Республиканский Рим и колонии.
Владимир Вольф
Кто знаком с историей Рима, знает, что колониальная политика была одной из составляющих этой империи. Не совсем в плане европейского колониализма 16-20 веков, захватить, поставить свою администрацию и эксплуатировать, а в виде создании городов, куда бы переселялись сами римляне, постепенно романизирующие местное население и превращающие его в часть общеримского культурного поля.
Колонизация, то есть выведение колоний, а не колониализм. По крайней мере так было в республиканский период. О котором и пойдет речь.
По правде сказать и сам Рим был колонией. Если верить традиции. То ли Трои, то ли Альба Лонги. Из самого же Рима колонии выводили еще в царский период. Скорее всего по частной инициативе. Настоящий же расцвет начался после окончания войн с латинами в 338 г. до н.э. Рим подчинил себе Латинский союз и начал активно осваивать близлежащую территорию, постепенно накладывая лапу на всю Италию. За столетие, между окончанием Латинской войны и началом войны Пунической второй, римляне основали 33 колонии(список по Селмону рис.2, карта рис.3). С какой же целью проводилась столь массовое строительство?
Сложившиеся к середине двадцатого века концепции выделяли три основных функции римской политики выведения колоний - военно-стратегический, аграрный и культурный. "Бастионы империи", по образному выражению Цицерона, основывались в важных стратегических точках, позволяющих контролировать подчиненные территории. Пресекать недовольство зависимых племен, сдерживая их в случае восстания до похода главных сил и не давая соединяться с другими смутьянами. Колонии выводились вдоль основных дорог и побережья, защищая их от вторжений и ударов. Их размещали на границах завоеванных земель, давая защиту пограничным территориям. Считается что по крайней мере в среднереспубликанский период это была основная цель.
Второй момент, аграрный. С помощью выведения колоний удавалось снизить остроту социальной борьбы, удаляя из города безземельных и малоземельных граждан. Для бедноты же это была возможность вновь встроится в систему, поступив на военную службу. Таким образом убивалось сразу два зайца - город избавлялся от вечно недовольных разорившихся граждан, появляющихся постоянно в связи ростом населения, и таким образом регулировались демографические издержки. Беднота же могла улучшить свое положение и не деградировать окончательно, а порой вновь включиться в социальные лифты. А заодно укреплялась власть и в самом Риме.
Третий момент, культурный. Колонии становились центрами романизации. Через них шло распространение римской культуры, религиозных и общественно-политических взглядов. Цитируя Джеймса Рида: "Влияние небольших по численности римских и латинских переселенцев было огромным. Местные диалекты сменились латынью, а само население путем постепенных изменений в культуре и образе жизни, со временем приняло её и полностью слилось с римским народом и государством". Рим нес не просто иную культуру, он нес цивилизацию. Незнакомые, по существу варварским еще, племенам, политические, экономические и социальные модели.
Массовые раскопки начавшиеся после Второй Мировой сформировали "археологический образ" римской колонии, дополнив известные из источников описания. Колонии выводились по решению народных собраний и Сената. На основе изданных ими распоряжений выбирались особые должностные лица и составлялись списки переселенцев. На месте основания новой колонии проводился особый религиозный ритуал с жертвоприношением, а территория будущего поселения обозначалась священной бороздой, проводившейся запряженными в плуг коровой и быком. Сам город строился по стандартному, квартально-координатному плану, с обязательным форумом и центральным храмом, как бы повторяя собой альма-матер, Рим.
Римская политика вела к распространению в Италии городского строительства и особой категории крестьян, свободных собственников-фермеров. В культурном же плане вслед за основанием колоний появляются чернофигурная керамика и особые терракотовые вотивные дары, прежде всего анатомические, а также массовая чеканка монеты. С распространением урбанизма начинается повсеместное строительство храмовых построек римского типа. Культурная экспансия, прослеживаемая археологически, постепенно охватывает весь Апеннинский полуостров, маркируя собой экспансию политическую. Иной раз складывается впечатление, что после установления контроля над Латинским союзом создается своеобразное "министерство по делам колоний", целенаправленно насаждающее свои ценности путем основания новых поселений. И хотя колонии внешне не повторяли Рим, с его узкими и запутанными улочками, они как бы воспроизводили идеал гражданского единства и равенства, отразившийся в равных участках квартально-координатной сетки. Как в планировке самих городов, так окружающих их полей.
