекологические обследования «трибадок» — в основном женщин, арестованных за
тяжкие преступления и имеющих каждая свою историю сексуальных связей с
женщинами, — которые он предпринял, чтобы подтвердить или опровергнуть теорию:
такие «врожденные трибадки» имеют физиологические отличия от «нормальных»
женщин . В результате он пришел к выводу, что даже «трибадки от природы» в
физическом отношении
52
совершенно нормальны . Таким образом, он может торжествовать и поставить крест на
теории гермафродитизма врожденных лесбиянок . Более того: он развенчивает
популярную в то время на Западе теорию, по которой лесбианизм, как и проституция
— это свидетельство моральной деградации и преступности .
Итак, Тарновский
снимает с лесбиянок обвинение в склонности к насилию, которое поддерживалось
многими авторами-церковниками; он не делает из лесбиянок патологических
личностей и преступниц, какими их представляли последователи школы криминальной
антропологии, основанной Чезаре Ламброзо . Тем не менее в других отношениях его
подход мало отличается от взглядов большинства европейских и русских
специалистов конца XIX века . В самом деле, Тарновский обильно цитирует работы
известных западных сексологов, особенно Молля и Крафт-Эбелинга . Он настойчиво
подчеркивает подлинность случаев из практики, о которых пишет в своей книге,
однако, надо признать, нет никакой уверенности в том, что лесбиянки, далекие от
криминала, чье поведение и чью сексуальную жизнь он описывает, на самом деле
существовали .
Самый важный и остающийся без
ответа вопрос о лесбиянках-информаторах в работе Тарновского: что же побуждало
этих анонимных женщин, о которых он сам пишет как о самых скрытных на свете
людях, раскрывать ему интимнейшие детали своей частной жизни? К единственной в
своем роде, особенно на русской почве, книге Тарновского «Извращение полового
чувства у женщин» надо подходить осторожно и с определенной долей недоверия в
отношении того, что она может нам поведать о действительной жизни и
сексуальности реально существовавших русских лесбиянок 1880-х -90-х годов .
Однако читать ее полезно и, хотя это звучит как горький парадокс, забавно: книга
свидетельствует о неотвязной одержимости русского врача конца XIX века проблемой
гомосексуализма, а именно — лесбиянками, неважно, существующими ли реально, или
воображаемыми, или взятыми из литературы .
В целом суждения Тарновского о
лесбиянках отражают медицинские стереотипы своего времени . Он выделяет два типа
трибадок — активные и пассивные — и, подобно большинству тогдашних врачей,
считает, что «врожденные» трибадки всегда активные, пассивными же становятся со
временем, обычно начиная с вредной привычки мастурбировать в детстве . Тарновский
убежден, что пассивные трибадки очень женственны, а активные ощущают себя
мужчинами в женской оболочке . Это ощущение, которое сегодня мы назвали бы
признаком транссексуальной идентичности, не обязательно проявляется внешне: ведь
активные трибадки, едва ли не самые скрытные люди на свете, успешно утаивают
свои чувства и специфическую сексуальность от
53
всех . . . кроме пассивных трибадок и, очевидно, доктора Тарновского . Одним словом,
типичная лесбийская пара, по Тарновскому, состоит, если выражаться современным
английским арго, из «дамочки» и «stone bush»; на русском тюремном это будет:
«ковырялка» и «кобель» . Тарновский убежден, что большинство активных трибадок не
позволяют трогать свои гениталии во время полового акта, а оргазма достигают
просто наблюдая за экстазом партнерши . Здесь, сказали бы мы, есть расхождение
между концепцией Тарновского и точкой зрения средневековых клириков, которые,
как мы убедились выше, не проводили различия в осуждении «истечения», происходит
ли оно в результате активного или пассивного поведения женщины . Кроме того, мы
начинаем подозревать, что лесбиянки, с которыми Тарновский имел дело в ходе
своей клинической практики, не во всем были с ним откровенны, когда читаем:
«Cunnilingus очень редко бывает в ход у , и то между
публичными женщинами или у профессиональных трибадок» (Тарновский,
154) . Однако в другом месте Тарновский пишет о существовании «профессиональных
активных трибадок», очевидно, обслуживавших за деньги клиенток, не только в
Петербурге, но и «в других больших городах» (Тарновский, 122) .
Тарновский
утверждает, что «трибадия, как известно, весьма развита в публичных домах» (Тарновский,
125) и в женских тюрьмах, где объясняется — здесь его
мнение не отличается оригинальностью — «простою невозможностью полового сношения
с мужчиною» (Тарновский, 126) . Очевидно, он просто не знает о
распространенности сексуальных связей между мужчинами и женщинами в
местах заключения, о чем хорошо известно и по документальным материалам, и
даже из литературы («Леди Макбет Мцснского уезда» Н . Лескова, 1865 г .) .
