Россия 19 Век Секс
⚡ 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Авось
из 4,97 млн. (+609 сутки) дневников
Создан: 26.03.2009
Записей: 14579
Комментариев: 7101
Написано: 23934
В сети озвучен гонорар недовольных жизнью Деревянко и Бортич
В России в колонии закололи осужденного за московские теракты
"Девочка с площадки": ее телефон был забит картинками про суицид
Собчак сделала валентинку из своих "половинок"
Безрукова смогла раскрыть тайну похорон ее сына
В России мужчина с дочкой выпали из окна дома: СМИ
Регионы России с "индексом жизни" высокого качества
В России женатый мужчина зарезал новую "подругу"
Иван Сафронов: «Никаких тайн, все на поверхности»
Наведите сюда мышку, чтобы узнать, как сделать работу с сайтом еще удобнее
О проекте
Версия для PDA
Контакты
Разместить рекламу
В. Б. Безгин, доктор исторических наук, кафедра История и философия, Тамбовский государственный технический университета. «Крестьянская повседневность. Традиции конца 19 - начала 20 века»:
…Повсеместно сношение с женщиной во время постов считалось грехом. Если у супругов рождался ребенок в первой половине декабря, его называли насмешливо «постником», подчеркивая, что зачатие произошло в Великий пост. Отца такого ребенка священник «усовещал за невоздержанность». От соития в эти дни в деревне воздерживались из-за суеверного страха, что зачатое тогда дитя станет вором, разбойником, больны. По наблюдениям земских врачей, крестьяне в основном соблюдали эти запреты. Это подтверждается и данными демографической статистики. Д.Н. Жбанков, на основе сведений за 1872 – 1881 гг. о рождаемости в с. Большом Пронского уезда Рязанской губернии, сделал вывод о том, что минимум зачатий приходится на летние месяцы (рабочее время) и март, т.е. на период Великого поста.
Аналогичное суждение высказал врач В.И. Никольский, изучавший динамику рождений у жителей Тамбовского уезда. Исследователь И.И. Молессон, занимавшийся проблемой рождаемости населения Тамбовской губернии в период с 1898 по 1900 гг., в своей работе писал: «Наименьшее число рождений приходится на декабрь, а затем на апрель. Декабрьские рождения соответствуют мартовским зачатиям, но в марте (Великий пост) совершенно не бывает новых браков, кроме того, истощение вовремя и тотчас после поста не может, конечно, благоприятствовать обилию зачатий».
Думаю, что есть основания утверждать, что крестьяне в большинстве своем придерживались запретов церковного устава. Если бы это было не так, то в условиях отсутствия средств предохранения (а прерванное сношение расценивалось церковью как грех) не было бы никакого декабрьского минимума рождений. Некоторые исследователи считают, что приходские священники искажали отчетность, «закрывая» метрические книги ранее конца года, так как переносили часть рождений конца декабря на январь. С такими догадками трудно спорить, высказывающие их и «уличающие» священников в обмане епархиального начальства явно мыслят категориями советской эпохи.
По сообщению корреспондента Этнографического бюро из Тамбовской губернии: «Изнасилование женщин, безразлично возрастов и положения, по народным воззрениям считается самым бесчестнейшим преступлением. Изнасилованная девушкам ничего не теряет, выходя замуж, зато насильник делается общим посмешищем: его народ сторонится, не каждая девушка решится выйти за него замуж, будь он даже богат». Правда, в Орловской губернии случаи изнасилования не встречали столь сурового осуждения, напротив, к ним относились достаточно равнодушно. В случае изнасилования женщины здесь говорили: «Не околица – затворица», а про девушек – «Сука не схочет, кобель не вскочит». К изнасилованию несовершеннолетних народ относился строже всего, тот человек, кто совершил такое, по их понятиям, становился наравне с сатаной. При изнасиловании несовершеннолетней – родители судились с виновником преступления, или брали с него мировую – несколько рублей денег». До судов доходила лишь малая толика дел об изнасиловании женщин. По этой причине уголовная статистика вряд ли поможет восстановить объективную картину данной проблеме. С этой оговоркой все же обратимся к этому источнику. По данным ведомостей судебно-медицинских исследований, по Тамбовской губернии растлений и изнасилований в уездах зарегистрировано в 1870 г. – 7, 1884 г. – 26, 1900 – 311308. Даже такое выборочное сравнение за 30 лет указывает на рост сексуальных преступлений. По моему мнению, за указанный срок выросло не число изнасилований, а увеличилось количество обращений потерпевших. По мере роста самосознания сельской женщины усилилось и стремление защитить свою честь и женское достоинство. Этот вид преступления перестал носить латентный характер.
