Россияне, пострадавшие на митингах

«Смотрел, как к моему лицу приближаются берцы»

Илья, 23 года. Москва

23 января на Пушкинской площади я был в центре толпы, скандировавшей: «Один за всех, и все за одного». Затем увидел, что ОМОН идет стенкой на людей. Начали выдергивать кого-то и уводить в автозак. Я вышел в первый ряд, чтобы как-то защитить мирных протестующих. Полицейские схватили меня, стянули куртку, кофту и уже практически голым по пояс повалили на землю. 

В тот момент я ничего не чувствовал: ни холода, ни того, как меня били уже лежачего. Смотрел, как к моему лицу приближаются берцы. Затем стало страшно, что задавят. То, что на спине у меня ссадины и руки разбиты в кровь, узнал в автозаке от других задержанных.  

В автозак полицейские несли меня на руках. Этот момент попал на фото, которое опубликовали в The New York Times. Сотрудники не отвечали на вопросы, куда нас везут. По геопозиции телефонов мы определили, что приехали в Алтуфьевский отдел полиции. Там уже нам подносили подготовленные на подпись бумаги, собирались нас дактилоскопировать, но мы связались с адвокатом, и тот объяснил, что ни на что без его присутствия соглашаться не нужно. Подписывать нас ничего не заставляли и не пытали, но долго не впускали уже стоявших у входа адвокатов. 25 февраля мое дело по статье о несанкционированном митинге будет рассмотрено в Бутырском суде. 

Меня особенно беспокоили посиневшие пальцы на руке. Травматолог сказал, что перелома нет, так как я могу ими шевелить. Но пальцы сильно болят уже две недели.

После освобождения я пошел в травмопункт, но врачи отказались снимать побои, узнав о том, как они были получены. Мне сказали, что на судмедэкспертизу меня должны отправить полицейские. Я позвонил знакомой, работавшей в этой поликлинике, и врачи из другой смены без проблем дали справку о побоях, удивившись, что днем ранее мне отказали.

Помню парня, которого зовут Василием или Степой. При задержании полицейские что-то сделали с его ногами: он заметно прихрамывал. Врачи скорой, которые приехали в отдел, сказали, что могут только йодом помазать, и уехали. 

«Рука дико болела несколько суток»

Ксения, 31 год. Москва

Меня особенно поразил момент, когда сотрудник скорой, к которому я обратилась за помощью, в грубой форме мне отказал. Это было в отделе полиции. Врачи приехали к другому пострадавшему при задержании: парню, который прыгал на одной ноге, так как не мог ступить на другую. 

Началось все с того, что вечером 23 января я шла к метро «Сокольники». Ничего не предвещало беды. В какой-то момент нам навстречу из-за угла дома вышли примерно полтора десятка молодых людей. Мы подумали, что студенты. Пройдя через нас, они вдруг побежали, а мы нос к носу встретились с группой омоновцев. 

Без единого слова меня начали бить дубинками и сверху, и сбоку. Я сперва не могла даже понять, что происходит. Шок, из-за которого ничего не чувствовала. Били и всех остальных рядом: и молодых, и пожилых. Где-то писали потом, что это происходило возле «Матросской тишины», но нет, мы были задержаны на пересечении Бабаевской и 2-й Боевской улиц [более 500 метров от тюрьмы]. Били местных жителей, вышедших из дома.

Думаю, что самих митингующих омоновцы как раз поймать не могли, те постоянно убегали, а нас били, не задумываясь о том, куда и как попадет, каковы будут последствия. Я успела закрыть лицо и сгруппироваться. Если бы этого не сделала, то точно осталась бы без носа. Мне заломали левую руку и повели к автозаку. Потом рука дико болела несколько суток. Я не могла ее разогнуть до конца.  

Нас повезли сначала в один отдел, где-то совсем рядом от места задержания, а потом в отдел по району Соколиная Гора. До утра оформляли, а потом посадили по камерам. Дали еду, какую и моя собака не стала бы есть, поэтому двое суток, проведенных в камере отдела полиции, я только пила воду. 