Ясно, что, используя ар г умент
faute de mieux 2 в объяснение лесбийских отношений
между заключенными, Тарновский основывался на фантазии и культурных
стереотипах, а не на фактах .
Тарновский
верит, что мальчишеские ухватки девочки и ее нелюбовь к куклам
могут «дать повод предполагать» у нес лесбийские склонности (Тарновский,
128) . По его мнению, «у каждой будущей гомосексуальной
женщины в детстве бывают мужские наклонности» (там же) .
«Первые бессознательные, инстинктивные проблески извращения» в «активной
трибадке» проявляются только после наступления половой зрелости в «невольном
желании прижать к себе, обнять, гладить, ласкать» и
целовать других девочек . Такая девушка, по Тарновскому, вполне осознает свою
гомосексуальность позже, «когда с развитием ненормально направленного
полового чувства, выступают, тоже инстинктивно, другие мужские на-
----------------------
2 «3а неимением лучшего» (франц .) .
54
клонности; тогда только западает в голову мысль — не мужчина ли она в самом
деле» (Тарновский, 130) . Вопреки стандартным представлениям, Тарновский
утверждает, что «активные гомосексуальные женщины . . . ничем по внешнему виду
не отличаются от обыкновенных», однако вслед за этим обращается к
избитому стереотипу: «главное, характерное свойство их
[то есть активных трибадок —Д . Б . ] отвращение к мужчинам»
(Тарновский, 131) . И вновь мы вынуждены заметить, что выводы Тарновского не
только отражают современные ему медицинские представления, но и противоречат
тому, о чем на протяжении веков информировали священников требники: лесбийскими
играми занимаются как незамужние, так и замужние женщины .
Может быть, самое ценное
в исследовании Тарновского заключено в той отрывочной информации — безошибочно
вызывающей доверие, — которая позволяет бросить взгляд на особенности
взаимоотношений и стиль жизни русских лесбиянок конца XIX века, когда они были
«в своей компании», «в своем тесном, замкнутом кругу» . Этими словами Тарновский
обозначает городскую лесбийскую субкультуру, и здесь уместно отметить, что
Марина Цветаева в записных книжках упоминала «Софию Парнок и весь ее женский
круг», — одно из звеньев этой субкультуры 1910-х годов . Конечно, мы не
располагаем никакими независымыми источниками, подтверждающими, что сведения,
сообщенные Тарновским о поведении лесбиянок в своей среде, отражают конкретную
действительность . Однако я считаю, что некоторые его наблюдения, касающиеся
лесбиянок, которых он знал (очевидно, главным образом в Петербурге), выглядят
очень убедительно и правдоподобно . Приведенные ниже четыре цитаты из его книги
вносят основанные на опыте коррективы в европейские медицинские стереотипы
относительно лесбиянок (а этих стереотипов достаточно и в той же самой книге) и
дают ощущение подлинности, жизненной достоверности, скрытой под наслоениями
стандартных, общепринятых рассуждений о гомосексуальных женщинах, их общении и
сексуальном поведении .
[I] . «Трибадия, как
активная, так и пассивная, достаточно, как видно, распространена между женщинами
всех сословий . . . Строгая и глубокая тайна, которою окружен этот способ полового
удовлетворения уже1 ицин, служит причиною ошибочного мнения, что это явление
редкое, исключительное . На самом деле оно далеко не так редко» (Тарновский,
128) .
[2] «Особенность, общая
им всем, — перемена имен: активные называются всегда ласкательными мужскими
именами — Миша, Саша [отметим, что это и женское имя —Д . Б .]; общее название в
кругу интеллигентном — кузен, в низшем классе—дядюшка» (Тарновский, 131) .
55
[3] «Пассивные трибадки
имеют одну необъяснимую способность узнавать активных по первому взгляду .Они
говорят, что в глазах даже незнакомой активной трибадки они видят какой-то
особенный блеск, огонь, если она остановит на них свой более или менее долгий
взгляд» (Тарновский, 132) . Это наблюдение находит поэтическое подтверждение в
стихотворении лесбийской поэтессы Софии Парнок «В толпе»:
Ты вошла, как входили тысячи,
Но дохнуло огнем из дверей,
И открылось мне: тот же высечен
Вещий знак на руке твоей .
(Парнок, 237) .
[4] «В своей компании
пассивные трибадки носят вымышленные ласкательные имена женские и общее название
сестриц, сестричек, кузин» (Тарновский, 132) .