Следует признать, что сам крестьянский быт создавал условия для проявления сексуальной агрессии. В крестьянской избе все спали вместе и млад и стар, мужчины и женщины. Крестьянские дети могли не раз являться невольными свидетелями соитий своих родителей. Земский врач А.А. Жуковский писал: «Днем и ночью, во время работы и отдыха, сна и развлечений они (т.е. женщины) постоянно находятся в самых близких отношениях с мужчинами, подобно им грубыми, не умеющим обуздать своих страстей и не привыкшими уважать права женщин. Ни в одном слое общества не бывает такого большого числа изнасилований незрелыми мальчиками малолетних девочек, как в простом народе.
Под влиянием модернизации, возросшей социальной мобильности сельского населения, ломки патриархального уклада деревни на добрачные связи стали смотреть спокойнее. Отец и мать легче соглашались с выбором сына, если он говорил, что между ним и избранницей уже был грех. Чаще стало встречаться вступление в половую связь после сговора, когда «вино выпито». После «запоя» в деревнях Моршанского уезда Тамбовской губернии жених не только навещал невесту, но и оставался у нее ночевать. По обычаю это не должно было приводить к интимным отношениям, но как говорили, опрашиваемые старые женщины: «Нельзя-то, нельзя, да не всегда ведь удержишь мужика». Как отмечали старожилы, такие случаи все же были редки.
Другим мощным регулятором добрачного поведения выступало, как уже было сказано выше, общественное мнение. Так, «губитель» девичьей красоты (невинности) навсегда лишался права жениться на другой девушке. Неодобрительно крестьяне относились к ветреным девицам. Девушку, которая часто меняла парней, в селе называли «заблудшей». Полюбить такую девицу было совестно перед товарищами, а женитьба на такой – это стыд перед родней и позор перед миром. Добропорядочное поведение до брака достигалось посредством обрядовых традиций. До середины XIX в. в русской деревне существовал обычай публичного освидетельствования невинности невесты. После первой брачной ночи с молодой жены снимали рубаху и тщательно ее исследовали. Затем ее со следами дефлорации вывешивали в избе на видное место, а над крышей поднимали красный флаг.
К концу века бытование этой традиции этнографами не отмечалось. В Воронежской губернии еще в 80-е гг. XIX в. существовал обычай поднимать молодых. Новобрачная в одной рубахе вставала с постели и встречала свекровь и родню жениха. Такая демонстрация, восходящая своими корнями к языческим верованиям, имела цель публично удостоверить невинность невесты. Тяжелыми были последствия для «нечестной» невесты. Ее родню с бранью выгоняли, саму избивали до полусмерти и заставляли трехкратно ползать на коленях вокруг церкви. За потерю чести провинившуюся девушку в деревне наказывали тем, что отрезали косу, пачкали рубаху дегтем и без юбки проводили по улице. После такого позора ее уже никто не брал замуж, и она оставалась в девках. К процедуре освидетельствования непорочности прибегали в случае, когда репутация честной девушки ставилась под сомнение в результате распущенных по селу слухов. Обычно такая девушка, на которую возвели напраслину, обращалась к защите сельского схода. Староста собирал сельский сход, на котором избирались три женщины добропорядочного поведения. Они божились и проводили осмотр на предмет наличия девственной плевы. Результаты староста оглашал на сходке, а затем десятский обходил все дома и объявлял о том, что девушка на публичном осмотре оказалась честной.
