Роман "ГОЭН", автор Аля Карамель
Продолжение...Близость, о которой девчонкой грезила Таня, оказалась вовсе не так прекрасна. Она оказалась страшна. Сергей доверял Тане настолько, что только ей он показывал себя таким, какой он есть, все потаённые закоулки своей души,
все выверты своего больного сознания, все эти жуткие чистилища, населённые мрачными демонами. Она с готовностью раскрывала свою чистую душу, и эта душа, как губка, впитывала, пропускала через себя все эти откровения, вы-
пущенных на волю демонов, отходы душевной жизнедеятельности. «Женская душа — это сосуд, который заполняют радости и горести любимого», — сказал А. П. Чехов. Тане доставались лишь горести. И всё бы ничего, но, чёрт возьми, слишком близко к сердцу она их принимала. Он требовал полного слияния души, разума и тела в одно общее бытие, до внутренностей, до психологических кишечников...
В общем, Таня поняла, как она заблуждалась в своём детском определении мечты. Это оказалось тяжело: всё время, каждую минуту жить под прицелом чьих-то глаз, пусть даже бесконечно, до самоотречения любящих тебя. Когда эти глаза неотрывно, а потому бесцеремонно преследуют тебя, слёзно моля не запирать ни на секунду двери твоей души, не отворачиваться, не закрываться. Когда у тебя нет права побыть наедине с собой, ты всё время должна в неограниченном количестве поставлять эмоции другому человеку...
Ты не можешь заболеть, умереть, исчезнуть. Найдут, откопают, оживят.
И вновь вперят в тебя отчаянно молящий взгляд. Настолько отчаянный, что это лишает тебя последних сил разорвать эту связь, из-за которой ты словно не можешь сама проживать свою жизнь: всё время кто-то рядом проживает её за тебя.
Каждый человек наполняет душу по-своему. Один сам для себя и сосуд, и напиток (и с точки зрения «наполненности» неважно, счастлив он или нет, ведь
несчастное мироощущение — это тоже дар, это тоже наполнение. Дар быть несчастным не менее ценен, чем дар быть счастливым).
Другому хорошо с самим собой, но ему необходимы люди, лишь в служении которым он ощущает полноту жизни, своего сосуда; только в духовном взаимодействии с другими он раскрывает все грани личности, сверкает, искрится.
Третий не может хоть чем-то наполнить сосуд и «побирается» у тех, кто способен. Такие люди — лишь песчинка, и жизнь их всецело зависит от того, кто рядом и что происходит вокруг. Себя они идентифицируют как отражение внешнего, и необходимый стимул для внутренней работы получают извне, перерабатывают его внутри и выдают опять во внешний мир, как бы находя подтверждение или опровержение внутренней работе. Жалки, жалки люди,
внутренний мир которых пуст и безрадостен и чей путь — лишь попытка паразитировать в чужих мирах...
В любви начисто отсутствовал смысл. Но зато она придавала смысл всему остальному. Она сделала моё сердце лёгким и пустым, как воздушный шар. Я не понимала, что со мной происходит. Но не потому, что поглупела — просто в происходящем нечего было понимать. Могут сказать, что такая любовь неглубока. А по-моему, то, в чём есть глубина — уже не любовь, это расчёт или шизофрения.
Виктор Пелевин, «Священная книга оборотня»