К сожалению, все эти
живые наблюдения, сделанные как бы изнутри лесбийского сообщества, теряются на
фоне утомительного перечня криминальных случаев, извлеченных из европейской и
русской юридической литературы и долженствующих продемонстрировать
фундаментальную осведомленность автора . Эти эпизоды касаются русских женщин,
совершивших преступления или признанных душевнобольными, и даже сам Тарновский
признает (хотя и не в прямых выражениях), что преступные и больные женщины,
которые ко всему прочему оказались трибадками, мало в чем могут пролить свет на
проблему изучения сексуальности социально, умственно и физически нормальных
лесбиянок . В целом перечень «дел о трибадках» в книге Тарновского
просто-напросто вносит вклад в антилесбийский жанр, а именно, в те «заявления
врачей и юристов о широком распространении трибадии в публичных домах и тюрьмах»,
которые важны не для истории женской сексуальности, а для уяснения «ошеломляющего
эффекта, производимого лесбианизмом на мужское воображение» (см .: Бургин, 25) .
Этот ошеломляющий эффект, порождающий лесбофобию, увы, оказался гораздо более
устойчивым и долговечным, чем книга Тарновского, едва ли интересующая кого-либо
в сегодняшней России и не удостаивающаяся того внимания, которое я ей здесь
уделила . Книга забыта, но в России XXI века так называемый «научный» подход, как
и общее отношение к лесбийской любви, мало чем отличаются от выводов Тарновского
и его европейских современников .
56
После революции 1905 года
в России (как и в Европе) те немногие юристы и врачи, которые занимались этими
вопросами, все еще были склонны ассоциировать лесбианизм с проституцией . Теория,
согласно которой сексуальная патология публичных женщин порождает лесбийские
наклонности, была частью криминальной антропологии Чезаре Ламброзо . Согласно
этой теории, наряду с лесбианизмом, проституткам были свойственные такие
патологические признаки, как сексуальная ненасытность и неразборчивость,
склонность к эксгибиционизму . Лаура Энгелстайн в своей работе «Ключи к счастью»
(«The keys to Happiness . . .»; см . список литературы) пишет о двух русских
последователях Ламброзо — Вениамине Тарновском (насколько я знаю, не имеющем
отношения к Ипполиту Тарновскому) и его жене Полине Тарновской . Они поддерживали
точку зрения Ламброзо: вырождение, признаками которого являются лесбианизм и
проституция, приводит к появлению целого слоя прирожденных преступников . Тем не
менее в своих работах о проституции в России чета Тарновских не касалась
лесбийской темы .
По нормам законодательства
царской России женщины, состоящие между собой в интимной связи, не подвергались
преследованиям, и введение соответствующей статьи практически не обсуждалось .
Ипполит Тарновский в своей книге не пытается связать преступность описанных им
женщин-лесбиянок с их сексуальными вкусами . Собственно, попали они в поле зрения
Тарновского как отбывающие наказание преступницы, которые вынуждены были
признаться в сексуальных отношениях с женщинами и не могли отказаться от
гинекологического обследования .
В русской публицистике и
юридической литературе предвоенной эпохи (до первой мировой войны) лесбийская
проблема обсуждается очень мало . В . Д . Набоков в «Плотских преступлениях»
указывает на то, что хотя лесбианизм в России более широко распространен, чем
содомия, однако не преследуется по закону . И . И Канкарович в памфлете,
опубликованном в 1907 году, утверждает, что проститутки предлагают лесбийские
услуги праздным женщинам из высших классов, которым наскучил «нормальный» секс .
Обратившись вновь к творчеству С . Парнок, находим подтверждение тому, что
клиентура публичных женщин включала и дам . Стихотворение адресовано проститутке,
привыкшей к продажной любви, но в бескорыстных объятиях нашедшей запоздалое
счастье:
57
Причуды мыслей вероломных
Не смог дух алчный превозмочь, —
И вот, из тысячи наемных,
Тобой дарована мне ночь .
Тебя учило безразличье
Лихому мастерству любви .
Но вдруг, привычные к добыче,
Объятья дрогнули твои .
Безумен взгляд, тоской задетый,
Угрюм ревниво-сжатый рот, —
Меня терзая, мстишь судьбе ты
За опоздалый мой приход .
(Парнок, 198) .
Наконец, еще один автор эпохи
Серебряного века, врач Б . И . Бентовин 3 , считает, что некоторые
опытные проститутки, склонные к лесбийскому сексу, спят с новичками в этой
профессии, готовя их к приему
Русские Лесбиянки Любовь
Порно Видео Фистинг Бесплатно
Частное Видео Тула
Просмотр Порно Девушка Кончает