Негативное влияние на нравственную атмосферу села оказывали отхожие промыслы. Рост числа крестьян-отходников способствовал падению нравственности в деревне. Как сообщал писатель В. Михневич, крестьяне, «которые в своем примитивном состоянии всегда твердо придерживались принципов крепкого семейного начала и которые по своей натуре никогда не были расположены к разврату, теперь сильно деморализуются и без стеснения нарушают «седьмую заповедь», когда они прибывали в города в поисках работ». Попадая в городской вертеп, знакомясь с доступными женщинами, крестьяне быстро усваивали вкус свободной любви. Крестьянка Орловского уезда А. Михеева, сетуя на падение нравов в селе, признавала, что «мужики как поживут на стороне, то по возвращению заводят любовниц. В разврат пускались часто вдовы и замужние женщины, если муж много старше или в долгой отлучке»
Об инверсиях в крестьянской среде писать труднее всего в силу скрытости этого явления, а соответственно и отсутствия источников. Однако можно определенно утверждать, что половые извращения для сельского населения были характерны в меньшей мере, чем для просвещенной части общества. По данным нравственной статистики Тамбовской губернии за 1870 – 90-ее гг. следует, что мужеложство как преступление регистрировалось крайне редко, один – два случая в год, да и те происходили преимущественно в городах. Безусловно, что эти цифры не отражали истинного положения дел. И. Тарновский утверждал, что гомосексуализм не является таким уж противоестественным пороком, как считали многие. Он подчеркивал масштабы распространения лесбиянства в качестве народного обычая среди лиц, находящихся на нижних ступенях социальной лестници. Крестьянское общество воспринимало сексуальные отношения, адаптируя их к гетеросексуальной схеме. Лора Энгельштейн в своем исследовании приводит пример крестьянки Марии Шашниной. Она сумела обеспечить полное удовлетворение сексуальных потребностей ряда жительниц своей деревни на «манер мужчины», как позже они признавали на суде. Растление, мужеложство и скотоложство крестьяне считали постыдными и непростительными грехами. Такие грешники, по понятиям селян, не могут наследовать небесного царствия.
По сообщению информатора (1899 г.), крестьяне одного из сел Болховского уезда Орловской губернии говорили, что в недавнее время одного крестьянина судили за содомию и сослали в Сибирь. В тоже время над мужиком, замеченным в скотоложстве, только издевались и не давали ему прохода насмешками, но наказания не было. В других местностях к зоофилам относились более строго. Человека, замеченного в противоестественном пороке, немедленно изгоняли из деревни и отправляли на богомолье, причем давали ему от общества удостоверение, в котором было сказано, что такой-то был послан на богомолье за такое-то преступление. Самый меньший срок богомолья был полтора года, а самый большой – четыре с половиной. Информатор Ф. Костин описывает случай, когда местный крестьянин застал Кирилла Передкова на лесной поляне во время его соития с кобылой. Весть об этом быстро облетела село. Был созван сход, куда привели крестьянина вместе с «возлюбленной», а затем их «обвенчали». Отец прилюдно проклял скотоложника, а его самого изгнали из общества, отправив по монастырям замаливать грех. Спустя три года Кирилл Передков вернулся и был принят обратно в общество, но дурное прозвище осталось за ним, как в прочем и соответствующее отношение земляков. По мнению А. Михеевой, из Орловского уезда: «В народе распространен порок скотоложества, этот порок тщательно скрывается, только поговаривают тогда, когда спрашивают у кого-нибудь, где отмолить этот грех и как. Занимаются этим старые солдаты, не имеющие семьи. В народе считают, что у таких людей всегда родятся дети-уроды. У одного мужика родилась девочка без ручек, у другого – мальчик без зрачков».
Профессиональной проституции в деревне не существовало, в этом солидарны практически все исследователи. По наблюдению информаторов тенишевской программы проституцией в селе промышляли преимущественно солдатки. Про них в деревне говорили, что они «наволочки затылком стирают.