Все это время я была в одежде и не могла оценить, что у меня за травмы и насколько они серьезны. Адвокат советовал снять побои, но полицейские ответили отказом: «Вот приедешь в спецприемник — там и снимешь». С защитниками мы сделали несколько фото повреждений.

Избитые, голодные, лишенные сна — всего этого было, видимо, еще недостаточно. После суда нам устроили еще одно испытание: сидеть в холодном автобусе 17 часов, дожидаясь, пока нас распределят по камерам в спецприемнике.

В спецприемнике побои сняли, но бумагу об этом не давали. Только после того как приехал какой-то проверяющий, с которым мы пообщались в камере, мне дали справку, но в ней было написано «со слов пациентки». Вы серьезно, ребята? Почему с моих слов, если есть фото повреждений и они сами отлично видны невооруженным взглядом? 

Лишь вернувшись на волю, я с адвокатом поехала в травмопункт, где сняли побои. Там удивились, что этого не было сделано раньше. 

Были полицейские, которые не скрывали своей ненависти. К примеру, в отделе, куда нас привезли перед тем, как доставить в «Соколиную Гору». «Я бы вас бил, да так, чтобы вы все сдохли! Такие, как вы, вообще не должны жить», — открыто говорил он.

Ожидая погрузки в автозак, я видела еще одну чудовищную сцену. Молодой человек подбежал к подъезду жилого дома, ввел код от домофона — видимо, там жил он или кто-то из близких, — открыл дверь и зашел. За ним побежали три омоновца. Один остался у входа и смотрел по сторонам, будто бы стоял на шухере. А двое его коллег избивали парня в подъезде. Потом он был в нашем автозаке, весь в крови и грязи, с разбитым лицом и сломанной переносицей, ну или, по крайней мере, она была сильно изогнута. 

«Вместо объяснений последовал удар в пах»

Тимур, 39 лет. Оренбург 

У нас в Оренбурге стражи порядка действовали не так жестко, как в других городах, но и такого мы прежде не видели. Полицейские знали меня в лицо и знали, что я с коллегами буду на протестном мероприятии 31 января в городе как правозащитник от Комитета против пыток, однако меня все равно задержали. 

Двое людей в гражданской одежде с закрытыми лицами, без каких-либо опознавательных знаков, выхватили человека из толпы и потащили куда-то в сторону. Я решил зафиксировать это на видео, шел следом, а затем обогнал, чтобы снять спереди. Спросил, кто они вообще такие, почему схватили человека и являются ли вообще полицейскими?

Тут уже мне завернули руки за спину. Сперва я не собирался сопротивляться, спрашивал о том, кто они такие, что вообще происходит. Один мне ответил: «Просто иди, а то будет больно». 

Когда меня уже запихивали в автобус, я стал сопротивляться, расставив руки и ноги, требуя, чтобы мне, как положено, разъяснили, по каким основаниям я захвачен и в каком статусе нахожусь. Последовал удар в пах, и меня затолкали в автобус. Повезло, что мои узкие джинсы были сильно натянуты в этом месте, что смягчило удар, но боль, конечно, была очень сильной и долго не проходила.

Кто-то из задержанных потом говорил, что его ударили в живот, кто-то — что головой об автобус стукнули. Как мне сказали, с нами работали сотрудники спецподразделения МВД «Гром», которое привлекают для силовой поддержки при задержании особо опасных преступников. 

Однако вся эта операция мало походила на что-то законное. Уже в автобусе я заметил, что полицейские теряются от любого вопроса о происходящем, о том, что будет дальше, будто вовсе не знали, что отвечать: «В отделе вам скажут». Я сказал, что не хочу ехать ни в какой отдел и раз мне никто не разъясняет мой статус, то я просто уйду, как свободный человек. Они от этого растерялись и стали подзывать товарищей с улицы.

Я успел отойти примерно метров сто, когда меня догнал тот самый человек в гражданке, который нанес мне удар в пах, поднял меня над землей, обхватив сзади, и понес обратно, уронив на землю у самого автобуса.