Проводившиеся с девяностых годов дораскопки и новые методы в археологии поколебали эти представления, часть из которых критиковалась отдельными историками еще начиная с шестидесятых годов прошлого века. Стало понятно, что единого плана в строительстве колоний в республиканский период не существовало. Некоторые из них свою квартально-координатную структуру приобрели уже после ряда перестроек в позднереспубликанский и раннеимперский период. Сама же римская колонизация четвертого-второго веков полностью вписывается в происходившие тогда общесредиземноморские процессы, связанные видимо с ростом населения и установлением контроля над восточным средиземноморьем после македонского завоевания. Именно с четвертого века по всему средиземноморью наблюдается рост тех самых независимых крестьянско-фермерских хозяйств, которые и обеспечили скачок аграрного производства, а следовательно и увеличение численности населения.
Квартально-координатная сетка, как в городской так и аграрной топографии, не была изобретением Рима, а наблюдается как в ближневосточной, так и эллинистической традициях, в том числе и колониальной. Сами же процессы урбанистического роста в Италии прослеживаются и до римской экспансии, и в регионах этой экспансией до поры до времени не затронутых. В некоторых из них можно наблюдать аналогичные римским следы планового урбанизма и выведения колоний. И возникает вопрос: что первично - римская экспансия, давшая толчок урбанизации Италии, или урбанизация италийских сообществ, способствовавшая римской экспансии?
Само культурное влияние Рима оказывается под вопросом. Терракотовые вотивы, считавшиеся символом римской религиозно-культурной экспансии имеют общеэллинистические корни, а чернофигурная керамика родилась в аттических мастерских. Центры по её производству в Италии не обязательно связаны с Римом, и скорее всего её присутствие не может быть надежным маркером римской экспансии.
Конечно отрицать сильное влияние Рима на жизнь италийских племен бессмысленно. Оно было и привело к важным изменениям в сообществах. Но вот выглядело ли это как отношения варварской периферии и цивилизованного центра? Скорее всего нет. Даже монументальное храмовое строительство имеет этрусские корни, а то, что мы называем римской культурой, по существу явление вышедшее из этрусско-латинско-греческих контактов. И в отношениях Рима и италийских общин мы видим скорее не культуртрегерство, а диалектический синтез, обогащавший обе стороны.
Ну а как же "форпосты империи" в бушующем варварском море? Ведь именно такую картину рисуют наши источники, прежде всего Тит Ливий. Сомневаться в рассказах о колониальной политике в эпоху отстоявшую от него на двести- триста лет оснований нет. Но причины которыми он обосновывает эту политику вызывают сомнения. И всё говорит о том, что нарисованная им и другими авторами позднереспубликанского и раннеимперского времени картина отражает тенденции и мотивы современной им эпохи. О мотивах же двухсот -трехсот летней давности им не известно. Современный анализ распределения колоний выявил одну интересную черту. Колонии располагаются в стратегических местах не столько в военном, сколько в экономическом плане.
Мы привыкли видеть Рим глубоко аграрной структурой, в которой землевладение играло важнейшую роль. И такому взгляду мы также обязаны позднереспубликанским и раннеимперским авторам. Именно тогда формируется идея традиционного, правильного общества, как общества земледельческого. "Мирно пашущий римский трактор", как идеал золотого века и сохранения традиций рушащейся в огне бесконечной гражданской войны республики. И призыв Августа к возвращению традиционных ценностей, в основе которых именно землевладение, и благодаря которым было бы возможно единение всех политических группировок и народа. Правда всё это на фоне явного монархизма и попыток установления ломающей традиционный уклад вертикали власти. По существу нарисованное этими авторами общество, не более чем отражение представлений их времени об идеальном Риме, не совсем совпадающее с реальностью.
Рим возник на пересечении важных маршрутов, по которым шли люди, товары и идеи. Через него проходила дорога север-юг, связывающая Этрурию и Великую Грецию. Дорога по которой шли железо и медь. Рядом с Римом располагались месторождения соли, столь нужной в это время, и столь редкой в Италии. Сама ранняя история Рима, это история борьбы за соляную монополию. И весь смысл противостояния с Вейями, это именно борьба за соль. В последующем Рим делает всё возможное для установления контроля над другими её месторождениями. Основание Адрии и Венезии, строительство Виа Валерия, и борьба за Тарент, всё это части борьбы за соляную монополию.
