Review of “France: The Tragic Years” by Sisley Huddleston
Неореакция«Мне всегда казалось, что основная трагедия нашего времени заключается в том, что общественность — в соответствии с провозглашаемыми нами демократическими принципами — обязана по-настоящему осуществлять контроль над дипломатией своей страны, будучи в то же время подверженной различным эмоциям, которые, в свою очередь, влияют на эмоции тех, чьё дело — руководить судьбой стран: ведь общественность никак не может осознать даже самые базовые принципы дипломатии, не говоря уж о моментах более тонких».
На моей книжной полке, как и на полке всякого хорошего реакционера, есть этот сборник. Поэтому когда Молдбаг на днях упомянул книгу Сисли Хаддлстона, я решил, что мне стоит попробовать ознакомиться с ней.
Эта книга объясняет события, предшествовавшие ВМВ, положение Франции во время войны и последовавший за войной мир. Хаддлстон — человек интересный. Он входил в различные дипломатические круги, вроде как работал какое-то время на Лигу наций, и — что самое важное — он был прав насчёт многих вопросов на протяжении длительного периода времени.
По-настоящему книга хороша, когда описывает жизнь во Франции во время оккупации — я о ней почти ничего не знал. Большая часть обзора будет посвящена именно этой теме.
Дипломаты — включая Хаддлстона — знали уже в 1939, что Советы договаривались с немцами о мирном соглашении. Как сказал один русский дипломат, «СССР родился из первой войны, и вторая окончится советизацией Европы». Если бы Германия пошла воевать с Британией и Францией, каким бы ни был результат этой войны, он бы устроил Советы.
Как бы то ни было, если не считать всякие занятные дипломатические моменты, по-настоящему наша история начинается в Дюнкирке. Дюнкирк обычно считается чудом для британцев. Позиция Хаддлстона по этому вопросу сильно отличается от традиционной.
В Дюнкирке французы и бельгийцы, по сути, отдавали свои жизни за то, чтобы Англия смогла прожить и сражаться ещё немного. Чтобы история не показалась совсем уж расчудесной, Хаддлстон добавляет, что Германия разрешила британцам ускользнуть, в надежде, что они пойдут на мир.
Таким образом, Франция играет роль жертвы; кажется, что в Англии (да и в самой Франции) мало кто понял или оценил это. С этого момента вырисовывается основная структура повествования Хаддлстона. Самые благородные люди — это те, кто остались со своей страной несмотря на все ужасные события, которые последовали за этим. Конкретнее: самые благородные личности — это те, кто решил оставаться со своей страной до конца, старался минимизировать страдания своих сограждан, балансируя между попытками не спровоцировать полное уничтожение немцами Франции и отказом от активного пособничества им.
Этих людей впоследствии заклеймили словом «коллаборационисты» те, кто бежал из своих стран в более комфортные условия.
Леопольд III, который решил остаться в Бельгии — пример людей более благородных. Однако любимый персонаж Хаддлстона — Петен, который решил не покидать и возглавить то, что осталось от Франции. Политики (из-за дурацких выборов которых страна оказалась там, где оказалась) бежали из неё ради относительно комфортных условий неоккупированных стран. После этого они могли ругать своих соотечественников издалека.
Советую подумать немного об условиях перемирия Германии и Франции. Они были суровыми, однако они были намного мягче безоговорочной капитуляции. Немцы высоко оценили доблесть и мужество французов. Французами позволили сохранить правительство (которое возглавлял Петен) на юге (в Виши), и им позволили сохранить корабли и колонии. Французы знали, что им понадобится защищать Северную Африку, если они не хотят, чтобы немцы ужесточили условия перемирия.
Стратегию Петена лучше всего можно подытожить следующей цитатой: «Если наши союзники придут к нам с двумя или тремя дивизиями, я открою по ним огонь; если они придут к нам с двадцатью, я приму их с открытыми руками». Так выглядело то узкое пространство для манёвра, в котором Петен находился на протяжении всей немецкой оккупации. Он также старался находиться в нём и для того, чтобы оставшиеся во Франции граждане страны оставались в как можно более комфортных условиях. За все его заслуги он получил смерть за решёткой после возвращения де Голля из Англии. Расплата за правильные поступки часто выглядит именно так.