В отделе полиции нам не давали есть, хотя были люди, которые пытались передать еду. Воду приходилось выпрашивать с огромным трудом. Но меня тогда волновали не боль и голод, а правовой беспредел: сидели две сотрудницы, которые, не глядя на нас, на автомате заполняли уже заготовленные протоколы, списывая данные с листочка, на котором были написаны фамилии и имена задержанных, во что они были одеты. В дежурной части каждого обрабатывали, чтобы они быстро эти протоколы подписали.

Двое суток я провел в спецприемнике, который, как мне сказали, специально освободили для того, чтобы заполнить участниками мирной протестной акции.

В моем протоколе уже было напечатано, что замечаний у меня нет, что у меня ничего не изымалось, хотя у меня забрали телефон и паспорт, и что я якобы просил никого о своем задержании не уведомлять. Кроме того, протокол задержания составлялся не в течение трех часов, как положено по закону, а намного позже. 

В суд полиция представила протокол, в котором просто исправили время составления. Повезло, что копия этого документа была у адвоката, которого, кстати, тоже полдня не пускали в отдел. В итоге судья прекратила производство по статье о неповиновении законным требованиям полицейских, по которой меня могли арестовать, а суд по участию в несанкционированном митинге еще не назначен.

«Замешкался — ударили головой о кузов»

Василий, 21 год. Москва

23 января на Пушкинской площади передо мной встала девушка с плакатом. Полицейские побежали к ней, но девушка куда-то ушла. Схватили меня. Какое-то время меня перетягивали между собой протестующие и омоновцы. Я присел на корточки, после чего полицейские подхватили меня за руки и за ноги, потащили к автозаку.

Там они поставили меня в растяжку, после чего потребовали снять рюкзак. Я немного замешкался, и меня ударили головой о кузов машины. Потекла кровь.

Я никогда не был на несанкционированных акциях прежде, а тут пришлось столкнуться лично с ничем не обусловленной агрессией. Я уже стоял в растяжке и никак не сопротивлялся. Разбивать мне голову не было никакого смысла, кроме как ради самого этого действия.

У меня была рассечена бровь и, как выяснилось потом, веко. Сперва я не обращал внимания на кровь, так как меня беспокоил сам факт задержания и непонимание того, что будет происходить дальше. Однако кровотечение не останавливалось. Уже в отделе я попросил полицейских мне помочь. Те предложили либо принести салфетки с перекисью водорода, либо вызвать врача.

Я зачем-то согласился на первый вариант и пытался помочь себе сам, но ничего не помогало и кровь не останавливалась. Попросил вызвать скорую. Врачи приехали быстро, но еще где-то час они не могли меня забрать, так как полицейские искали мой паспорт, который у меня забрали при задержании. Меня отвезли в Первую Градскую больницу. Предполагалось, что будут зашивать, но в итоге просто забинтовали, и кровотечение прошло.

В больнице я встретил еще одного избитого человека, который дошел с протестующими до Цветного бульвара, где получил дубинками по голове. Оттуда в полицию направили телефонограмму о травме, и уже через день мне позвонили из управления собственной безопасности (УСБ) столичного главка МВД. Пришел я туда вместе с Георгием — сотрудником Комитета против пыток. По его словам, пострадавших во время митингов 2019 года УСБ даже не опрашивало, а здесь у нас взяли заявление о привлечении к уголовной ответственности полицейского и объяснение обстоятельств произошедшего, после чего мы поехали на Пушкинскую площадь на съемки места происшествия. Запросили записи с камер видеонаблюдения, и это, наверное, тоже поможет делу.

Впереди еще рассмотрение моего административного дела об участии в несанкционированном митинге, так как протокол на меня все-таки составили. 

Конечно, я далеко не самый тяжело пострадавший от полицейского насилия человек, но с юридической точки зрения полученных мною повреждений достаточно для привлечения к ответственности. А мне бы просто хотелось сделать так, чтобы в правоохранительных органах не работали люди, распускающие руки, и их коллеги видели, к чему подобное приводит. Возможно, придется идти в ЕСПЧ. Я к этому готов.

Подписывайтесь на канал "Взгляд изнутри" и делитесь статьей с друзьями