Виа Салария, дорога соли. Одна из древнейших, возможно ещё доримских дорог, ведущая в центр Апеннинского полуострова. Именно с ней и с соляной торговлей, связаны колонии Рима раннереспубликанского периода. Так же как с её ответвлением на юг, Виа Кампана. Виа Салара могла возникнуть в связи с ещё одним важным для Вечного города товара, скотом.
Рим был центральным местом его продажи. Именно здесь заканчивались маршруты отгонного животноводства, основы хозяйства центральной Италии. Затем эти маршруты превратились в дороги. Расположение ряда колоний в раннереспубликанский период как раз соответствует путям по которым двигались эти стада. И для Рима, где все эти пути сходились, естественным был контроль за ними. По существу к началу Второй Пунической город стал центральным хабом Италийской торговли. Превратившись в надрегиональный центр. И появление его колоний, это возможность региональным сетям вписаться в более крупную систему обмена.
Взаимовыгодная торговля солью и скотом позволяла римлянам проникать и закрепляться на региональных рынках, вовлекая часть местной элиты в сферу своего влияния и создавая прочные связи. Мы представляем римское общество как некий монолит. Но это не так. На политической, и экономической, арене города действовали клановые группы, тесно связанные с разными регионами Италии и определенными группами элит в них. Это прослеживается и на археологическом материале колоний, присутствием местных культурных элементов. По существу колонии Рима были открыты для тех кто поддерживал экономические и политические отношения с ним. Этому способствовал и сам тип колоний. Из трех десятков римских колоний до Второй пунической не менее 22 были колониями латинского права, давая возможность части местных жителей приобрести латинское гражданство. Элита же латинских племен. активно участвовавших в колонизации, получала индивидуальное право на римское гражданство. Колонии не были закрытыми коллективами и археология говорит о присутствии в них местного населения. Даже если их правовой статус оставался прежним.
Всё это разрушает созданный историками середины прошлого века образ колониста как сурового солдата- земледельца, а саму колонию как осаждённую крепость, населённую исключительно римлянами . Колониальная политика никогда не была целостной, приспосабливаясь к местным условиям и адаптируясь к различным ситуациям. И тот факт, что большинство колоний раннего и среднереспубликанского периодов имели латинское право, может говорить о куда большем влиянии латинских городов в этом процессе, еще раз подтверждая тезис о Риме этого времени как федерации. Когда торгово-экономические интересы выступали главным двигателем процесса. Включая местные элиты и региональные сети в более сложные структуры контролируемые Римом. Конечно не стоит представлять римские колонии как некий аналог Дикого запада, с торговой улицей, салуном и ковбоями. Интеграция с местными общинами была более глубокой и в определенной степени именно распространение колоний установило до того подвижные границы племен. И еще вопрос, можно ли говорить об их романизации в этот период. Это конечно же не означает, что влияние на окружающий мир римской колониальной политики было минимальным, а конфликты незначительными. Часть колоний безусловно выполняла военные функции. Коренной перелом в колониальной политике наступил только в ходе второй Пунической, изменившей и сам Рим, и его отношение к союзникам, и Италийскому региону в целом.
Военно-аграрной картине римской колонизации мы во многом обязаны работам Рида (Reid, J. S. The Municipalities of the Roman Empire. Cambridge: Cambridge U. P., 1913.) и монографиям Селмона. Его основополагающий труд (Salmon, E. T. Roman Colonization under the Republic. London: Cornell U. P., 1969.) до сих пор лежит в основе общих работ по истории римской колонизации. А ссылки на разработанную им сложную схему гражданско-правовых типов римских колоний, прямо скажем весьма гипотетическую, можно встретить до сих пор. Хотя по большому счету все они делятся лишь на колонии римского права и права латинского. Если же говорить о современных подходах к колонизации в средиземноморском бассейне, то стоит упомянуть относительно новую работу «The Corrupting Sea: A Study of Mediterranean History» от Peregrine Horden и Nicholas Purcell, рассказывающую о трехтысячелетнем взаимодействии человека и Средиземного моря. Широкой картине экономических, культурных и социальных изменений в его в бассейне.