...Проституция в селе не существовала, но в каждом селе было несколько женщин доступного поведения. Не стоит забывать и о том, что проститутки, промышлявшие в городах, в большинстве своем были вчерашними крестьянками.
Длительное отсутствие мужа-солдата становилось тяжелым испытанием для полной плотского желания деревенской молодухи. Один из корреспондентов этнографического бюро писал:
«…Выходя замуж в большинстве случаев лет в 17 – 18, к 21 году солдатки-крестьянки остаются без мужей. Крестьяне вообще не стесняются в отправлении своей естественной потребности, а у себя дома еще меньше. Не от пения соловья, восхода и захода солнца разгорается страсть у солдатки, а оттого, что она является невольно свидетельницей супружеских отношений старшей своей невестки и ее мужа».
По сообщению из Воронежской губернии, «на связь солдаток с посторонними мало обращалось внимание и почти не преследовалось обществом, так что дети, прижитые солдатками незаконно, пользуются такими же правами, как и законные. Сторонние заработки крестьянок, к которым были вынуждены прибегать сельские семьи, также выступали благодатной почвой для адюльтера. По наблюдениям П. Каверина, информатора из Борисоглебского уезда Тамбовской губернии, «главной причиной потери девственности и падения нравов вообще нужно считать результатом отхожие промыслы. Уже с ранней весны девушки идут к купцу, так у нас называют всех землевладельцев, на работу. А там полный простор для беспутства».
По суждениям извне, принадлежащим представителям просвещенного общества, складывалось впечатление о доступности русской бабы. Так, этнограф Семенова-Тянь-Шанская считала, что любую бабу можно было легко купить деньгами или подарком. Одна крестьянка наивно признавалась:
«Прижила себе на горе сына и всего за пустяк, за десяток яблок».
Далее автор приводит случай, когда караульный яблоневого сада, возраста 20 лет, изнасиловал 13 летнюю девочку, и мать этой девочки примирилась с обидчиком за 3 рубля. Писатель А.Н. Энгельгардт утверждал, что «нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой - нибудь платок, при известных обстоятельствах, лишь бы никто не знал, лишь бы все было шито-крыто, так делают все».
Некоторые крестьяне, любители спиртных напитков, почетным гостям под выпивку предлагали своих жен, солдаток и даже сестер. В ряде сел Болховского уезда Орловской губернии существовал обычай почетным гостям (старшине, волостному писарю, судьям, заезжим купцам) предлагать для плотских утех своих жен или невесток, если сын находился в отлучке. При этом прагматичные крестьяне не забывали брать плату за оказанные услуги. В том же уезде в селах Мешкове и Коневке бедные крестьяне без смущения посылали своих жен к приказчику или к какому-либо состоятельному лицу за деньгами на табак или на хлеб, заставляя их расплачиваться своим телом.
Половые сношения между главой крестьянской семьи и его снохой были фактически обычной стороной жизни патриархальной семьи.
«Нигде, кажется, кроме России, – писал В.Д. Набоков, – нет по крайне мере того, чтобы один вид кровосмешения приобрел характер почти нормального бытового явления, получив соответствующее техническое название – снохачество».
Наблюдатели отмечали, что этот обычай был жив и в конце XIX в., причем одной из причин его сохранения являлся сезонный отток молодых мужчин на заработки. Хотя эта форма кровосмешения была осуждаема просвещенным обществом, крестьяне ее не считали серьезным правонарушением. В ряде мест, где снохачество было распространенно, этому пороку не придавали особого значения. Более того, иногда о снохаче с долей сочувствия говорили: «Сноху любит. Ен с ней живет как с женой, понравилась ему».
Причину этого явления следует искать в особенностях крестьянского быта. Одна из причин – это ранние браки. В середине XIX в. по сведениям А.П. Звонкова, в селах Елатомского уезда Тамбовской губернии было принято женить 12 – 13 летних мальчиков на невестах 16 – 17 лет. Отцы, склонные к снохачеству, умышленно женили своих сыновей молодыми для того, чтобы пользоваться их неопытностью. Другая причина снохачества уже упомянутые выше отхожие промыслы крестьян.