Большая часть книги посвящена попыткам Петена не помогать немцам, и в то же время сохранить способность страны сражаться с ними в нужный момент. К примеру, Петен мог в любой момент выторговать более выгодные условия для французов, передав французский флот немцам. Он так и не пошёл на это.
Несмотря на то, что Союзники (благодаря дипломатическим каналам) знали о намерениях Петена, они постоянно настраивали французов против себя. См., например.
В целом основным намерением Петена было убедить немцев доверять французам настолько, чтобы они отправили против России как можно большую часть своей армии (как мы вскоре увидим, основными ненавистниками «коллаборационистов» были коммунисты — впрочем, возможно, это было просто совпадением).
Хаддлстон верил, что Россия спровоцировала Гитлера на объявление войны с замедлением боевых действий на Западном фронте. Хаддлстон также верил, что как только Германия и Россия начали сражаться друг с другом, Черчиллю стоило выйти из схватки, чтобы Германия и Россия могли сконцентрироваться друг на друге. Пусть Петен был коллаборационистом, однако его цели — если Хаддлстон описывает их верно — кажется, выглядят намного более вменяемо, чем цели Черчилля или Рузвельта.
Я уже описывал эту позицию насчёт конца ВМВ, однако Хаддлстон предоставляет дополнительные аргументы в пользу идеи о том, что ВМВ выиграла Россия, и что к концу войны внешняя политика Америки и Британии была невероятно некомпетентной. Война с Японией (до полного её разрушения) убрала последнюю преграду перед распространением большевизма на Востоке. И как говорит Хаддлстон, «возможность свободно распространяться по миру большевизм получил в Тегеране».
Хаддлстон упоминает разную новую, важную и интересную информацию. Конкретнее: он подмечает, что чем безопаснее для Сопротивления становилась ситуация во Франции, тем более важную роль в руководстве движением играли коммунисты. Он даже замечает, что в самые тяжёлые моменты после Освобождения Франция управлялась, по сути, коммунистами. Кроме того, интересно заметить, что первым де Голля признали Советы.
Хаддлстон не намекает, что де Голль был коммунистом, однако он полагает, что коммунисты после войны как можно сильнее пытались расколоть Францию.
Настоящая трагедия разворачивается во время Освобождения. В «коллаборационизме» обвиняют каждого. И правда: для того, чтобы жить во Франции и пережить годы войны, любому нужно было в какой-то степени быть «коллаборационистом». Мог ли кто-нибудь отказаться продавать товары немцу? И т.д.
Результатом оказалась оргия обвинений, тюремных заключений, казней без суда и следствия и прочих зверств. Как говорит Хаддлстон, «в истории Франции никогда не было более кровавого периода, чем тот, который последовал за Освобождением 1944-1945 года». Он цитирует несколько источников (включая зарубежные), утверждающих, что убитой оказалась по меньшей мере сотня тысяч граждан Франции.
В конечном счёте настоящей трагедией был уничтоживший страну раскол, созданный руками «патриотов» (ни один из которых на деле не сделал ничего для скорейшего конца немецкого контроля над Францией):
«Было ли с национальной точки зрения мудрой идеей выставить Францию на посмешище всему поражённому происходящему миру, показать её страной, в которой у маршалов, генералов, священнослужителей, сотрудников префектур, госслужащих, министров, писателей, интеллектуалов, творческих людей не было ни капли любви к ней, и которые были готовы — и даже пошли на это — "продать" Францию "вечному врагу"? Было ли мудрой идеей сделать вид, что значительная доля французов была предателями или почти предателями, и что лишь emigre и относительно небольшое число активных (и то и дело неблагоразумных) членов Сопротивления были настоящими патриотами?»
И правда, не было. Как и столь многие другие поступки участников ВМВ, это не было мудрой идеей, это непросто объяснить, и кажется, что в итоге это пошло на руку только Советам.
Стоит отметить, что Хаддлстон считает, что в итоге Францию спас план Маршалла. Он заставил французов выбрать: на одной ли они стороне с американцами или нет.