«Молодой супруг не проживет иной раз и году, как отец отправляет его на Волгу или куда-нибудь в работники. Жена остается одна под слабым контролем свекрови».
Из Болховского уезда Орловской губернии информатор сообщал:
«Снохачество здесь распространено потому, что мужья уходят на заработки, видятся с женами только два раза в год, свекор же остается дома и распоряжается по своему усмотрению».
Механизм склонения снохи к сожительству был достаточно прост. Пользуясь отсутствием сына (отход, служба), а иногда и в его присутствии, свекор принуждал сноху к половой близости. В ход шли все средства: и уговоры, и подарки, и посулы легкой работы. Все по поговорке: «Смалчивай, невестка, – сарафан куплю». Как правило, такая целенаправленная осада давала свой результат. В ином случае уделом молодой становилась непосильная работа, сопровождаемая придирками, ругательствами, а нередко и побоями. Некоторые женщины пытались найти защиту в волостном суде, но, как правило, те устранялись от разбора таких дел. Правда, И.Г. Оршанский в своем исследовании приводит пример, когда по жалобе снохи на уговор свекра к снохачеству, последний решением волостного суда был лишен «большины». Но это было скорее исключением, чем правилом.
Типичный пример склонения свекром снох к половой близости приведен в корреспонденции жителя села Крестовоздвиженские Рябинки Болховского уезда Орловской губернии В.Т. Перькова.
«Богатый крестьянин Семин 46 лет, имея болезненную жену, услал двух своих сыновей на «шахты», сам остался с двумя невестками. Начал он подбиваться к жене старшего сына Григория, а так как крестьянские женщины очень слабы к нарядам и имеют пристрастие к спиртным напиткам, то понятно, что свекор в скорости сошелся с невесткой. Далее он начал «лабуниться» к младшей. Долго она не сдавалась, но вследствие притеснения и подарков – согласилась. Младшая невестка, заметив «амуры» свекра со старшей, привела свекровь в сарай во время их соития. Кончилось дело тем, что старухе муж купил синий кубовый сарафан, а невесткам подарил по платку».
Но семейные любовные коллизии не всегда разрешались столь благополучно. В начале ХХ в. в калужском окружном суде слушалось дело Матрены К. и ее свекра Дмитрия К., обвиняемых в детоубийстве. Обвиняемая Матрена К., крестьянка, замужняя, 30 лет, на расспросы полицейского урядника призналась ему, что в продолжение шести лет, подчиняясь настоянию свекра, состоит в связи с ним, прижила от него сына, которому в настоящее время около пяти лет. От него же она забеременела вторично. Свекор Дмитрий К., крестьянин, 59 лет, узнав о приближении родов, приказал ей идти в ригу, и как только она родила, схватил ребенка, зарыл его в землю в сарае.
В крестьянском дворе, когда бок о бок жило несколько семей, порой возникали замысловатые любовные треугольники. Так, в орловском селе Коневке было «распространено сожительство между деверем и невесткой. В некоторых семействах младшие братья потому и не женились, что жили со своими невестками». По мнению тамбовских крестьян, кровосмешение с женой брата вызывалось качественным превосходством того брата, который отбил жену. Братья не особенно ссорились по этому поводу, а окружающие к такому явлению относились снисходительно. Дела о кровосмешении не доходили до волостного суда, и кровосмесителей никто не наказывал.
Следует отметить, что при определенной распространенности этого гнусного порока в русской деревне, крестьяне прекрасно осознавали всю греховность такой связи. Так, в Орловской губернии кровосм
Сексуальные отношения в царской России . Снохачество и проституция
Сексуальные отношения в царской России второй половины XIX – начала XX...
Крестьянская Любовь в деревне царской России : 10 исторических фото в цвете
Скакания, яровухи, «нестыдная любовь» дворян и епитимья за поцелуи.
Крестьянский блуд и помещичьи гаремы. Интимные традиции на Руси
Гей Секс Массаж Москва
Секс В Попу Подготовка
Секс С Красивой Женщиной Видео Онлайн
Россия 19 Век Секс
